Граф Брасс - Майкл Муркок

Ветер трепал его плащ с поднятым воротом, хлестал его по щекам и студил губы; точно воду, колыхал он густую шерсть скакуна, ножом разрезал заросли тростника, и, наконец, когда дневные животные уже начали отходить ко сну, а ночные еще не показались, чудовищная неподвижность охватила все просторы Камарга, Прекратился даже ветер. Перестали шелестеть тростники. Ничто не двигалось.

А Хоукмун продолжал ждать.

Много позже он услышал, как чавкают копыта по влажной земле и какой-то приглушенный звук. Рука его невольно двинулась к левому бедру и высвободила из ножен меч. Сегодня на нем были стальные доспехи, словно вторая кожа облегавшие тело. Отбросив с глаз непокорную прядь, он поправил на голове шлем, простой и без всяких украшений, как у самого графа Брасса, а затем откинул плащ назад, дабы тот не стеснял движений.

Однако всадник был не один, и Хоукмун насторожился. Хотя нынче вечером луна была полной, но звуки доносились откуда-то из-за развалин церкви, и он не мог установить их источник. Похоже, их было четверо. Стало быть, самозванец привел подкрепление. Возможно, это все же ловушка. Где бы спрятаться? Но вокруг не было ничего, кроме древних руин. Он осторожно подошел ближе, перебрался через древние потрескавшиеся камни и укрылся от возможных взглядов людей, которые пришли бы с другой стороны холма. Лишь пасущаяся лошадь выдавала его присутствие.

Всадники тем временем двинулись вверх по склону. Их очертания вырисовывались на фоне светлого неба. Они поднимались, прямые и горделивые, но он по-прежнему не мог их узнать. Заметив медный отблеск, Хоукмун понял, что один из четверых - это лжеграф, но доспехи троих его спутников оказались ничем не примечательными, и он не сумел их опознать. Наконец на вершине холма они заметили лошадь, и тогда послышался голос графа Брасса;

- Герцог Кельнский! Он не стал отвечать.

Тогда раздался другой голос, не скрывавший насмешки:

- Возможно, он пошел облегчиться среди этих развалин?

Потрясенный, Хоукмун узнал этот голос.

Он принадлежал Гьюламу д'Аверку. Покойному д'Аверку, который погиб в Лондре столь печальным образом.

Он заметил его силуэт с носовым платком в руках и узнал знакомое лицо. Да, перед ним и впрямь был д'Аверк. И тотчас с ужасом Хоукмун понял, кто двое остальных.

- Подождем, он ведь сказал, что придет, граф Брасс?

Это говорил Ноблио.

- Верно, именно так он мне и сказал.

- Тогда пусть поторопится, ибо ветер кусает меня даже сквозь густой мех, послышался голос Оладана.

И тогда Хоукмун понял, что спит он или бодрствует, но он переживает подлинный кошмар. Самое болезненное испытание, с каким ему только доводилось сталкиваться: видеть эти существа, столь похожие на его покойных друзей, которые собрались вот так, все вместе, в точности как пять лет назад. Хоукмун с радостью отдал бы жизнь, чтобы это их возвращение оказалось подлинным, но знал, что это невозможно. Никакое колдовство не способно возвратить к жизни Оладана с Булгарских гор, которого прямо у него на глазах разрубили на куски, а затем прах развеяли по ветру. И, кстати, остальные трое также не имели на себе ни малейших ран или отметин.

- Я простужусь, это точно" И, возможно, опять умру.

Фраза эта была совершенно типичной для д'Аверка, который вечно тревожился по поводу своего здоровья, на самом деле на редкость крепкого. Неужто перед ним и впрямь призраки?

- Не могу понять, что свело нас всех в этом месте, - задумчиво произнес Ноблио, - ив столь мрачном мире, где нет даже солнца. Но ведь мы с вами, кажется, уже встречались, граф Брасс. В Уране, если я не ошибаюсь, при дворе Ганала Белого?

- По-моему, да.

- А этот герцог Кельнский, насколько я слышал, еще хуже Ганала, и столь же кровожаден. Кажется, единственное, что объединяет нас всех, это то, что мы должны будем пасть от его руки, если сперва не прикончим его самого, и все же мне трудно поверить...

- Мне намекнули, что, возможно, мы пали жертвой заговора, как я вам уже и говорил, - подчеркнул граф Брасс. - Это похоже не правду.

- Мы жертвы, это точно, - подтвердил д'Аверк, аккуратно сморкаясь в кружевной платок. - И все же я убежден, что об этом нам надо сперва поговорить с нашим предполагаемым убийцей, прежде чем пытаться прикончить его. Если мы убьем и ничего не выйдет, то мы рискуем остаться в этом ужасном отвратительном месте на целую вечность... И к тому же вместе с ним, поскольку он тоже будет мертв.

- Да, кстати, если уж об этом зашла речь, то как именно вы погибли? спросил его Оладан совершенно светским тоном.

- Отвратительной смертью, причиной которой была плотская страсть и ревность. Страсть моя, а ревность чужая.

- Как любопытно, - засмеялся Ноблио.

- У меня была любовница, которая.., такое, знаете ли, случается была замужем за другим человеком. Отличная хозяюшка... Изобретательна как у плиты, так и в постели, если вы понимаете, что я хочу сказать. Так вот, мы с ней чудно провели целую неделю, пока муж ее был в отъезде при дворе... Дело было в Ганновре, я там оказался по делам. В общем, это была восхитительная неделя, но однажды вечером, увы, она подошла к концу, ибо ночью должен был вернуться супруг моей милой дамы. Дабы утешить меня, она приготовила восхитительный ужин, прощальный букет. Никогда еще она не стряпала лучше. Там были и эскарго, и супы, и гуляш, и птица в нежнейшем соусе, и суфле" Ладно, умолкаю, дабы не возбуждать в вас аппетит... В общем, великолепная трапеза, которой я сполна воздал должное, хотя при столь деликатном здоровье, как мое, это небезопасно. После чего попросил свою возлюбленную, пока еще было время, на часок доставить мне наслаждение и в постели, ибо возвращение супруга ожидалось только через два часа. Она согласилась, хотя и не без колебаний. Итак, мы рухнули на любовное ложе в экстазе... И заснули крепким сном. Столь крепким, доложу я вам, что проснулись, лишь когда супруг ее принялся трясти нас за плечи.

- И он вас убил, да? - полюбопытствовал Оладан.

- В какой-то мере. Я выскочил из постели, оружия у меня не было, да, собственно, как и повода его убивать, ибо это он был оскорбленной стороной, а я всегда считал себя человеком справедливым. Итак, я выскочил и устремился к окну, без одежды, а на улице лило как из ведра. Пять миль я прошагал, чтобы вернуться к себе. В результате - пневмония.

Оладан расхохотался, и звук его смеха причинил Хоукмуну нестерпимую боль.

- От которой вы и умерли.

- От которой, чтобы быть точным, если только этот странный Оракул нам не солгал, я умираю сейчас, в этот самый миг, в то время как душа моя пребывает на этом ветреном холме и подвергается еще худшим мукам.