Рассказы майора Пронина - Лев Овалов

Меня перевели на работу в Москву, и Виктор переехал вместе со мной. Зинаида Павловна вышла замуж за соседа по квартире, у нее появились новые заботы, и я уговорил ее отпустить сына.

С Виктором мы, понятно, ни о чем не уславливались, но как-то само собою подразумевалось, что, закончив образование, он будет работать вместе со мной, – уже с тринадцати лет он начал считать себя чекистом.

Летом 1922 года на Урал отправлялась комиссия для осмотра железных рудников. Комиссия состояла из инженеров и работников хозяйственных учреждений, и я включен был в нее в качестве представителя Государственного политического управления.

Комиссии поручено было наметить меры для восстановления и расширения железных рудников, но по существу обследование имело гораздо большее значение. Официально об этом не говорилось, но было известно, что руководители некоторых советских учреждений, разоблаченные впоследствии нашей разведкой, предлагают сдать в аренду иностранным капиталистам важнейшие отрасли народного хозяйства, и доклад комиссии о состоянии рудников мог иметь немаловажное значение при решении правительством этого вопроса.

Выехать следовало в начале июня, вся поездка была рассчитана месяца на три. Точный маршрут в Москве установлен не был. По приезде на Урал члены комиссии должны были связаться с местными организациями, наметить совместно с ними план работы и объехать крупнейшие рудники.

Виктор просил меня взять его с собой, и я ничего не имел против. Неплохо было бы использовать ему лето для того, чтобы познакомиться с Уралом. Сначала я решил было, что Виктор будет сопутствовать мне самым обычным образом, но потом в голову мне пришла идея использовать поездку для тренировки, которая могла пригодиться Виктору в будущем.

– Хорошо, я тебя возьму, – сказал я. – Но поедешь ты самостоятельно. Я должен и не видеть тебя, и не слышать. Но время от времени, через день – два, ты будешь находить способы встретиться со мною наедине.

Виктор не сразу понял.

– Это что же такое? – спросил он. – Игра?

– Скорее экзамен, – сказал я. – Вскоре тебе придется работать самостоятельно и, возможно, заниматься более крупными делами.

Виктор задумался.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Я попытаюсь. Ты скажешь, когда начинать?

Нетрудно было догадаться, что озадачивало Виктора, но мне понравилось, что сам он не промолвил об этом ни слова.

– Успокойся, испытание не будет таким жестоким, как ты предполагаешь, – сказал я мальчику. – Тебе не придется добывать средства к существованию и изворачиваться перед каждым встречным. Ты получишь и деньги, и предлог для поездки, чтобы не возбуждать подозрений. Игра идет между нами двумя, и больше никого не надо в нее вмешивать.

– Тогда я совсем согласен! – воскликнул Виктор. – Ты двадцать раз будешь находиться рядом и не сумеешь меня заметить!

– Но, смотри, никаких глупостей, – предупредил я его.

Я не боялся за Виктора. Парню исполнилось шестнадцать лет, за последний год он сильно возмужал и был достаточно благоразумен.

Незадолго до отъезда члены комиссии собрались на заседание. Это были инженеры-геологи и один металлург, хозяйственники и представитель профессионального союза горнорабочих. Комиссию возглавлял профессор Савин, известный геолог, подвижный и говорливый толстяк, больше всего, кажется, боявшийся не выполнить в жизни все, что предположено было им сделать. Явился на заседание и видный в то время советский деятель. Ну, назовем его, что ли, Базаров.

Мы поздоровались, расселись за круглым столом, стоявшим среди просторной комнаты, и потом как-то невольно склонились все над картой Урала, лежавшей на столе, перебирая возможные варианты нашего маршрута.

– Уважаемые коллеги! – скороговоркой сказал Савин, открывая заседание. – Мы должны действовать энергично и не теряя времени. Надо так осмотреть рудники, чтобы взять на учет каждую вагонетку. В результате обследования мы создадим план восстановления бездействующих рудников, развертывания горных работ, увеличения добычи…

– Вы несколько… углубляете задачи комиссии, – очень вежливо и спокойно вмешался в разговор Ба­заров. – Комиссия должна беспристрастно обрисовать нам состояние рудников, а уж как поступать дальше – вопрос будет решаться в Москве, с точки зрения общих государственных интересов…

Савин возразил, и они с Базаровым поспорили, но Базаров, пользуясь своим видным положением, очень уверенно оборвал профессора, и Савин смутился, что-то забормотал и смолк.

Тогда я не придал этому разговору значения, и легкая перепалка запомнилась, правильнее, – вспомнилась мне значительно позже, спустя много лет, когда вражеская деятельность Базарова была разоблачена, в те же дни я предположить не мог, насколько умело и ловко могут маскироваться предатели.

Вечером я дал Виктору денег, дал удостоверение о том, что он является агентом по распространению каких-то журналов, – в те годы по нашей провинции разъезжали множество всяких торговых посредников и агентов, и спросил:

– Ты ведь Уэллса читал, «Человека-невидимку»?

– Ну читал, – сказал Виктор.

– Так вот, – продолжал я, – ты тоже становишься невидимкой. Единственное, о чем я могу поставить тебя в известность, так это о своем отъезде: завтра, восемь часов вечера, Ярославский вокзал.

У Виктора дрогнули губы.

– Ну что ж, – сказал он, – постараюсь не осрамиться.

Выехала наша комиссия в положенное время, никто не отстал, не опоздал – в общем, как говорится, с места тронулись легко.

От Москвы до Урала не близко, но скучать в поезде не пришлось. Чем дальше мы отъезжали от Москвы, тем сильнее чувствовалось возбуждение, испытываемое моими попутчиками. Предстояла работа, имевшая большое значение для всей нашей промышленности. За годы войны инженеры изголодались по работе, требовавшей размаха и творческой выдумки, Савин высказывал различные предположения и сочинял проекты реконструкций рудников, и все охотно ему вторили. Конечно, не все вначале одобряли радужные проекты профессора, но в разговоре он как бы случайно напомнил старое суждение о превосходстве иностранных инженеров над русскими, задел больное место своих спутников, и их невозможно уже стало унять.

Пожалуй, среди всей компании я один был несведущим человеком. Но я не стеснялся задавать вопросы, и мои спутники терпеливо делились со мной своими знаниями. В течение трех суток я прослушал целый курс горного училища!

Меня интересовало, едет ли в этом поезде Виктор. Не один раз обходил я вагоны, заходил к проводникам в служебные отделения, заглядывал даже к машинисту на паровоз, но усилия мои оказались тщетными: Виктора нигде не было. Однако, выходя на какой-то остановке на платформу и накидывая на себя шинель, я нашел в ее кармане записку: «Не ищи меня, я тут».

Прибыв к месту назначения, мы устроили несколько совещаний, затем началось наше путешествие по уральским городкам и поселкам. Мы передвигались на поездах, на лошадях, на пароходах и, стараясь осмотреть возможно больше рудников, знакомились с участками, лазили по карьерам и отвалам, спускались в шахты, брали на учет годные и негодные машины и подолгу беседовали с тамошними рабочими и служащими. Настроение у них всех было одинаковое: все соскучились по работе, все охотно нам помогали, жаловались на неполадки и ждали помощи от нас.

Пример нам подавал Савин. Тучный старик, точно мальчик, взбегал по уступам открытых разработок и нырял в забои шахт, все ему надо было обязательно увидеть самому, никому из нас не давал он покоя, каждый день он заставлял нас составлять десятки отчетов, описей, актов, крикливо повторяя одну и ту же фразу: «Учтем все ресурсы, разумно используем, и не понадобится нам никакая помощь от иностранцев!»

Но далеко не все шло так, как хотелось Савину. Многие рудники были заброшены, разработка других велась хищническим способом, рудничное оборудование было разворовано, и, самое главное, мы то и дело, к удивлению местных работников, находили затопленные шахты, обвалы и оползни. Никто не знал, когда произошли эти бедствия, ничего о них не было известно, и эти печальные открытия все чаще и чаще портили наше настроение.

– Позвольте, почему же эта затопленная шахта числится у вас исправной? – сплошь да рядом ворчал профессор на местных работников.

– Но мы были здесь месяца четыре назад, и все было в порядке, – оправдывались те.

– Врете-с, врете-с, – ворчал профессор. – Не любите вы свой край, не изучаете его, бумажкам доверяете…

Такие открытия нам приходилось делать чуть ли не на каждом большом руднике, и они лишь подтверждали сообщения о тяжелом положении уральской горной промышленности. Что ж, с этим приходилось мириться, как и с естественными последствиями Гражданской войны. Удивительным было другое. Местные работники, казалось бы, обязанные знать состояние рудников в своих районах, выражали не меньшее изумление по поводу этих обвалов, оползней и затоплений, чем мы, впервые приехавшие сюда люди. Странными казались их заверенья в том, что они не знали о происшедших на рудниках бедствиях…