Свидание на Аламуте - Игорь Резун

Радзивилл догадывался, что ему предстоит увидеть, и поэтому ничему не удивлялся. Хороших тел оказалось мало. Преобладали либо тронутые старостью и ожирением туши записных гомиков, либо безвкусные, прошедшие сотню фитнес-салонов тела мужчин-проституток. Женщины Алеся интересовали еще меньше: за силиконовыми грудями угадывались банальные мегеры, а от банальности тот всегда бежал. Обратила внимание на себя только одна дама — черноволосая, белотелая, миниатюрная, но грациозная. Она была обнажена, но бедра скрывала ювелирная фигурная копия «пояса верности» из старинного серебра. Ноги ее были босы, и эти босые ступни она бесстрашно переставляла между хищных шпилек остальных танцующих, не боясь, что их раздавят стальной иглой. Радзивилл с интересом взглянул на эту женщину, потом потерял из виду, потом забыл. Он выпил пару бокалов хорошего шампанского и покинул вечеринку, вход на которую стоил пять тысяч евро. Выход же был свободным. После кабинки для переодевания гости могли покинуть виллу через один из восьми выходов на каждую сторону света.

Это был тот редкий случай, когда Радзивилл сам садился за руль своего бирюзового «Ягуара», в остальных случаях суету вождения Алесь ненавидел. Но сюда не принято было брать шоферов, поэтому автомобиль неторопливо поехал по сумрачным аллеям, освещенным лишь скрытыми в густой листве светящимися шариками. И через несколько минут, почти уже на выезде из парка, у тротуара прилегающей улицы он увидел роскошный Aston Martin DB8 Collection Edition, модификации Smoking Room Car (об этом говорила сверкнувшая в свете фар эмблема в виде курительной трубки на багажнике серебристого автомобиля). Форсированный двигатель, два кондиционера в салоне, сандаловое дерево приборной панели, платиновые пепельницы и ручки дверей — всего плюс сто сорок тысяч фунтов к базовой стоимости модели. Машина стояла у тротуара с зажженными рубинами габаритных огней, и было видно, как она слегка просела на правый край.

Алесь осторожно объехал «астон-мартин», потом нерешительно остановился. Он опустил стекло, увидел в зеркальце заднего обзора в пустоте и темноте уходящей вдаль улочки, обставленной, как старая комната, громоздкими грубыми домами, как из окна английского автомобиля высунулось то самое лицо — бледное, но страстное, обрамленное черными локонами. Женщина помахала обнаженной рукой, и в автомобильном свете сверкнул браслет на запястье — натуральный жемчуг, не меньше двухсот тысяч евро. Радзивилл вышел из машины, приблизился. Женщина, тряхнув локоном, соблазнительно падавшим на белый лобик, сказала по-французски с забавным акцентом:

— Простите… спустило колесо. Вы могли бы чем-нибудь помочь, мсье?

— Если только у вас есть домкрат, сударыня, — учтиво склонился над ее окошком Радзивилл; видно было только ее лицо и мягкий намек на оголенные плечи. — В противном случае я просто могу вас довезти до места, если позволите.

— Я посмотрю, мсье…

Он отвернулся всего на минуту — сделал шаг к колесу. В следующую секунду хлопнула дверь, и раздалось шуршание. Радзивилл поднял голову. Женщина стояла у багажника. Она была совершенно голая. Радзивилл сразу понял, что это та самая, танцевавшая босиком в залах виллы, — пятка ее правой, грациозно поставленной на пальцы ступни казалась темной от пыли. Поляк опытным взглядом оценил бриллиантовое колье на обнаженной груди, плюс изумруды и африканские агаты примерно на двести пятьдесят тысяч евро, золотая цепочка с белым камнем на щиколотке этой отставленной ноги — еще как минимум двести тысяч евро и фигурная стрижка на лобке в форме знака «Ом» — не менее пятидесяти тысяч евро у элитного парикмахера. Женщина указала рукой на багажник:

— Я не знаю, как выглядит эта штука, но, кажется, там она есть, — и, поймав его тщательно скрытое изумление, она добавила лукаво: — А вы никогда не ездили нагишом по ночному Парижу? Поверьте, это особое наслаждение!

Так они и познакомились с Элизабет-Коломбиной Дьендеш де Кавай, венгерской аристократкой, проматывающей в Париже, по слухам, стояние своего третьего мужа, секретаря венгерского представительства в ЮНЕСКО.

С этого времени Радзивилл встречался с ней два раза. И ни разу не притронулся даже пальцем — этого просто не потребовалось. Очень скоро Алесь оказался без ума от этой женщины. Она была особенной. Он уже испытал все самые затейливые формы интимного грехопадения, но ему надоел разврат высшего общества. Несмотря на хорошее владение техникой этого разврата, любительницы приключений занимались им скучающе, без азарта, словно бы пробовали очередную «фишку», модную в этом сезоне. Развратная же страсть графини Дьендеш была горяча и натуральна. Элизабет источала ее каждую минуту, каждую секунду, каждым своим движением и каждой гримаской. Это было совершенно новое ощущение, и оно взбудоражило Радзивилла. В ее присутствии он уже несколько раз испытал оргазм без прикосновения. Ощущалось, что это — форма ее жизни, ее суть и единственное предназначение в этом мире.

И вот сейчас она потащила его черт-те знает куда, в двенадцатый округ, на аллеи Венсенского леса. Какое-то сумрачное строение, освещенное только китайскими фонариками, с ткани которых, пропитанной «кровью драконов», таращились те самые драконы — гигантские ящерицы; дощатая веранда, зайдя на которую, графиня сразу же сбросила туфли ловким и отточенным жестом, так восхищавшим Радзивилла. В доме находились нечистые, на первый взгляд, циновки, и разливался хорошо знакомый по некоторым ресторанам в Гонконге сладковатый запах гашиша. Элизабет опустилась на эти розовые циновки легко, ведь на ней были красные шальвары до щиколоток и почти прозрачная блузка с разрезанными рукавами. Радзивилл, выйдя из штиблет, с трудом совершил такую же операцию. Трость, с которой он не расставался, положил перед собой, словно бы прочертив между собой и женщиной границу. Хозяин, плешивый яванец, принес им то, что быстро, не раздумывая, потребовала графиня. В итоге были поданы салат из медузы, болгарского перца, лука и кинзы, с зеленым хреном «Вассаби» и соевым соусом, лягушачьи лапки «Тхе пан», филе окуня «Цзинь-Ю» с устричным соусом и мидии под чесноком. К этому всему графиня заказала бутылку одуряюще сладкого, приторного, как ликер, шанхайского вина. Алесь наслаждался вкусом — блюда оказались приготовлены отменно. Он подозревал, что они были напичканы афродизиаками, и не сводил глаз с аппетитной груди, туманно просматривавшейся за кофточкой графини, и ног, сплетенных в нескольких сантиметрах от пиалы с рисом.

Сейчас он вертел на языке ломтик филе окуня, ощущая, как специи пряной ладошкой гладят нёбо.

— Но… ваши предки же из Венгрии?

Она снова рассмеялась.

— Мой дед говорил, что мы происходим чуть ли не из рода графов Дракула. Но на самом деле при адмирале Хорти он занимался поиском легендарной гробницы царя Кира, которая могла бы содержать артефакты, способные помочь нацистам установить власть над миром… Тихий кабинетный ученый, аристократ, погруженный в оккультизм. Но это помогло ему за несколько месяцев до падения хортистов вывезти нашу семью в индийский штат Кашмир, в город Лахор. Там в сорок шестом родился мой отец, граф Дьендеш. Ну, а потом… дед стал советником пакистанского правительства. Мы переехали в Исламабад, а отец занимался археологией. Я училась в Лондоне, гостила у любовницы отца в Париже… О! Изумительная женщина! Она научила меня всему, что можно делать в постели. Я объездила весь Индокитай — сначала с отцом, потом одна. Когда мне было восемнадцать лет, я предприняла первое самостоятельное путешествие по Индии. Я взяла несколько проводников-сикхов, несколько выносливых осликов и лошадей, и наш караван двинулся в глубь Индии. К сожалению, сначала утонули двое сикхов, потом один был укушен коброй. Я осталась одна посреди жуткого тропического ливня с проводником-парсом.

— Это потомки древних персов?

— Совершенно верно, мой милый Пяст… Нас буквально вынесло к какому-то селению. У меня была лихорадка. Я помню, как вошла, шатаясь, в какую-то хижину и на урду, которым немного владела, объяснила, кто я такая. В хижине был только старик, крепкий такой индус совершенно непонятного возраста.

Графиня Дьендеш ловко раскрыла ножичком мидию и, не пользуясь палочками, высосала содержимое; утерев губы салфеткой, она усмехнулась.

— Первым делом он разорвал на мне всю одежду. Обнажил грудь. Я стояла почти голая. Думала, он будет меня насиловать. Но старик достал плошку с чем-то темно-красным и омыл мои груди. Потом заставил выпить. Только тут я поняла, что это — человеческая кровь.

Алесь вздрогнул, но не показал виду. Сам он пользовался европейскими вилкой и ножом и сейчас разрезал филе на мелкие кусочки, которые завивались колечками.

— Вы слышали что-нибудь о поклонниках богини Кали? — задумчиво спросила графиня.