Утренний всадник. Книга 2: Чаша Судеб - Елизавета Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь, когда прямичевский князь знает, что увез вовсе не княжну Даровану, оставаться с ним дольше не имело смысла. Смеяне не давали покоя мысли о Светловое. Она скучала по нему и беспокоилась – кто же теперь будет его удачей, ведь она ему так нужна! Всей душой Смеяна рвалась назад, к своему светлому Яриле, которого без нее стережет столько опасностей. От Держимира нужно уходить, и как можно скорее. Но нечего надеяться, что тот ее отпустит. Хотя бы из простой мстительности – уж на что, а на это он способен!
Смеяна не боялась уйти в гущу чужих лесов: лес всегда был ей родным и понятным. Прикасаясь к рысьему клыку в ожерелье, она вспоминала янтарно-золотые глаза с острыми черными зрачками и верила, что они снова помогут ей, если придет нужда.
А что до дебрического оборотня, то она не слишком его опасалась. Ведь княжна Дарована знала его и не боялась. Но сейчас не это важно.
Уйти на глазах дозорных, конечно, не получится. После утренних событий Смеяна заметила, что дрёмичи побаиваются ее, но преданность князю окажется сильнее страха, а их слишком много, чтобы она могла перекусать всех. Нужно как-то от них избавиться. Хотя бы усыпить. А как?
Хмурясь, Смеяна пыталась вспомнить, как Творян заговаривал бессонницу. Ему это ничего не стоило: только в глаза посмотрит, и любая бабка засыпает, как набегавшаяся девчонка. Как там заговаривают? «Заря-Зареница, красная девица, возьми мое бессонье, дай мне сон-угомон…»
Закрыв глаза, Смеяна воображала сон огромным мягким теплым облаком, непроглядным, глубоким. Спит лес под грудами снега, сон безраздельно властвует в нем, подчиняет себе все: деревья, кусты, даже лесного хозяина – медведя. Вот облако сна наползает из чащи зимнего леса, окружает белым туманом поляну, тянет прозрачные крылья к дозорным. Не открывая глаз, Смеяна плавно водила перед собой руками, вдохновенно призывала это призрачное бесшумное чудовище и с восторгом чувствовала, что у нее получается: сон услышал ее и идет, готовится поглотить дружину, вторгшуюся в его лесные владения. На нее саму накатывалась сонливость, голова клонилась на грудь, веки тяжелели, в душе воцарялись покой и младенческая безмятежность. Как тяжело было не упустить из мыслей дозорных и поворачивать на них эти груды сна!
На поляне стояла тишина, застывшая, неподвижная, как будто здесь и нет людей. Только лошади, привязанные на опушке, потряхивали гривами. Осторожно, словно тайком высовывая голову из-под воды, Смеяна открыла глаза. Двое дозорных спали, один уронил голову на колени, сидя на бревне, другой сполз на снег и спал, прислонясь к стволу головой.
Смеяна бесшумно выползла из шалаша. Даже если она не достала своей неумелой ворожбой до дальних дозорных, то может же девушке понадобиться выйти?
Она подошла к краю поляны и вгляделась в чащу – один спит стоя возле дерева, другой сидит, прислонясь к стволу спиной. Вот и славненько.
Стараясь сдержать ликование, чтобы не разрушить собственные труды, Смеяна пробралась к привязанным коням и сорвала с ветки узду. Спасибо Макоши, что она не княжна: сумеет и оседлать, и взнуздать. Ласково погладив по морде незнакомого коня, Смеяна быстро завязала с ним дружбу, и он позволил набросить на себя седло.
Торопясь, Смеяна трудилась над застежками, как вдруг позади скрипнул влажный снег и чья-то рука легла ей на плечо.
Она обернулась, готовая мгновенно вцепиться в глаза тому, кто хочет ей помешать, и увидела Баяна. Куркутин хмурился, с трудом одолевая сонливость, его смуглое лицо выглядело помятым. Но и в полусне он сообразил, что она задумала. То же самое, что и он когда-то.
– Ты чего же это, сестричка? – невнятно пробормотал Баян. – Бросить нас хочешь?
– Хочу! – ответила Смеяна. Притворяться перед ним не имело смысла. – Не очень-то вы мне по душе пришлись. Не будем ссориться, брате, пусти.
Баян покачал головой:
– Не пущу. Нам знаешь как удача нужна? Да я ж тебе рассказывал. Держимир своего счастья не понимает. Я тебя как утром увидел, так и понял: ты куда как лучше Дарованы. От нее только и пользы, что Скородум ходить войной поостережется. А ты… Ты и сама не знаешь, что можешь сделать. Ты нам нужна.
– Зато вы мне не нужны! – нетерпеливо ответила Смеяна. – Я не ваша удача, не братца твоего бешеного. Меня Светловой ждет, я к нему пойду!
– Ему чужой удачи не надо, своей хватит. И княжна ему осталась. Да и вообще – он у вас блаженный какой-то. Сама говорила: с самой Макошиной Недели ты с ним, а он тебе хоть слово ласковое сказал? Ты его любишь, я знаю, – а он-то тебя?
Смеяна опустила глаза. В ней то вспыхивала решимость вырваться отсюда во что бы то ни стало, то вдруг накатывала растерянность: а ждет ли ее Светловой на самом деле? Может, он и не заметил, что она пропала?
– Ты не знаешь! – тихо, почти с мольбой сказала она и положила руки на плечи Баяну, чтобы он не возражал. – Он не может меня любить – его сама Леля приворожила. Он не о девушках мечтает, а только о ней. Он без меня пропадет. Совсем пропадет!
Баян тихо протяжно свистнул, провел рукой по лбу, стараясь проснуться окончательно.
– А я-то… – начал он. – Ну и дела! Один Звенилой одержим, другой и вовсе Лелей. И не знаешь, которому хуже. Мой-то… Вот видишь! – сам себя перебил Баян, у которого почти все мысли в конце концов сворачивали на брата. – Ты со Светловоем сколько месяцев, а пользы мало. Молчи! – шепнул он, видя, что Смеяна собирается возразить. – От грома ты его увела и невесту ему спасла – ты от него беды отводишь, а он сидит сложа руки, пригрелся, как жаба на навозной куче. А с Держимиром ты что сделала, погляди только! Он как тебя увидел, так Звенилу прогнал! Ты не знаешь! – горячо воскликнул Баян, напав наконец на самую главную мысль. – Я думал, эта змея подколодная его начисто сожрет, а он от нее по самую смерть не избавится. А с тобой он сразу в силу вошел! И ведь не убил ее! Кабы не ты, он бы ее придушил, тащи меня Кощей, придушил бы! Ей-то поделом, да ведь она мертвая нам бы покоя не дала никому, всех бы нас замучила и с собой в Навье* уволокла. А ты…
Баян говорил быстро и беспорядочно, сонливая хмурость исчезла с его лица, глаза разгорелись. Не закончив, он словно задохнулся от восхищения и звучно чмокнул Смеяну куда-то возле глаза, и она не успела уклониться, поскольку ничего такого не ожидала.
Да, она не знала, каким подвигом стало для Держимира изгнание Звенилы, и удивлялась, почему он не сделал этого раньше. И уж конечно ей не приходило в голову связать это со своим собственным появлением. Баян же смотрел на дело по-другому: он-то знал, как трудно было Держимиру избавиться от чародейки, которую он считал и своим оружием, и своим проклятием.
Смеяна молчала, не находя, что возразить, но по-прежнему рвалась к Светловою и вовсе не хотела оставаться здесь. Баян крепко держал ее за плечи, и Смеяна растерялась, чувствуя себя пойманной. Не драться же с ним. Да и другие дрёмичи проснутся. Не умеет она ворожить, дуреха неученая! Не умеет!
– Но я же отпустила тебя! – умоляюще заговорила Смеяна, заглядывая Баяну в глаза. У нее в запасе оставался последний довод, который ему нечем отразить. – Я же отпустила тебя, а мне тоже было жаль с тобой прощаться.
– Ты меня отпустила, потому что мне добра хотела. Вот и я тебе добра хочу и потому не пущу, – серьезно ответил Баян.
– Это как? – возмутилась Смеяна и отпрянула от него, прижалась спиной к конскому боку. – Я лучше знаю, что мне нужно!
– Вот и неправда! – Баян уверенно покрутил головой. – Женщины никогда не знают, что им нужно. Светловой – безумец, дивий великан*, одно слово, только тихий пока. Если он о Леле мечтает, то его душа уже не здесь. Он сам пропадет и тебя погубит. А с нами тебе хорошо будет. Ты не думай, мой братец не всегда такой свирепый. Без Звенилы-то, тряси ее лихоманка, он повеселеет теперь. Он тебя беречь будет. Ему ох как удача нужна!
– Но я не хочу, не хочу быть его удачей! – твердила Смеяна. Противоречивые чувства рвали ее на части, ей хотелось то заплакать, то вцепиться Баяну в лицо. – Я удача Светловоя! Я должна быть с ним!
– А с чего ты взяла, что ты удача Светловоя? – спросил Баян, удивленно подняв блестящие угольные брови, как будто сама эта мысль была очень глупой.
– Я… – начала Смеяна и запнулась.
Она вспомнила их первую встречу на ржаном поле, потом вечер на огнище. Да ни с чего! Сердце подсказало! Что еще нужно? Но как это объяснить Байан-А-Тану? При всей своей веселости, дружелюбии и двух женах в Прямичеве он, похоже, не очень-то понимает, что такое любовь. А кто этого не понимает, тому не объяснишь.
– Он – мой князь, – кое-как нашлась Смеяна после недолгой растерянности. – Мне судьбой и богами велено ему помогать.
– Вот уж неправда! – мгновенно возразил Баян. – Ты мне еще весной рассказывала, что твоя мать не родная Ольховикам, что она издалека пришла. Какого она была племени? Может, не речевинского вовсе, а совсем другого. Вон, у смолятичей все рыжие. Молчишь?