От Петрозаводска до Иерусалима и обратно. Путевые заметки и впечатления паломника - священник Евгений Мерцалов

1 июня. Раннюю литургию стоял в алтаре подворского храма; чтение и пение было, как и вчера, назидательное и умилительное. Заметил некоторые частности, которые были занесены сюда, без сомнения, с Афона. 1) Все монахи подобно греческим подбирают свои волосы под рясу, 2) на святом престоле за дарохранительницею лежат один за другим несколько служебников небольшого формата и, наконец, 3) часы перед литургией заканчиваются непременно отпустом и притом при открытых царских вратах. После литургии отправился в местный кафедральный собор помолиться пред чудотворной иконой Божией Матери Касперовской и кстати осмотреть город. – Одесса – город новый (сравнительно), недавний и богатый; это сказывается как-то само собою невольно и очень скоро. Улицы ее прямые, широкие, с хорошими мостовыми и широкими тротуарами, которые сплошь засажены высокими акациями; строения (ближе к окраинам) – довольно разнохарактерные, хотя и здесь есть немало зданий красивых, оригинальных и даже величественных (например, здание Биржи на Пушкинской), которые с честью могли бы занять место и в столичном городе; по улицам оживление, в разных направлениях очень часто пробегают вагоны конножелезной дороги, полные пассажиров; встречается здесь и то, чего совсем нет в центре России: витрина, например, с автоматически передвигающимися объявлениями, уличные мальчики, назойливо предлагающие вам тут же, на улице, почистить сапоги, темно-серого цвета куполообразные, внушительные синагоги еврейские, увенчанные чем-то вроде звезды или яблока… – По мере приближения к набережной, постройки становятся лучше и ровнее – здесь лучшая, центральная часть города. От здания театра, где кончается Ришельевская улица, вправо, виднеется уже отчасти безбрежное море, а несколько ниже, обогнув здание клуба, у фасада Думы с высокого крутого берега можно любоваться и морем, расстилающейся у ног обширною гаванью. Перед вами по скату берега растет «Божье деревце», дикая маслина, туя; налево тенистый бульвар вдоль берега манит к себе; но то и другое не так интересует, как своеобразная жизнь гавани с ее постройками и устройством. Гавань, этот источник богатства и величия Одессы, занимает северо-восточную часть небольшого морского залива. Справа, от моря, на далекое пространство защищает ее полуциркульный невысокий мол с маяком на конце; слева же, от города, другой, тоже невысокий мол защищает ее от волнений залива. Тут и там, внутри этого обширного пространства, – и около мола и около пристаней видится множество всевозможного рода судов, – и группами, и в одиночку, больших и малых, из которых большая часть стоит неподвижно, как бы замерла в занятом положении. Слышны шум и движение, привоз и отвоз предметов торговли; по берегу между пристанями от мола до мола оживленно движутся, посвистывая, товарные поезда железной дороги, а вот и в гавани над одним из судов появился белый дымок, послышалось что-то вроде хриплого рева, и судно медленно направилось мимо маяка в открытое море. Время было и мне идти. Тенистым бульваром, любуясь растительностью его, мимо памятника Ришелье прошел я на Екатерининскую улицу, откуда, руководствуясь указаниями одного студента, я пришел очень скоро к кафедральному собору. Своим наружным видом собор этот не произвел на меня, да и не может произвести на кого бы то ни было особого впечатления. Архитектуры он очень обыкновенной, простой, и имеет вид очень продолговатого корабля.

Правда, последнее вполне отвечает Одессе, как портовому городу, но для богатой и многолюдной Одессы, имеющей немало великолепных общественных зданий, можно было бы иметь и более величественный и благолепный храм. Храм, однако, оказался запертым (открытым остается он сравнительно ненадолго после поздней литургии), а потому и осмотр его пришлось отложить до следующего дня.

2 июня. Утром снова ходил в кафедральный собор. По пути заходил в один из храмов, который давно уже (со дня приезда в Одессу) обращал мое внимание колокольнею без купола с крестом на коротком шпиле; кто-то сказал, что это греческая церковь, а на самом деле это был римский костел. Кафедральный собор оказался открытым, но службы в нем уже не было. И внутри соборный храм не произвел на меня особенного, сильного впечатления, как и снаружи; насколько в нем продолговата, просторна и проста трапезная с двумя приделами, настолько узка и тесновата, оказывается, «настоящая», т. е. самый храм. Здесь, за правым клиросом правого придела в благолепном и богатом киоте помещается святыня храма – чудотворная икона Божией Матери Касперовской, а у левого клироса левого придела, около солеи, массивный высокий крест означает место упокоения знаменитого иерарха и проповедника, философа и публициста, горячего борца за православие против иноверия и нигилизма, высокопреосвященного архиепископа Никанора; тут же неподалеку, под солеей среднего храма почивает, между прочим, и другой «славный вития и великий мыслитель, краса нашей (Православной) Церкви и слава русской иерархии», высокопреосвящ. Иннокентий, архиепископ Херсонский, а около южной стены левого придела трапезной надгробная плита скромно гласит о почивающем здесь также знаменитом «назидательном витии, проникнутым и проникавшем духовным помазанием слова», – «святителе любвеобильнейшем и кротчайшем, самоотверженном милостивце, благодушнейшем человеке и высоком по духу слуге и последователе Христове»[9], иерархе Херсонском Димитрии. Помолившись пред св. иконой Богоматери и поклонившись праху знаменитых русских иерархов-витий с молитвою об их упокоении в обители Отца небесного, я поинтересовался затем взглянуть и на духовную семинарию местную, которая находится отсюда не особенно далеко и притом почти на пути к Пантелеймоновскому подворью. – Обыкновенно семинарии помещаются на окраине губернского города и во всяком случае занимают обширные усадьбы в один или два квартала. Не то оказывается здесь, в Одессе. Обширный семинарский корпус, помещаясь в линию с соседними строениями на одной из оживленных улиц, занимает собою почти все усадебное место, оставляя для прогулки воспитанников только небольшой, узкий двор с 10 или 12 высокими акациями посередине. В корпусе этом помещаются, однако, как казеннокоштные, так и своекоштные воспитанники с особыми спальными помещениями и столовыми для тех и других, равно как и двухклассная образцовая церковно-приходская школа. Если что и поразило меня здесь особенно приятно, так это заботливость херсонского духовенства о музыкальном образовании своих детей. В корпусе, среди классных помещений, отведена довольно просторная комната специально для занятия музыкой и в ней под бдительным призором размещены всевозможного рода музыкальные инструменты от малых, вроде флейт, фагота, корнет-а-пистона, и до больших – контрабаса, виолончели, фисгармонии и т. п. Честь и слава духовенству, которое не жалеет затрат в тысячи рублей на приобретение этих инструментов для воспитанников своей семинарии! Возвратившись отсюда на подворье, за вечерней испросил позволение у о. заведующего служить завтра (накануне отъезда) раннюю литургию; тот, разумеется, охотно позволил. – Вечером о. Ипполит огорчил было меня известием о том, что данных мною документов оказывается недостаточно для получения заграничного паспорта, и в канцелярии г. градоначальника советовали лично сходить мне завтра к г. градоначальнику и попросить его о выдаче. Но потом узнав, что у меня есть свидетельство о праве священнослужения за границей, он и сам успокоился, и меня успокоил: бывали, говорит, такие примеры, выдавали; однако, просил, чтобы сам я завтра сходил в канцелярию с этим свидетельством.

3 июня. С трудом служил раннюю. Остыл ли за ночь или вчера неосторожно долго пробыл на сквозном ветре, только к утру появился у меня сильный кашель и боль в горле; голос опал и слишком большое приходилось делать напряжение, чтобы возгласы хотя немного были слышны молящимся. – Ходил затем в канцелярию г. градоначальника. Дело уладилось и лично являться к г. градоначальнику не нужно было. Свидетельство, однако, оставили для отметки, обещаясь возвратить его вместе с заграничным паспортом. – Около 8 часов вечера пришли о. гостинник и о. Ипполит, последний принес мне все необходимые для заграничного паломничества документы, пароходный билет 2 класса до Яффы с квитанцией на возвратный путь и две контрамарки на бесплатный проезд в Яффе в лодке с парохода на берег и обратно. Пароходный билет и одну квитанцию о. Ипполит держал в правой руке и, подавая, произнес лаконически: «это вот в дело пойдет» (т. е. теперь же, на пути туда понадобится); «а это, – сказал он, подавая левую квитанцию с другою контрамаркой, – это с паломнической книжкой приберите подальше, не затеряйте, – они нужны будут на возвратном пути; не затеряйте, вторые деньги заплатите». Очевидно, о. Ипполит всегда и всем паломникам так вручает пароходные билеты с контрамарками; не сделал он исключения в этом отношении, понятно, и для меня. Вслед за о. Ипполитом о. гостинник сообщил, что завтра после ранней литургии будет напутственный молебен общий для всех, отправляющихся в Святую Землю и на Афон; «после чего, – добавил он, – можете делать покупки на дорогу, в 12 часов покушаете, наймете затем извозчика и отправитесь на пароход; там предъявите свой заграничный паспорт жандармам и поедете дальше в Константинополь». – «А разве не о. Ипполит будет предъявлять паспорта и провожать паломников на пароход? – спросил я, руководствуясь «Наставлением паломнику»[10]. – «О. Ипполит будет провожать паломников-палубников, т. е. 3 класса, ответил мне о. гостинник, – их нужно будет поудобнее разместить на палубе, а у вас есть определенное место в каюте, – вот оно обозначено на билете, и его уже никто не может занять». – Итак, благодарение Господу Богу! Завтра в 4 часа вечера выезжаем в Константинополь.