Старушка-молодушка и новогоднее чудо(вище) - Анна Жнец

Стараясь не шуметь, я преодолела последние ступеньки, а затем на цыпочках подкралась к двери и заглянула в кухню.

От увиденного глаза полезли на лоб.

Мачеха, эта гордячка Сама-жри-свои-помои, вытащила из холодного погреба посудину с моим борщом и сейчас уплетала его за обе щеки прямо из кастрюли. Как же жадно она наяривала! Ложка так и мелькала в воздухе.

Рассмеявшись, я распахнула дверь.

Леди Дельфина резко обернулась. Она стояла рядом с раскаленной плитой, и ее губы лоснились от жирного супа.

— А говорили, что умрете от голода, но не возьмете в рот всякую дрянь, — поддела я.

Глава 3. Сборы

Утром леди Дельфина закрылась в своей спальне и не покидала ее до самого моего отъезда. Новая кухарка еще не объявилась, и мои голодные сестры бродили по дому с урчащими животами, похожие на унылых неприкаянных призраков.

Вот беда-печаль, когда не можешь сам себя обслужить.

У меня, в отличие от этих бытовых инвалидок, руки росли оттуда, откуда надо, и я бодро отправилась на кухню готовить себе завтрак.

Из погреба я достала корзинку с яйцами, попутно ругаясь на неудобство местной одежды. Длинные громоздкие юбки — это, конечно, женственно и красиво, но спускаться в них за продуктами по шаткой деревянной лестнице с узкими перекладинами вместо нормальных ступенек — тот еще аттракцион. Штаны бы мне сейчас!

Растопив плиту, я грохнула на конфорку большую чугунную сковороду — другой в шкафчиках не нашлось — и разбила в нее два яйца. И тут же, привлеченные запахами еды, в кухню заглянули две страждущие гиены. Дверь приоткрылась, и в просвете друг над другом показались головы Иветты и Клодетты. Ноздри сестер раздувались, глаза блестели.

— А нам? — потребовала тощая.

— Вон яйца, вот плита. Дерзайте, — ответила я, накладывая себе в тарелку глазунью.

Острый подбородок Супового набора задрожал.

— Готовить? — прошипела она, алчно наблюдая за моей трапезой. — Самой? Я леди. Это ниже моего достоинства. Я тебе что, челядь какая-то?

— Ну значит, голодай, — пожала я плечами и под двумя жадными взглядами отправила в рот кусочек яркого полужидкого желтка. — Кто не работает, тот не ест.

Дверь захлопнулась с такой силой, что зазвенело стекло на полках серванта, однако уже через минуту приоткрылась опять, впустив в кухню робеющую толстушку.

— Мэри, — Иветта бочком протиснулась к плите и взглянула на нее испуганными глазами, будто не плита это была, а монстр, готовый ее сожрать. — Ты мне поможешь? Я никогда не готовила.

Она взяла из корзинки яйцо с таким видом, словно боялась, что оно взорвется в ее руке.

— Очень кушать хочется, — жалобно протянула она.

Что ж, стремление к труду надо поощрять.

Быстро покончив с завтраком, я встала у плиты рядом с Иветтой и принялась руководить процессом.

— Так, сковорода еще не остыла, и масла на ее дне для готовки хватит. Не надо нам лишнего жира.

Толстушка слушала меня и кивала с серьезным лицом, будто готовилась к сложной, ответственной миссии. Вот умора! На секунду мне стало жалко эту избалованную девицу. Могла бы вырасти нормальным человеком, если бы ее правильно воспитали.

— Возьми яйцо и разбей его в сковороду.

— Как разбить? — в серых глазах Иветты отразилась растерянность. Она смотрела на меня доверчиво и с благоговением, словно я была богиней кулинарии.

— Да вот хотя бы о стенку сковороды.

— Прямо вот об это? — моя ученица с сомнением коснулась закопченного чугунного края.

— Да. Не робей.

Иветта переступила с ноги на ногу, затем глубоко вздохнула, собираясь с духом, и сделала так, как я велела.

— Ой.

Часть скорлупок полетела в шипящее масло, часть — запуталась в вязкой смеси желтка с белком.

— Ничего, первый блин всегда комом, — успокоила я расстроенную девчушку. — Выше нос. Сейчас исправим.

Деревянной лопаткой я принялась выковыривать скорлупу, попавшую в яйцо.

— А теперь давай и второе туда. Только аккуратнее.

В этот раз у Иветты все получилось идеально. Глазунья не растеклась, ничего лишнего в нее не попало. Яркое выпуклое солнце в центре круглого облака.

Гордая собой толстушка, как ребенок, захлопала в ладоши.

— Смотри, Мэри, смотри! — воскликнула она. — Какая красота! Это я сделала. Сама!

Ее щеки раскраснелись, лицо озарила широкая улыбка, и на миг Иветта стала почти хорошенькой.  Больше не хотелось называть ее свинюшкой.

Я помогла переложить жареные яйца на тарелку.  На обычную глазунью довольная Иветта смотрела как на чудо. Поставив локти на стол и подперев ладонями щеки, она с восторгом разглядывала результаты своего труда.

— Чего не ешь? Голодная ведь.

— Красиво, — вздохнула Иветта.

— Яйца красивые? Ну ты даешь, — рассмеялась я. — Приятно уметь что-то делать? Теперь не пропадешь.

Кивнув, толстушка тронула вилкой желток, и, мягкий, оранжевый, он растекся по упругой поверхности белка. Попробовав кусочек, Иветта в блаженстве прикрыла веки.

— Это самое вкусное что я когда-либо ела, — шепнула она, прожевав, и я снова по-доброму рассмеялась.

— Потому что сама приготовила.

За окном кружились крупные хлопья снега. Ветер утробно завывал в дымоходах. Дневного света не хватало, и на обеденном столе уютным огоньком мерцала масляная лампа.

Дверь в кухню приоткрылась, и в тишине раздалось завистливое шипение:

— Предательница.

— Зато сытая, — Иветта показала сестре язык и погладила себя по круглому животу.

Сразу после