Под каблуком у Золушки - Елена Лабрус

дарил ей маленькие и ни к чему не обязывающие, по его мнению, пустячки: серебряную подвеску на шею в виде ёжика с синим камнем, который якобы идеально подходил под цвет её глаз; браслет с тремя ключиками разной формы. Он словно пытался её окольцевать как орнитолог перелётную птицу и далеко не в научных целях нацепить на неё то ошейник, то наручники.

Хотя всё и выглядело пока довольно невинно, кроме стоимости этих «пустячков», которые якобы прилагались как сувениры к новым каталогам. Оксанка отказывалась от всего.

Только однажды позволила себя подвезти — очень устала, и добираться вечером с пересадкой было выше её сил. Назаров её убедил, что ему по пути и, конечно, пошёл провожать её до квартиры, исключительно в целях безопасности. Хотя с такими соседками ей никакие грабители не страшны. Ни железные двери, ни собаки, ни сигнализации, ничто не защищает лучше старушки, с утра до вечера перемещающейся как стрелка часов от окна к дверному глазку. Назаров, конечно, распрощался у порога и ушёл, но старушка его явно «зафиксировала».

После переезда добираться до работы будет удобнее. Если только сама работа не накроется медным тазом.

С утра до вечера салон дорогущей одежды и обуви пустовал, и его хозяин не испытывал никакого ложного оптимизма, как, впрочем, и паники.

Работа Оксаны заключалась в том, чтобы договариваться на возврат их коллекций российским поставщикам. С зарубежьем вела переговоры другая девушка, которая была только рада избавиться от части своей работы, переложив её на новенькую.

Работа была нервная, неприятная и тяжёлая. Оксанка уставала не столько физически, сколько морально, и Назаров как мог её поддерживал.

— Не бери в голову. Никто не любит забирать назад свой товар, но лично тебя это никак не касается.

Он сидел у неё на столе и игрался с лошадкой — серебряной статуэткой скачущей лошади, которую использовали в качестве пресс-папье.

— Она обозвала лично меня тупой, — обиженно ябедничала Оксана, глядя как его лошадь зависла в воздухе, перепрыгивая преграду в виде калькулятора.

— Пусть внимательней читает договор, — поскакала коняшка к дыроколу. — Я сам следил, чтобы пункт об условиях возврата был в каждом. Как знал!

Он улыбнулся во все свои жемчужно-белые тридцать два зуба и бросил игрушку.

— Поехали поедим. В Беладжо. Страчетто кон патате. Тальята аль эрбе. Мясо с кровью будет самое оно, особенно если представить, что это стейк из убитого врага.

— Ты опять? — укоризненно покачала головой Оксана.

— А что такого? Я не могу пригласить тебя пообедать, ничего не прося взамен? Просто так, по старой дружбе?

— Не можешь, — в очередной раз обрезала она.

Потому что прошлый раз всё начиналось точно так же. Под абсолютно невинными предлогами сначала он просто заходил в их общий на весь отдел закупок кабинет, потом начал попадаться ей под ноги в совершенно неожиданных местах — на лестнице, в столовой, на автобусной остановке. И всегда в такой момент, когда она как раз больше всего нуждалась в чьей-нибудь помощи.

На остановке в метель она увидела этот затормозивший автомобиль и поймала себя на мысли, что, если в машине маньяк, и он улыбнётся жутким оскалом, но предложит её подвезти, она всё равно согласится — так она окоченела.

В столовой она нечаянно уронила тарелку с супом, и пока зависала в ужасе над этой лужей с осколками керамики, думая, что её сейчас заставят и платить, и убирать, он схватил её за руку и шепнул: «Бежим!».

А на лестнице она споткнулась, сломала каблук и подвернула ногу. Вот с этой лестницы всё и началось. Он принёс её на руках в свой кабинет, а потом несколько часов толкался с ней в травмпункте, перенося от рентген-аппарата на кушетку к хирургу, и с тугой повязкой снова к себе в машину, а потом на её третий этаж.

И приезжал каждый день её проведать, пока она поправлялась, а потом стал каждое утро увозить и привозить с работы, ссылаясь, конечно, на её больную ногу.

И она сама бы не заметила, как попала в эту зависимость от его заботы, от его неутомительного присутствия, от его ненавязчивого внимания, если бы у неё не было Кайрата.

Влад был как облако пьянящего дурмана. Вдыхаешь запах его дорогих духов и не понимаешь, что впадаешь в галлюциногенный сон.

И, уступая его тревожному взгляду испуганного котёнка, рука тянется его пожалеть, а мозг — согласиться со всем, что он предложит, лишь бы не обидеть.

В нём увязаешь как в мягкой вате, пока не начинаешь чесаться. И вдруг понимаешь, что вата со стеклом, а из его пушистой лапки уже торчат коготки.

Если бы в Оксанкином сердце не было Кайрата, она пала бы жертвой его изысканного подавления ещё прошлый раз. Он усыплял волю, притуплял бдительность и делал это так искусно, что хотелось самой засунуть голову в эту петлю. Хотелось чем-нибудь отплатить ему за его заботу. А что есть у бедной девушки? Видимо то, чего не было у Оксанки — совесть.

Влад ни на что не намекал. Не прикасался к ней без действительной на то необходимости, не вздыхал, не заводил разговоры на щекотливые темы. Он ждал, когда она начнёт намекать сама. Потому что любой здоровой современной девушке становилось интересно, что с ним не так. И стоило ей только проявить этот интерес — всё, его паучьи лапы смыкались на горле бедной наивной мушки.

Но это Оксанка узнает потом. Первый раз в тот день, когда в ресторане их встретит Кайрат.

Её душа ушла в пятки сразу, как он вошёл. Он не стал здороваться, подходить, задавать глупые вопросы. Он просто прошёл мимо и сел за столик, где его уже ждал приятный мужчина средних лет. Он улыбнулся своему собеседнику, рассмешил официантку, сделал заказ, глотнул воды.

— Знакомый? — спросил её Назаров.

— Что? — у неё словно заклинило шею, с таким трудом она повернула голову.

— Я говорю, ты меня совсем не слушаешь и выглядишь так, словно увидела привидение.

— Задумалась, — она опустила глаза в тарелку, к нетронутой еде.

— Кайрат Сагатов. Могу познакомить, — улыбнулся Влад на её, наверно, испуганный взгляд. — Но больше, чем на один раз можешь не рассчитывать. И то, если найдёт пять минут в своём плотном графике. Не обольщайся на счёт его мужественно-благородной внешности. Крайне циничный тип.

Она почувствовала, как к лицу прилила кровь. И Влад уставился на неё с нескрываемым интересом.

— А