Истоки морали: В поисках человеческого у приматов - Франс де Вааль

Труды Дарвина во многом идут вразрез с «теорией лоска». Он рассуждает, к примеру, что мораль вырастает непосредственно из социальных инстинктов животных, и замечает, что «было бы абсурдно говорить об этих инстинктах как производных эгоизма». Дарвин видел потенциал подлинного альтруизма, по крайней мере на психологическом уровне. Подобно большинству биологов, он резко разграничивал процесс естественного отбора, в котором и правда нет ничего привлекательного, и множество его результатов, охватывающих широкий спектр явлений. Он никогда не соглашался с тем, что неприятный процесс по определению приводит к неприятным результатам. Подобное утверждение я окрестил «Бетховенская ошибка», потому что думать так — все равно что оценивать музыку Людвига ван Бетховена на основании того, как и где она была написана. Не секрет, что венская квартира маэстро представляла собой отвратительный, неприятно пахнущий свинарник, полный мусора и неопорожненных ночных горшков. Но, разумеется, никому не придет в голову оценивать музыку Бетховена по состоянию его квартиры. Точно так же, хотя генетическая эволюция движется через смерть и разрушение, порождаемые ею чудеса не теряют от этого своего великолепия.

Это утверждение представляется очевидным, но после того, как я подробно изложил свою точку зрения в книге «Добродушные» (Good Natured), мне пришлось непрерывно сражаться против «теории лакировки». Три долгих десятилетия эту теорию всюду встречали с иррациональным энтузиазмом. Отчасти это, безусловно, объясняется ее простотой: она понятна каждому и этим привлекательна. Как я мог не согласиться с чем-то настолько очевидным?

Но затем произошла любопытная вещь: «теория лакировки» испарилась, причем умерла не в результате тяжелой продолжительной болезни, а скончалась скоропостижно, после обширного инфаркта. Я не совсем понимаю, как и почему это произошло. Может быть, все дело было в «проблеме 2000 г.», но к концу XX в. необходимость сражаться с «неверными» последователями Дарвина быстро сошла на нет. Открывались новые данные — сначала тоненькой струйкой, а потом полноводным потоком. Во все времена новая информация обладала этой чудесной способностью: хоронить теории. Я помню, как в 2001 г. случайно наткнулся на статью, озаглавленную «Эмоциональный пес и его рациональный хвост» (The Emotional Dog and Its Rational Tail). Автор статьи, американский психолог Джонатан Хайдт, утверждал, что решения в вопросах нравственности человек принимает интуитивно. На сознательном уровне он о них почти не думает. Хайдт предлагал испытуемым условные рассказы о странном поведении людей (к примеру, об одноразовой близости между братом и сестрой); испытуемые сразу же высказывали осуждение. Затем ученый опровергал все мыслимые рациональные причины, которыми можно было бы объяснить такое осуждение. Так, можно было бы сказать, что инцест способен привести к рождению ущербных детей, но в истории Хайдта брат с сестрой воспользовались надежными противозачаточными средствами, и подобная проблема возникнуть не могла. В большинстве своем испытуемые быстро приходили в состояние «морального ошеломления»: они упрямо твердили, что поведение героев рассказа было неправильным, но не могли объяснить почему.

Вывод Хайдта заключался в том, что решения нравственного характера принимаются «нутром». Решают эмоции, а уже потом человеческий разум старается как можно лучше обосновать принятое решение. Примат логики был подвергнут сомнению, и тут же всплыло подзабытое «нравственное чувство» Юма. Антропологи обнаруживали существование чувства справедливости у людей по всему миру; экономисты находили людей более альтруистичными и склонными к сотрудничеству, чем позволяла теория Homo economicus (человека экономического); эксперименты с детьми и приматами обнаружили у них альтруизм при отсутствии всяких стимулов, утверждалось, что шестимесячные дети уже знают разницу между «хорошо» и «плохо»; нейробиологи обнаружили, что в человеческий мозг «встроена» способность чувствовать боль других людей. К 2011 г. круг замкнулся, и человека официально объявили существом «сверхкооперирующимся» (supercooperators)[33*].

Каждый новый шаг в этом направлении забивал еще один гвоздь в гроб «теория лакировки», и в конце концов общественное мнение развернулось на 180 градусов. В настоящее время считается общепризнанным, что все в человеке — и тело, и сознание — приспособлено к совместной жизни и к заботе друг о друге и что человек от природы склонен оценивать других по нравственным критериям. Вместо того чтобы рассматривать нравственность как тонкий налет лоска, теперь утверждают, что она исходит изнутри, что это часть нашей биологии, и такая точка зрения подтверждается многочисленными параллелями, которые можно отыскать у других животных. За несколько десятилетий мы прошли путь от призывов учить детей быть хорошими, потому что наш вид будто бы не обладает вообще никакими естественными склонностями в этом направлении, до всеобщего убеждения в том, что все мы рождаемся добрыми и что хорошие парни — лидеры эволюционного развития.

Какое-то время «теория лакировки» определяла взгляды биологов на человеческую природу. Она утверждала, что подлинной доброты либо не существует вовсе, либо является эволюционной ошибкой. Мораль — тонкий налет лоска, едва прикрывающий нашу подлинную природу, которая полностью эгоистична. В последнее десятилетие, однако, «теория лакировки» пала под давлением множества неопровержимых доказательств о присущих и человеку, и другим животным эмпатии, глубинного альтруизма и готовности к сотрудничеству.

Насколько радикально изменилось отношение к этой проблеме, становится ясно всякий раз, когда я показываю аудитории известное заявление Гизелина, которое отправило меня в унитаз: «отмойте альтруиста и увидите ханжу». Я уже несколько десятков лет зачитываю это высказывание на своих лекциях, но только начиная с 2005 г. аудитория стала встречать его откровенными ахами и хохотом как что-то настолько возмутительное, настолько противоречащее всему, что они о себе знают, что невозможно поверить, что когда-то такое принимали всерьез. Неужели у автора этой фразы никогда в жизни не было друга? Любящей жены? Или собаки, на худой конец? Какую тоскливую жизнь он, должно быть, прожил! Мне же при виде такой шокированной и массовой реакции остается только гадать: то ли моя аудитория изменилась под воздействием новых данных, то ли все как раз наоборот. Может быть, изменилась эпоха, «дух времени», а наука просто пытается ему соответствовать?

Но, как бы то ни было, в моем туалете теперь пахнет розами. Наконец-то можно отцепиться от стенки, расслабиться и спокойно поплавать.

Тем не менее все это может оказаться колоссальной ошибкой. Доброта, явленная в неподходящее время в неподходящем месте, может оказаться неадаптивной. Посмотрите, к примеру, как Дейзи заботилась об Амосе или как люди ухаживают за безнадежно больными. Какой в этом смысл? Многие берут на себя заботу о постаревшем супруге, как делала моя мама в последние годы жизни отца. Ей было очень тяжело — физически мама была намного миниатюрнее отца, а он почти не мог ходить. Или представьте себе, каково бывает заботиться о супруге, страдающем болезнью Альцгеймера, — ведь такой человек нуждается в постоянном присмотре, его нельзя оставить ни на минуту; он не ценит ваших усилий и всякий раз удивляется, когда вы входите в комнату, а еще постоянно жалуется, что вы его бросили. И единственной наградой за ваши усилия станут нервное напряжение и усталость. Ни в одном из этих случаев у человека нет никаких шансов на вознаграждение, в то время как эволюционная теория настаивает на том, что альтруизм должен приносить пользу либо кровным родственникам, либо тем, кто готов и может оказать впоследствии ответную услугу. Умирающий супруг никак не вписывается в эту схему.

Поскольку Дейзи, моя мать и миллионы других людей, берущих на себя такую заботу, не укладываются в эволюционную догму, в свое время было много разговоров об «осечке генов», которая будто бы заставляет нас быть лучше, чем полезно для нас самих, тем самым принося себе вред. Но не позволяйте подобной риторике себя обмануть. В генетике нет концепции дающих осечку генов, потому что гены — это всего лишь кусочки ДНК, которые сами по себе ничего не знают и не имеют никаких намерений. Они производят то действие, которое мы наблюдаем, без всякой определенной цели, а потому неспособны совершить ошибку. Скорее восхитительной случайностью можно было бы назвать безудержный альтруизм, но мало кто из специалистов готов этой случайности радоваться. Они настроены довольно мрачно, ведь факты, к сожалению, портят замечательную теорию об эгоистическом происхождении альтруизма. Эволюционисты жалуются, что «почти все в современной жизни — ошибка с точки зрения генов», но никогда не говорят, что это в значительной степени нарушает правдоподобие их теорий[34].