Фашисты - Кирилл Викторович Рябов

тебя выкинули, как старую газету, правда? — сказала Людмила. — По себе знаю.

— Лягу спать. Я не спал ночью. Голова как чугун.

Людмила проскочила перекрёсток на красный свет. Сзади возмущённо сигналили.

— Теперь повсюду камеры стоят, штраф за нарушения прямо по почте присылают, — сказал Шилкин.

Она злобно хохотнула.

— А то я не знаю! Думаете, мне не пофигу?

Он отвернулся и стал смотреть в окно.

Дома, дома, дома…

«Как же скучно», — подумал Шилкин.

Через несколько кварталов Людмила остановила машину у перекрёстка.

— Метро там.

— А, спасибо.

Больше они ничего друг другу не сказали. Шилкин вылез, закурил и перешёл дорогу. «На хрен я вообще с ней встречался?» — подумал он.

Дома было тоскливо и пусто. Шилкин заварил чай, но понял, что не хочет его пить. Вылил в раковину, вымыл чашку и немного побродил по квартире. Спать не хотелось, но он лёг. Ему вдруг почудилось, что прямо сейчас случится что–то плохое. Например, взорвётся дом. Или кто–то выбьет дверь, забежит в квартиру и изрубит его топором прямо на кровати. Мысли были отстранённые, спокойные. Он незаметно уснул и увидел сон, в котором сидел на диване и смотрел, как Риту трахает её новый хахаль. Тот понемногу ускорял темп и разогнался так, что расплылся.

«Ебёт её со скоростью света, гадина», — подумал Шилкин.

Проснувшись, он увидел, что наступила ночь. Под окнами, гремя музыкой, проехала машина. В форточку сквозил ветерок. Пахло осенью. Шилкин подумал, что отпуск скоро закончится.

Через пару недель позвонила Людмила. Был вечер. Шилкин варил макароны на ужин. Есть ему не хотелось. Но он решил, что голодать из–за бабского предательства так же глупо, как и пьянствовать. И аккуратно съедал завтрак, обед и ужин. В промежутках между приёмом пищи он пытался читать, пытался спать, пытался смотреть кино и порнографию, пытался жить обычной никчёмной жизнью. Людмила была первым человеком, позвонившим ему за последнее время. Шилкин обрадовался ей.

— Простите, что беспокою, — сказала она. — Просто не знаю, кому позвонить.

— Всё нормально, — ответил Шилкин. — Что–то случилось?

— Мне плохо, Антон. Мне невыносимо. Я сижу и смотрю на ножи.

— Какие ещё ножи?

— Японские кухонные ножи. Их купил муж. Он любил готовить, знаете.

— Зачем вы на них смотрите? Не смотрите.

— А вы любите готовить?

Шилкин помешал столовой ложкой плавающие в кипящей воде макароны, белые и толстые, похожие на дождевых червей.

— Я как раз сейчас этим занят.

— А я не могу есть. Сил ни на что нет. Всё идёт прахом.

— Ну, ну, — сказал Шилкин. И одёрнул себя. Но в голову больше ничего не пришло.

— Приезжайте. Мне очень страшно и одиноко. Я закажу вам такси. Побудьте со мной немного. Вам ведь тоже страшно и одиноко, правда?

— Где вы живёте? — спросил Шилкин.

— А вы приедете?

— Да.

— Сейчас?

— Да.

Она назвала адрес.

— Вы не обманете?

— Нет, конечно.

— Я жду вас.

Он погасил огонь, вода перестала кипеть, и макароны медленно опустились на дно кастрюли. Шилкин переоделся и вызвал такси. Спускаясь в лифте, он подумал: «Может, всё это не просто так, а судьба? Предопределение какое–то. Может, вообще всё, что происходит, не зря?»

Такси подъехало минут через пять. Шилкин успел выкурить сигарету. Водитель уточнил адрес и дал по газам. Ехал он очень быстро, перестраиваясь из ряда в ряд, игнорируя предупреждения навигатора о дорожных видеокамерах. Наверное, машина была чужая. Или ему тоже было пофигу.

Когда заехали во двор, Шилкин увидел Людмилу. Она стояла рядом с подъездом.

— Туда, — сказал он.

— Жена встречает? Как хорошо, — ответил таксист.

Шилкин расплатился и вылез. Ему вдруг захотелось обнять эту женщину, но он не решился и просто сказал:

— Не стоило выходить. Я бы не заблудился.

— Решила немного подышать, — ответила она. — Из дома толком не выхожу сейчас.

Она жила в трёхкомнатной квартире на втором этаже.

— Если хотите, можете тут курить, — сказала Людмила. — А вы поели? А то у меня только пакет мандаринов и какой–то старый сельдерей. Кофе хотите? Или чаю?

Людмила заметно нервничала и суетилась.

— А вина? У меня есть пино гриджо, есть кагор. Или вы совсем–совсем не пьёте ничего?

— В винах я ничего не понимаю, — сказал Шилкин. — Но, наверное, можно немного выпить.

Он подумал, что бухать из–за бабского предательства и выпивать в компании милой женщины совсем не одно и то же.

Они устроились на кухне. Людмила принесла бутылку и бокал.

— Вы не будете? — спросил Шилкин.

— Нет–нет. Мне сейчас нельзя. На завтра одно дело наметила, голова должна быть ясная.

Он выдернул штопором пробку и налил половину бокала. Людмила внимательно смотрела, как он пьёт.

— Как вам? Нравится?

— Ну, да, — сказал Шилкин. — Хорошее вино.

— Ага. Его любимое.

— Что? Кого? — спросил он. И тут же догадался. — А.

— Нет, он много не пьёт. Но любит иногда вечером пару бокальчиков выпить. Именно вот это вино.

— Хорошее вино, — повторил Шилкин.

Он быстро допил и решил больше не наливать.

— А ваша пьёт?

— Моя? А, нет. Мы с ней оба не пили.

— Совсем, что ли?

— Она вела здоровый образ жизни.

— Почему вела?

— Ну, и сейчас ведёт.

— Говорите так, будто она умерла.

Людмила стала расхаживать по кухне. Шилкина это немного нервировало.

— Она моложе вас или старше?

— Мы почти ровесники.

— Так кто моложе?

— Она моложе на два месяца.

— А кто она по гороскопу? — спросила Людмила.

— Я в этом совсем не разбираюсь. Кажется, лебедь или что–то такое.

— Кто–кто?

Она засмеялась. Потом захохотала.

— А вы кто? Гусь?

— Да вроде нет.

— Извините. Глупость сказала. Когда она родилась?

— В августе.

— Лев или дева?

— 6 августа. А я 11 июля.

— Лев и рак?

— Вам виднее.

— Муж мой — телец. А я рыбы.

«Зверинец», — подумал Шилкин.

— Замечательно, — сказала Людмила. — Львы с тельцами плохо уживаются.

— А вы в этом разбираетесь?

— Немного.

Наконец, она села.

— Как вы считаете, зачем она это сделала?

— Рита? — спросил Шилкин.

У Людмилы немного скривилось лицо.

— Да–да, она.

— А что сделала?

— Ушла от вас. И увела моего мужа.

— Вы уверены, что это она увела, а не он её увёл?

— Я ведь читала переписку. Она в него вцепилась, как удав.

— Он сильно упирался? — спросил Шилкин.

Людмила вздохнула.

— Он голову потерял. У нас был сложный этап. Я заболела. Мне делали операцию. Лежала в больнице. Почему вы не пьёте вино? Он много сил потратил, это правда. Я думаю, ему хотелось сделать какую–то перезагрузку, что ли. А ваша? Почему она от вас ушла?

— Мне кажется, тут всё просто. Влюбилась в другого мужика, меня бросила. Заурядная история.

— Гнилая история.

— Вы правы, наверное.

Людмила взяла бутылку и налила ему полный бокал.

— Они сегодня вернулись с Кипра.

Шилкина кольнуло.

— Откуда вы знаете?

— Я его «Инстаграм» смотрю.

— Ну, что ж, — пробормотал Шилкин и выпил половину бокала.

— Я сегодня опять туда ездила, — сказала Людмила. — Я опять сорвалась. Ненавижу себя.

Она размахнулась и отвесила себе увесистую пощёчину. Шилкин вздрогнул.

— Ведь он клялся любить меня до конца жизни.

— Я понимаю, — сказал Шилкин. — Рита мне тоже такое говорила.

— Вы не могли бы при мне не упоминать её имя?

— Может быть, мы и вовсе тему сменим?

— Прекрасно. О чём поговорим?

— Ну, не знаю. Какой у вас любимый фильм?

Людмила посмотрела на него.

— Любимый фильм? «Вечное сияние чистого разума». Обожаю. А у вас?

— Так сразу и не вспомнить.

— А у вашей?

— Она Тарантино любила.

— Любила? Почему вы о ней всё время в прошедшем времени?

— Не знаю. Непроизвольно.

— Мой