Ничей отряд - Далия Трускиновская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А если не заберут? Никита, вспомни, что ты говорил тогда о карманах? Что иногда получается оттуда забрать, а иногда — нет? Вы там уже действительно научились забирать людей из этих проклятых карманов? Или ты мне голову морочишь?
— Влад, я же этим не занимаюсь! Я всего только агент!
— Значит, это по факту — безболезненная смерть?
— Да нет же!
— Ты видел хоть одного человека, которого забрали из кармана?
— Я и не должен был видеть.
— Хоть один такой случай знаешь?
Никита не ответил.
Тогда Влад послал коня вперед и догнал Яшку. Поскольку наездники с Яшкой не разговаривали (Мишане было не до бесед, Таня выдерживала характер, а Игорек побаивался Тани), то вниманию Влада Яшка был только рад.
— Яша, что тебе сказали про карман? — спросил Влад. — Нас туда поместят вместе с лошадьми?
— Конечно!
— Значит, они там поместятся?
— Должны поместиться. Влад, ты нас больше с толку не сбивай. Рамер сказал — другого способа нет, понимаешь?
— Яша, они ведь не нас спасают. Они какую-то свою историческую неприкосновенность от нас спасают.
— Ну и что?
Кавалькада вышла из леса.
— Теперь уже недалеко, — сказал Лео. — Зона смещения — возле усадьбы, где самый верхний пруд. Интересно, почему хроноклазм всегда с водой увязывается, и карман тоже обязательно воду захватывает?
— Не обязательно, — возразил Рамер. — Вода — проводник, это все знают, но вот Карасайский хроноклазм — там-то воды нет, одни горы. Или Яранский…
— Яранский — это водяная жила. Уже доказано. Там их две, одна под другой. А Марсельский? Там вообще море. И в обе стороны работает консеквентно…
— Там не только в море дело! Гарленд приводит графики…
— Смотрите! — воскликнул Влад. — Ведь усадьба сгорела!
— Точно, — согласился Рамер. — Она и должна была сгореть. Теперь хоть известно, когда это случилось. Но хозяина успели вытащить.
Черный силуэт уцелевших стропил четко рисовался на фоне ночного неба. Луна как будто застряла в них, и от этого делалось жутковато.
— Что датчики? — спросил, подъехав к Рамеру, Никита.
Рамер отцепил от портупеи пульт с двумя крошечными экранами.
— Пульсация в норме, — сказал он. — Пик близок. Часа не пройдет, как карман откроется.
Влад оглядел артистов.
Вид у них был жалкий. Игорьку дали солдатскую шинель, Тане — армяк; надо полагать, Никитин. Мишаня поверх искалеченного гусарского костюма кутался в какое-то старое одеяло, Яшка отстегнул вальтрап и завернулся в него. Влад покачал головой и назло холоду расправил плечи, подтянулся.
Под ним был Серый — конь, комичным образом повторявший его собственный характер: спокойный, но упрямый, если в дурную башку вступит какая блажь — топором ее оттуда не выбьешь. Влад похлопал его по шее и послал по косогору вверх — к сгоревшей усадьбе. Никита, забеспокоившись, поехал следом. Вид у них был странноватый: едут рядышком рядовой четвертого конноегерского армии Бонапарта и фантастический гусар несуществующей армии…
— Влад, оттуда ничего нельзя брать, — предупредил Никита.
— Я и не собираюсь.
За то время, что Влад не видел усадьбы, возле нее случилось побоище. Надо думать, крестьяне всё же напали на французских пехотинцев, и вилы оказались ненамного хуже винтовок. Никита, увидев, что на широкой белой лестнице, ведущей под портик с колоннами, непременную принадлежность российской барской архитектуры, лежат тела, прогулялся зеленоватым лучом фонарика по ступеням. Влад узнал огромного парня, у которого отнял тесак, узнал попа, отца Онуфрия. Немало их полегло — и врагов прихватили они с собой на тот свет немало…
— Мотря… — позвал Влад. — Мотря!..
Девушка не отозвалась.
— Влад, им уже не поможешь, это война, — заговорил Никита. — Они должны были погибнуть…
— Ты совсем идиот? — спросил Влад. — Это же наши! Мотря!
Он соскочил с Серого.
— Ты что? — удивился Никита.
— Надо же их хоть похоронить.
— Потом похоронят.
Влад обошел все тела, каждому из крестьян заглянул в лицо: нет, мертвы, безнадежно мертвы. Тогда он вскочил на Серого и поскакал к оранжерее, Никита — за ним.
— Вот только сунься, — пригрозил Влад, прыгая прямо в мягкую рыхлую землю и увязнув в ней по щиколотку. — Вот только сунься, — повторил он, отыскав лопату и выставив округлое острие перед собой.
— Ты не имеешь права вмешиваться!
— Имею!
— Я не позволю тебе, потому что…
— Не позволяй.
Влад привязал Серого и с лопатой на плече пошел к сгоревшей усадьбе. Никита подумал — и помчался докладывать Рамеру и Лео. Этого-то Владу и было нужно.
Пока агенты контроля не прискакали все втроем, он успел разоружить мертвых французов и забросить добычу далеко в кусты шиповника. Потом он выбрал подходящее место посреди цветника и принялся копать братскую могилу. Размеры наметил — два на шесть.
— Эк ты размахнулся, — сказал ему подъехавший Лео и осветил фронт работ фонариком. — Это тебе на день занятие. Послушай доброго совета, перестань. Завтра сюда прибегут бабы из деревни — искать своих. Поплачут, повоют — и снесут на кладбище. Что за блажь — хоронить на клумбе? Ну?
— Я должен…
— Чудак ты, право. Если их бабы похоронят, то и об отпевании позаботятся. А так — будут лежать неотпетые. Ты этого хочешь?
Лопата была острая, земля под увядшим цветником — мягкая, работа шла довольно быстро.
— Стоп! — воскликнул Рамер. — Никита, гляди! Вот как выглядит эта чертова синусоида! Вот, вот, на этот пик гляди, понял?
Он показал экранчик своего загадочного аппарата.
— Пеленгую, — сказал Лео. — Ну вот, вход точно где-то у верхнего пруда. Если ехать по берегу, то рано или поздно туда попадешь. Никита, живо за ними. Вход дольше часа не продержится, это тебе не Биреевский хроноклазм.
— Биреевский — вообще аномальный! — радостно ответил Никита и ускакал.
— Влад, хватит тебе. Карман уже открывается. Ты не беспокойся, мы присмотрим, чтобы их похоронили, — пообещал Лео.
— А как? Если вы в таком виде заявитесь в деревню…
— Не волнуйся, у нас и другие костюмы есть. Сегодня мы конные егеря, завтра платовские казаки, послезавтра — уланы. Что по ходу дела нужно — то и наденем.
— И вам что, всё равно, какую форму носить?
— Да в общем-то всё равно. Работа у нас такая, — тут Лео зевнул. — Не хуже всех прочих… Платят хорошо, а что гипнолог нас обрабатывает — так это лечится. Месяц в санатории — и можно дальше жить. Понимаешь, Влад, темпоральный контроль — межгосударственная организация, ее хорошо кормят. Федерация северных стран много дает, франко-немецкий кризисный фонд, ну, российский институт Волкова, конечно…
— И всё равно, что наших убивают, а на это нужно спокойно смотреть?
— Наши, не наши… Влад, эти люди уже триста лет как померли.
— Триста?
— Ну, около того. А на том свете наших нет, и ненаших тоже нет, там всё это не имеет значения.
— Значит, для тебя и я умер?
— А ты-то как раз нет, если мы тебя отправим в карман. Даже так может получиться, что это я для тебя умер. Не забивай себе голову этими конструкциями, бросай лопату.
— Когда нас вынут из этого кармана?
— Трудно сказать. Хроноклазм такая штука… Он появляется и тащит с собой карман, а этот карман — что-то вроде противовеса, он компенсирует возмущение хроноклазма…
— При тебе хоть одного человека оттуда вынули?
— Нет, я же агент контроля. Мое дело — если кого-то хроноклазм притащит в мой район, поскорее препроводить этого бедолагу в карман.
— И многих ты уже туда отправил?
— Однажды — грибников, их было трое, проклятый хроноклазм подцепил их в сорок седьмом году, то есть в вашем сорок седьмом. Потом была целая история с вертолетом, еле мы от него избавились.
— Можешь ты связаться со своим начальством, чтобы узнать, где эти грибники?
— Нет, не могу, — быстро ответил Лео.
— Но ведь ты связывался, когда нужно было искать Никиту. Ты сообщил, что он не прибыл. И вы с Рамером получили задание искать его во время сегодняшнего, то есть вчерашнего хроноклазма. Разве нет?
— Еще не хватало, чтобы я тебе сейчас начал объяснять про каналы связи.
— А мог бы. Ведь засунешь меня в этот карманчик — всё равно что похоронишь. А мне перед такой славной погибелью было бы интересно послушать умного человека. Послушай, а что будет, если я не полезу в карман?
— Попробуй — увидишь.
— Ясно.
Влад очень внимательно следил за Лео и Рамером, когда они лечили Мишаню. Крошечные ампулки с иголочками на концах — в них ведь может быть и антибиотик, и противостолбнячная сыворотка, и обезболивающее, и сильное снотворное. Ткнут такой штукой в задницу — мявкнуть не успеешь, как мир перед глазами поплывет в неизвестном направлении. Конечно, вмешиваться в исторический процесс — нехорошо… И позволять отправлять себя в небытие — тоже нехорошо. Какой вариант хуже? Оба хуже.