Драконово семя - Саша Кругосветов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смысл части депеши так и не дошел до меня, но все-таки я многое узнал из нее: о том, что отец ушел в мир иной, а потому власть и корона теперь перешли моему старшему брату, что мать еще жива и приблизила к себе Долли, у той растет сын, которого, как и меня когда-то, пичкают числами Фибоначчи, эвклидовой геометрией, ньютоновой физикой и даже гамильтоновой механикой – пропади они все пропадом! Судя по описаниям ребенка и дате отправления депеши, можно было определить, что сыну Долли сейчас должно исполниться двадцать лет.
Из той же депеши я узнал, что перед смертью отец наказал мальчику, как только тому исполнится пятнадцать, отправиться в поисках границы королевства. «Если он не ослушался отца моего, то уже почти пять лет идет по нашим следам», – подумал я. Еще я узнал, что в столице многое изменилось: достроена крепостная стена; на месте дубовой рощи, где в детстве я любил стрелять из рогатки по воронам, где занимался фехтованием и верховой ездой, теперь построены пороховые погреба, казармы и плац для маршировки. И все-таки это был мой город, моя малая, немного постаревшая родина!
Несколько дней я разбирал тяжбы горожан, а как освободился, написал письма домой, на это раз их было три: матери, Долли и ее сыну, и тоже не стал их отправлять – пусть хранятся в шкатулке. Наверное, никто и никогда не увидит этих писем, а жаль: мне бы так хотелось, чтобы смелый мальчик, покинувший уютный очаг в столице, прочел послание от рано поседевшего странника.
Я подготовил и отправил еще одного всадника, чтобы тот во что бы то ни стало достиг пограничной заставы и привез мне благую весть об этом. Это был уже третий гонец в никуда, в черную, глухую, беззвучную бесконечность. Почему отец разрешил мне уехать, почему не предупредил, что путешествие будет в один конец? Теперь уже поздно думать о прошлом, обратной дороги нет.
Через десять лет я вынужден был констатировать, что и третий посланник не вернулся. Более тридцати лет в пути! Я старался не думать, что случилось с третьим гонцом, хотя мне, конечно, было жаль этого замечательного всадника и преданного воина, жаль было и лучшего моего скакуна. В последние годы я все чаще склонялся к мысли о том, что никакой границы не существует.
Что это такое – граница? Разделительная застава, высокая стена, уходящая за горизонт влево и вправо, непроходимые горы, глубокие расколы в земной коре, непролазные болота… Наверное, просто невидимая линия, за которой начинается другая страна. И если перейти такую разделительную линию, я даже не замечу ее и в своем слепом порыве, в параноидальном ажиотаже буду идти вперед и вперед и вести за собой поверивших мне людей – слепой поводырь слепых!
Как мне узнать о том, что мы уже в другой стране? Там будут другие люди, они будут говорить на чужом языке?
Вряд ли я сумею это заметить. Я уже и сам не похож на чистого юношу, покинувшего когда-то столицу королевства, и моя речь тоже все меньше походит на то, как говорили в отцовском доме. С каким трудом давалось мне понимание языка древней депеши, врученной десять лет назад в мэрии: большинство слов в ней было совсем незнакомо. И предложения составлялись как-то непривычно. Правда, во всех городах, что мы миновали за это время, чиновники мэрий и горожане принимали меня как своего сюзерена и ждали разрешения самых трудных проблем – значит, они считают себя подданными именно моего королевства.
Так где мы все-таки – еще в своей стране или давно уже пересекли границу королевства? А может, мы уже в стране мертвых? Однажды мне приснился сон, что я вернулся домой…
Я написал письма матери, братьям, Долли и, конечно, юноше, идущему по стопам человека, которого он не знал и никогда, видимо, не узнает. Какие советы мог дать юноше этот человек? Разве он сам чего-то достиг на выбранном пути, разве хоть для кого-то он стал уже примером и образцом? Так и не решив, о чем следует поведать молодому и дерзкому рыцарю, я просто написал, что скучаю без него и, если бы нам довелось когда-нибудь встретиться, это стало бы для меня самой большой радостью. Потом мне вспомнились слова отца, сказанные при прощании, и я решил по-своему повторить их в письме рыцарю: «Следуй, мой друг, однажды выбранному пути. У тебя будет цель. Заодно и проверишь, способен ли ты принимать трудные решения и доводить до конца начатое дело».
Новенькие, только что написанные послания тоже не были отправлены: до столицы слишком далеко, а найти отважного рыцаря в безбрежных просторах нашей страны вряд ли по силам моему посланнику Все мои самые сокровенные мысли и переживания последних тридцати лет были теперь в этих письмах, сложенных в одной шкатулке. Еще один всадник – четвертый, лучший из лучших (смогу ли я в следующий раз найти хоть одного такого?) – был отправлен на восток в надежде, что хотя бы он принесет мне когда-нибудь благую весть.
Теперь я понимаю тебя, отец. Ты дал мне жизнь и отправил в путь, чтобы я мог узнать, сколь огромно и велико королевство, врученное нам волею судеб. Не таково ли и само бытие наше, которое уподоблю я моей стране: богатой, необъятной, бесконечно разнообразной, без конца и без края? Велика и могуча жизнь, подаренная нам Господом просто так, ни за какие особые заслуги: владей ей, пользуйся, пей жадными глотками и никогда не находи утоления своей жажды. Но ведь и она имеет свои пределы. Мои силы уже не те, что прежде, стан не столь гибок, глаза потускнели, все реже улыбка белой волной прибоя освещает мое лицо. Наверное, я уже немного устал от бесконечной дороги. Когда-нибудь завершатся мои земные странствия, но где-то, наверное, положен предел и моей родине. Вопрос только в том, достигну ли я его в конце своего пути.
Прошло еще десять долгих лет. По привычке я написал письма родным. Жива ли моя матушка, а бедная Долли? Интересно, где сейчас отважный муж, еще в юности вознамерившийся повторить путь своего безрассудного и легкомысленного предшественника? Жив ли он, вынес ли тяготы долгого пути или все-таки развернул назад
