Тайное место - Тана Френч

– Отпечатки?

Конвей покачала головой:

– Только садовника. И никаких фрагментов эпителия, так что ДНК тоже нет. Мы решили, что она была в перчатках.

– Она, – подчеркнул я.

– По-моему, так, – ответила Конвей. – Женщин вокруг много, а мужчин – не слишком. В прошлом году была теория, что это какой-нибудь извращенец, забрался подсмотреть за девчонками в окно и передернуть, или поиграть с их теннисными ракетками, или еще чего. Крис пришел встретиться с девушкой, поймал его. Правда, с доказательствами беда – что же, у него в одной руке мотыга, а в другой хрен? – но многим все равно понравилось. Лучше уж так, чем думать на какую-нибудь богатенькую красотку. Из такой классной школы.

Снова прищур. Очередная проверка. В солнечном луче ее глаза сверкнули янтарем, как у волка.

– Это был не посторонний. С чего иначе такая секретность, сложности с карточкой на доске? Девушка сама бы тебе позвонила и все рассказала. Если не придумала всю историю целиком, то точно знает что-то о ком-то из школы. И напугана.

– А мы в прошлый раз ее пропустили, – мрачно произнесла Конвей.

Выходит, она сурова не только к другим, эта Конвей.

– Может, и нет, – утешил я. – Эти девчонки ведь совсем еще дети. Если одна из них что-то видела, то могла просто не понять, что происходит, – по крайней мере, тогда. Особенно что-нибудь связанное с сексом или отношениями. Нынешнее поколение отлично информировано, они насмотрелись порносайтов и, скорее всего, знают больше поз, чем мы с вами вместе взятые, но, когда доходит до дела, пользы от этого немного. Девочка могла что-нибудь увидеть, понять, что это важно, но не знать почему. Теперь она на год старше и в жизни разбирается чуть лучше, что-то ей напомнило о тех событиях, и пазл внезапно сложился.

Конвей задумалась.

– Возможно… – протянула она. Но суровость в голосе осталась. Себе она спуску точно не даст. – Неважно. Даже если она не понимала, что именно видела, мы должны были понять за нее. Она была прямо тут, – быстрый кивок в сторону школы, – и мы ее допрашивали, а потом дали просто уйти. И я этим, мать его, недовольна.

Похоже, разговор закончился. Когда стало ясно, что добавлять она ничего не будет, я повернулся к тропинке, но Конвей с места не сдвинулась. Ноги на ширине плеч, руки в карманах, взгляд устремлен на деревья. Подбородок вызывающе вздернут, как будто эти деревья – ее личный враг. Не глядя на меня, она проговорила:

– Мне дали вести дело, потому что мы думали, оно окажется пустяковым. В первый день, еще даже тело в морг не увезли, мы нашли пару фунтов экстази в конюшнях, в шкафу с химикатами. Один из садовников обнаружился в системе – сидел за распространение. А в Святом Колме на рождественской вечеринке поймали пару подростков с таблетками. Допрашивали, конечно, но дилера они не сдали. Криса среди них не было, но все равно… мы решили, что повезло: два раскрытых дела по цене одного. Крис тайком пошел прикупить наркоты у садовника, поссорились из-за денег, ну и результат понятен.

Опять вздох у нас над головами. В этот раз я заметил, как что-то шевелится в ветвях. Как будто сами деревья прислушивались, как будто они грустили из-за нас, переживали за нас, но все равно уже тысячи тысяч раз слышали всё это.

– Костелло… Он был ничего, Костелло. Ребята над ним подшучивали, называли депрессивным козлом, но мужик он был хороший. Сказал: “Давай забирай. Будешь резюме себе делать”. Он, наверное, уже тогда знал, что в этом году уволится, и ему большое дело не нужно было, а мне нужно.

Голос у нее стал тихим, таким ведут задушевные разговоры в маленьких комнатах, он словно проваливался в солнечный свет. Я ощутил масштабы окружающей нас тишины и зелени. Широту. И высоту – деревья выше старых зданий школы. И старше.

– Да только у садовника оказалось алиби. В тот вечер к нему заходили приятели сыграть в покер и выпить пивка, двое у него же и заночевали. Мы его взяли за хранение и распространение, но вот убийство… – Конвей покачала головой. – А я должна была бы догадаться, – закончила она. – Должна была понять, что все окажется не так просто.

В ее белую рубашку вдруг врезалась пчела. Уселась, оглушенная. Голова Конвей резко опустилась вниз, а сама она застыла. Пчела переползла через верхнюю пуговицу, через край ткани, потянулась лапками к коже. Конвей дышала медленно и неглубоко. Я увидел, как ее левая рука плавно покидает карман и поднимается в воздух.

Пчела наконец пришла в себя и улетела в сторону солнца. Конвей стряхнула с рубашки невидимую соринку, оставшуюся там, где секунду назад сидело насекомое. Потом повернулась и пошла вниз по склону, мимо гиацинтов и обратно к тропинке.

4

“Корт” – самый большой и лучший торговый центр в пешей досягаемости от Килды и Колма, защита от внешнего мира, где над тобой не торчат взрослые с кислыми лицами, готовые в любой момент коршуном наброситься на тебя. “Корт” возвышается над округой, как огромный магнит, и притягивает всех. Здесь, в искрящемся ломтике счастья и свободы между уроками и ужином, могло произойти что угодно, твоя жизнь словно взмывала вверх и преображалась, таинственно мерцая. В призрачном свете неоновых ламп лица причудливо поблескивали и гримасничали в приступах смеха, рты произносили слова, которые едва различались в водовороте звуков, и любое из них могло оказаться тем самым волшебным словом, которого ты так ждешь; все, что ты в состоянии вообразить, могло ждать тебя здесь, если обернешься в тот единственный верный момент, если поймаешь тот самый нужный взгляд, если из динамиков рядом в нужный миг зазвучит та самая песня. Сладкий запах свежих пончиков, такой густой – хоть с пальцев слизывай, плыл от кондитерского киоска.

Начало октября. Крису Харперу – сцепился с Ошином О’Донованом прямо у фонтана по центру “Корта”, хохочет во весь голос, остальные парни из Колма подзадоривают – остается жить чуть больше семи месяцев.

Бекка, Джулия, Селена и Холли – по другую сторону фонтана, у них с собой четыре пакетика конфет. Джулия, косясь на мальчишек из Колма, тараторит, излагая вполне правдоподобную историю о том, как минувшим летом она и еще одна девочка-англичанка умудрились с парой французских парней просочиться в суперкрутой ночной клуб в Ницце. Холли жует “Скиттлс” и слушает, иронично приподняв бровь, что означает: ну да, конечно; Селена пристроилась на поцарапанном мраморном бортике фонтана, опустив подбородок на сложенные руки, а волосы ее свисают едва не до полу. Бекка хочет наклониться и придержать их, пока локоны не измарались в пыли и растоптанной на полу жвачке.

Бекка не выносит “Корт”. С самого начала первого года, когда новичкам пришлось прождать целый месяц, прежде чем им позволили покинуть территорию школы, – пока они не вымотаются настолько, чтобы не было сил сбежать, полагала Бекка, – она слышала только одно: ах, “Корт”, “Корт”, “Корт”, стоит нам только попасть в “Корт”, и все будет восхитительно. Сияющие глаза, руки, рисующие в воздухе контуры вожделенного места, словно там высятся сверкающие замки, блестят льдом катки и струятся водопады шоколада. Девчонки постарше возвращались, важно задрав носы, все такие многозначительно молчаливые, окутанные ароматами капучино и пробников, помахивая пакетами с разноцветными покупками, все еще слегка пританцовывая в ритме модных мелодий. Волшебное место, блистающий мир, где забываешь о нудных училках, рядах казенных кроватей, злобном шипении одноклассниц. “Корт” стирал из памяти все.

Это было еще до того, как Бекка познакомилась с Джулией, Селеной и Холли. В то время она просыпалась по утрам настолько несчастной, что в первые минуты, открыв глаза, даже удивлялась, отчего так плохо на душе, пока не вспоминала почему. Она регулярно названивала матери, рыдая взахлеб и нимало не беспокоясь, кто ее может услышать, и умоляла забрать ее обратно домой. Мать устало вздыхала и повторяла, что вот-вот все станет замечательно, как только она найдет себе подружек, с которыми можно будет болтать о мальчиках, поп-звездах и нарядах, и Бекка бросала трубку, поражаясь всякий раз, насколько хуже она стала себя чувствовать, хотя, казалось, хуже некуда. “Корт” казался единственным местом, на которое еще можно было надеяться в этом мире скорби и ужаса.

А потом она наконец туда попала, и волшебное королевство оказалось зачуханным торговым центром. Девчонки из первого года прямо пищали от восторга, а Бекка прикидывала, глядя на вздымавшиеся ввысь слепые стены серого бетона: если она сейчас свернется калачиком прямо здесь, на земле, и откажется двигаться с места, может, тогда ее отправят домой, объявив сумасшедшей?

А потом к ней подошла какая-то блондинка, Селена, кажется, типа того – Бекка слишком страдала, чтобы обращать внимание на детали, – Селена окинула крышу “Корта” долгим задумчивым взглядом и сказала:

– Там есть одно окно, видишь? Держу пари, если туда забраться, можно пол-Дублина увидеть.