Тайное место - Тана Френч

Конвей отодвинула ветку, преградившую ей путь, и направилась по одной из многочисленных тропок глубже в парк. Пчелы кружили над цветущими яблонями, пели птицы – не какие-нибудь там крикливые сороки, а веселые мелкие пичуги.

– В журнале медсестры записаны четверо. Эммелин Локк-Блейни, первогодка, живет здесь же; она была так напугана, что чуть не описалась, – не думаю, чтоб она смогла что-нибудь от нас скрыть. Катриона Морган, пятый год, живет дома, что, впрочем, ее не исключает, могла отдать ключ подружке из пансиона, хотя у них довольно тесные группки. Пансионерки и приходящие особо не смешиваются – знаешь, как это бывает.

Прошел год, а она помнит все имена, вот так вот, без всяких усилий. Дело Криса Харпера действительно задело ее за живое.

– Элисон Малдун, третий год, пансионерка, одна из шестерок Хеффернан. И Ребекка О’Мара.

– Опять компания Холли Мэкки.

– Ага. Теперь ты понимаешь, почему мне кажется, что твоя подружка чего-то недоговаривает?

– А зачем они ходили к медсестре, выяснили? Все правда?

– Проверить по-настоящему удалось только Эммелин. Растянула лодыжку при игре в хоккей или поло, или во что они там играют, ее пришлось перевязать. У остальных трех мигрень, менструальные боли, головокружение или еще какая-то хрень в том же роде. Может, правда, может, просто хотели свалить с уроков, а может… – Конвей вскинула бровь. – Получили обезболивающие и возможность прилечь прямо под полкой с ключом.

– И все утверждали, что не прикасались к нему.

– Клялись и божились. Я поверила Эммелин, а вот с остальными… – Опять поднятая бровь. Полоски солнечного света пробивались через листву и падали ей на лицо, напоминая боевую раскраску. – Директриса уверяла, что никто из ее девочек ни за что и никогда бла-бла-бла и что ключ наверняка упал в урну, но замок все-таки поменяла. Лучше поздно, чем никогда. – Конвей остановилась и показала куда-то пальцем: – Смотри. Видишь, вон там?

Длинная низкая постройка с небольшим передним двориком виднелась сквозь рощу справа от нас. Симпатичное здание. Старое, но поблекший кирпич дочиста выскоблен и вычищен.

– Это раньше были конюшни. Для лошадей милорда и миледи. Теперь там сарайчик для садовников их высочеств – их тут на такую громадину трое. Там и хранилась тяпка.

Во дворе никакого движения. Я уже какое-то время удивлялся, куда все пропали. В школе ведь, должно быть, несколько сотен человек как минимум, но никого не видно. Только где-то вдалеке тинк-тинк-тинк, звонкое постукивание металла о металл. И все.

– Сарай держат запертым? – спросил я.

– Не. Там внутри шкаф со всякими средствами против сорняков и ос и прочей такой фигни, вот он заперт. А сами конюшни – заходи кто хочет. Этим дубинам и в голову не пришло, что сарай, считай, набит оружием. Лопаты, тяпки, ножницы, секаторы – полшколы можно перебить. Ну или срубить неплохие деньги, если знать, кому это все толкнуть. – Конвей дернула головой, отгоняя облачко мошки, и прошла дальше по тропинке. – О чем я и сказала директрисе. И знаешь, что она ответила? “Детектив, людей подобного типа наша школа не прельщает”. С такой рожей, будто я ей на ковер кучу наложила. Идиотка. Парень лежит с пробитой башкой, а она мне впаривает, что весь их мир состоит из фраппучино и уроков виолончели и даже мыслей дурных ни у кого не возникает. Понял, что я имею в виду под наивностью?

– Это не наивность, – покачал головой я. – Это рассчитанный ход. В подобных заведениях принято следовать указаниям сверху. Если директриса говорит, что все прекрасно и никому не позволено возражать… Да, дело плохо.

Конвей обернулась и посмотрела на меня с любопытством, будто разглядела что-то новое. Это было приятно – идти бок о бок с женщиной, чьи глаза вровень с моими и шаг не короче моего. Легко. На секунду мне даже захотелось, чтоб мы друг другу понравились.

– Плохо для расследования или просто в целом плохо? – спросила она.

– И то и другое. Но скорее в целом. Опасно.

Я ожидал выволочки за драматизм. Вместо этого она просто кивнула и добавила:

– Да, вроде того, верно.

За поворотом тропинки мы вышли из тени деревьев в пятно яркого солнечного цвета.

– Цветы были оттуда.

Синева такая, что, кажется, раньше вообще не видел синего цвета. Гиацинты. Тысячи гиацинтов, по всему склону, под деревьями, как будто высыпавшиеся из какой-то бездонной корзины. От запаха, казалось, могут начаться галлюцинации.

– Я отправила сюда двух ребят в форме. Чтоб проверили все стебли, один за другим, пока не найдут сломанные. Два часа они тут проторчали. Небось до сих пор меня ненавидят, но только мне плевать, потому что стебли они нашли. Все четыре, вон там, у края клумбы. А потом криминалисты установили соответствие сломов цветам, найденным на теле Криса. Не стопроцентное, но вполне убедительное.

И тут меня по-настоящему проняло. Получается, когда эти чудные цветы распускались в прошлый раз, сюда, в место, где вроде бы никогда ничего плохого не может случиться, пришел в поисках чего-то Крис Харпер. Умирая, он, должно быть, чувствовал их запах, тем более в темноте. Это было последнее чувство, когда все прочие уже канули в небытие.

– Где его нашли? – спросил я.

– А вот, – указала Конвей.

Футах в тридцати от тропинки, на склоне, среди подстриженной травы за аккуратными круглыми кустами рощица из таких же высоких псевдокипарисов, густая и темная, окружала полянку. Трава между деревьями разрослась. Над ней парили, как туман, пушистые семенные шапки.

Конвей провела нас вокруг клумбы и дальше вверх. Пришлось поднапрячься. На поляне оказалось гораздо прохладней.

– Темно было? – спросил я.

– Нет. Купер – ты же знаешь Купера? патологоанатома? – Купер сказал, что смерть наступила около часа ночи, плюс-минус пару часов. Небо было ясное, луна растущая, и как раз в районе часа она стояла высоко. Видимость для середины ночи была неплохая.

У меня в голове сменялись картины. Крис выпрямляется, в руках синие цветы, щурится, пытаясь различить скользнувшую в темноте фигуру, то ли его девушка, то ли?.. И параллельно с этим другой образ. Кто-то замер в тени, стоит среди цветов – она? он? Наблюдает за Крисом, который озирается на полянке, наблюдает, как он ждет, и сама дожидается, когда он отвернется.

Тем временем Конвей тоже выжидала и наблюдала за мной. Она напомнила мне Холли. Обе возражали бы против такого сравнения, но прищур, словно оценивающий, играющий с тобой в “змеи и лестницы”: двигайся аккуратно, сделаешь верный ход – и тебя подпустят еще немного ближе, оступишься – и придется начинать сначала.

– Под каким углом был удар?

Правильный вопрос. Конвей взяла меня за руку и сдвинула на пару ярдов к середине поляны. Хватка крепкая. Не жестковластная, типа “я коп, вы арестованы”, не девичья, типа “ты мне нравишься”, просто крепкая; такими сильными руками можно и машину починить, и при необходимости дать в морду тому, кто этого заслуживает.

Она развернула меня лицом к цветам и тропинке, спиной к деревьям.

– Он был примерно там.

Послышалось жужжание, шмель или газонокосилка где-то вдали; акустика тут была странная. Созревшие семена кружились вокруг моих лодыжек.

– К нему кто-то подошел сзади – или заставил его отвернуться. Стоял этот кто-то примерно вот здесь.

Прямо у меня за спиной. Я повернул голову. Она подняла над левым плечом воображаемую мотыгу обеими руками. Опустила ее, развернувшись всем телом. На фоне жизнерадостного весеннего щебета раздался свист рассекаемого воздуха и удар. Хотя в руках у нее ничего не было, я вздрогнул.

Уголок рта у Конвей слегка приподнялся. Она показала пустые руки.

– И он упал, – подытожил я.

– Вот прямо сюда ему попали. – Она коснулась ребром ладони моей головы, слева, довольно высоко, провела слева направо. – Крис был на пару дюймов пониже тебя, пять футов десять дюймов. Убийца мог быть и невысоким, от пяти до шести футов, точнее Купер сказать не мог, судя по высоте и форме раны. Скорее всего, правша.

Ступни шаркнули по земле, когда она отодвинулась.

– А трава? Тогда она была подстрижена?

И опять правильный вопрос, хороший мальчик.

– Ага. После этого случая они перестали ее косить. Что-то вроде мемориала, а может, садовникам просто стремно. Не знаю. Здесь мало кто бывает, так что имидж школы оно не портит. Но тогда трава была как везде, короткая. В обуви с мягкой подошвой подкрасться ничего не стоило.

И следов бы тоже не осталось – по крайней мере, таких, чтобы их могли использовать криминалисты. А на тропинках гравий – тоже никаких зацепок.

– Где вы нашли мотыгу?

– В сарае, где ей и место. Мы ее заметили, потому что подходила под описание Купера. У криминалистов на подтверждение ушло секунд пять примерно. Она – он, она, без разницы, – она попыталась почистить лезвие, пару раз воткнула в землю вон там, под одним из кипарисов. И о траву вытерла. Разумно. Умней, чем вытирать тряпкой, тогда пришлось бы еще и от тряпки избавляться. Но крови все равно осталось достаточно.