Война и мир Михаила Тухачевского - Юлия Кантор

Впервые о Тухачевском заговорили при взятии Семеновским полком города Кржешова. Так, князь Ф. КасаткинРостовский, служивший капитаном в Семеновском полку, вспоминал:

«Второй батальон, в б–й роте которого находился Тухачевский, сделав большой обход, неожиданно появился с правого фланга австрийцев, ведущих с остальными нашими батальонами фронтальный бой. И принудил их поспешно отступить. Обход был сделан так глубоко и незаметно, что австрийцы растерялись и так поспешно отошли на другой берег реки Сан, что не успели взорвать приготовленный к взрыву деревянный высоководный мост через реку. По этому горящему мосту, преследуя убегающего неприятеля, вбежала на другой берег б–я рота со своим ротным командиром капитаном Веселаго и Тухачевским. Мост затушили, перерезали провода, подошли другие роты, переправа была закреплена, причем были взяты трофеи и пленные»18.

Горящий мост, успешная атака — настоящее «боевое крещение», вдохновляюще красивый фронтовой дебют.

Подробно описал этот бой и другой однополчанин подпоручика Тухачевского — полковник Зайцов, русский военный историк–эмигрант.

«Взять в лоб Кржешовский тет–де–пон, однако, несмотря на потери и доблестное фронтальное наступление наших батальонов, было нам не по силам. Слава Кржешовского боя, разделенная всеми его участниками, все же в особенности принадлежит нашему 2–му батальону, командир которого полковник Вешняков решил, по собственному почину, обойти Кржешовский тет–де–пон и атаковать его с юго–востока, прорываясь вдоль Сана к переправе.

Командир 6–й роты капитан Веселаго, во главе своей роты, бросился на горящий мост и, перейдя по нему р. Сан, овладел переправой.

Кржешов пал, и Семеновцы перешли через р. Сан, захватывая пленных, пулеметы и трофеи. Смелый почин нашего 2–го батальона и удар 6–й роты дали нам Кржешовский тет–де–пон и сломили фронт сопротивления австрийцев по Сану»19.

Результатом этой красивой тактической операции стало отступление 1–й австрийской армии к Кракову и далее в западную Галицию за реку Дунаец.

За Кржешовский бой командир роты капитан Веселаго получил Георгиевский крест, Тухачевский — Владимира 4 степени с мечами. О Тухачевском заговорили, но сам он своей первой наградой был недоволен, считая, что так же, как и Веселаго, заслужил Георгиевский крест.

Это недовольство явилось для Тухачевского лишь дополнительным стимулом, подстегивавшим его стремление к самоутверждению на поле боя.

«…Не могу сказать, чтобы он пользовался особенной симпатией товарищей. Первый боевой успех, конечно, вскружил ему голову, и это не могло не отразиться на его отношениях с другими. Его суждения часто делались слишком авторитетными. Чуждаясь веселья и шуток, он всегда был холоден и слишком серьезен, что совсем не было свойственно его возрасту, часто с апломбом рассуждая о военных операциях и предположениях. С товарищами был вежлив, но сух, и это особенно бросалось в глаза в нашем полку, где все жили одной дружной семьей. Строевой офицер он был хороший…» — такие воспоминания оставил князь Касаткин–Ростовский.

Другая характеристика является вполне логичным дополнением к портрету «слишком серьезного, держащегося одиночкой, безупречного в службе» подпоручика. Это любопытнейшее свидетельство оставил отец приятеля Тухачевского — подпоручика Н. Н. Толстого:

«Он очень молод еще, но уже выделяется заметно: хладнокровен, находчив и смел, но… Непонятно, на чем все это держится?

Это тип совершенно особой формации. Много в нем положительных качеств, он интересен, но в чем–то не очень понятен. И откуда берутся такие? Молодой из ранних. Ни во что не верит, нет ему ничего дорогого из того, что нам дорого; ум есть, отвага, но и ум, и отвага могут быть нынче направлены на одно, завтра же — на другое, если нет под ним оснований достаточно твердых; какой–то он… — гладиатор! Вот именно, да, гладиаторы, при цезарях, в языческом Риме могли быть такие. Ему бы арену да солнце и публику, побольше ее опьяняющих рукоплесканий. Тогда есть резон побеждать или гибнуть со славой… А ради чего побеждать или гибнуть за что — это дело десятое…»21 Склонному к героической романтике, начитанному, увлекавшемуся древней военной историей Тухачевскому, вероятно, самому понравилось бы такое уподобление. Некоторая подверженность рисовке, отмечавшая его еще в детстве и юнкерской юности, стремление к лидерству и потребность в пьянящих рукоплесканиях — все это в сочетании с явной профессиональной неординарностью — личностная доминанта Тухачевского периода Первой мировой войны. Стоит ли удивляться, что в порыве откровенности он, не сдерживая эмоций, признавался молодым однополчанам:

«Для меня война — все! Или погибнуть, или отличиться, сделать себе карьеру, достигнуть сразу того, что в мирное время невозможно!

… В войне мое будущее, моя карьера, моя цель жизни!»22 Тогда казалось, что цели он достиг с безапелляционной уверенностью и фантастически быстро.

Дальнейшая боевая судьба была благосклонна к изобретательному и в открытом бою, и в разведке молодому гвардейцу.

Что ни бой, то успех, что ни операция, — придуманная и осуществленная, — то орден. В послужном списке Тухачевского великолепный перечень наград за боевые отличия:

уже упомянутый орден Св. Владимира 4 степени с мечами и бантом, Св. Анны 2 степени с мечами, Св. Анны 3 степени с мечами и бантом, Св. Анны 4 степени с надписью «За храбрость» и Св. Станислава 3 степени с мечами и бантом23. (В Российском Государственном военно–историческом архиве сохранился лист–представление к шестому ордену — Св. Станислава 2 степени. Однако наградного листа в архиве нет, как нет этого ордена и в послужном списке Тухачевского, датированном 1 ноября 1917 года.) Даже лаконичное описание в штабных документах подвигов Михаила Тухачевского читается как панегирик. Орден Св.

Станислава 3 степени с мечами и бантом — за то, что «переправившись 26 сентября 1914 года на противоположный берег реки Вислы, нашел и сообщил место батареи неприятеля у костела и определил их окопы. На основании этих сведений наша артиллерия привела к молчанию неприятельскую батарею»24.

С 4 по 15 октября полк воевал в Ивангородской области:

за бои 10–13 октября под Ивангородом Тухачевский удостоен ордена Св. Анны 3 степени с мечами и бантом. С 16 октября по 30 ноября — семеновцы брошены в бои под Краковом, и подпоручик Тухачевский «зарабатывает» орден Св. Анны 4 степени с надписью «За храбрость» — за бой 3–5 ноября под Посадом «Скала»25. Таким образом, график боев точно совпадает с перечнем боевых заслуг.

Упоминание еще об одной награде — ордене Св. Анны 2 степени с мечами содержится в «списке офицеров лейб–гвардии Семеновского полка по старшинству в чинах » за 1917 год. В этом документе получение награды датировано 1915 годом26. Наградной лист свидетельствует «о высочайшем утверждении пожалования командующим 9–й армии… ордена Анны 2 степени… за боевые отличия, отлично–усердную службу и труды, понесенные во время военных действий»27. Для подпоручика получить такой орден — событие почти невозможное. По существовавшей тогда практике на него могли рассчитывать чины не ниже капитана. Тухачевский и здесь стал исключением.

Судя по архивным материалам, ордена Тухачевский получал в среднем раз в три недели. Даже обладая гипертрофированной скромностью, трудно не испытать головокружение от таких, действительно ярких, успехов.

Тухачевский особой скромностью не отличался, но тем не менее позднее, уже в 1920–е годы, даже в узком кругу никогда не бравировал этими наградами. Возможно, считал их остывшим достоянием «давно минувших дней» или, что не менее вероятно, не желал будить ностальгию…

«С фронта он часто писал и однажды осенью 1914 неожиданно приехал. Это было уже после смерти нашего отца, который умер после его отъезда. Миша рассказал нам, что он очень беспокоился об отце, так как о нем ему ничего не писали и он понял, что что–то случилось, попросился отпустить его в Варшаву лечить зубы, а сам приехал в Москву на один день, где и узнал правду»28.

Тухачевского, склонного к некоторому высокомерию, порой «оскорбительно вежливого», то есть державшего дистанцию, в полку не слишком любили. К этой взаимной прохладце отношений у некоторых наверняка примешивалась и зависть. Ему явно, вызывающе везло, но везло заслуженно.

Он был успешен не только в аффекте — красивых боевых вылазках, но и в тяжкой окопной повседневности. Даже недоброжелатели не зафиксировали ни одного сколько–нибудь неблаговидного поступка, какого–либо недочета даже в рутинной части несения службы. Солдат не чурался (эта при вычка пригодилась ему позже, в Гражданскую), окопные осенне–зимние тяготы переносил легко. И всегда был начеку.

«Бросалась в глаза его сосредоточенность, подтянутость, — отмечал А. А. Типольт, служивший в той же роте Семеновского полка, что и Тухачевский. — В нем постоянно чувствовалось внутреннее напряжение, обостренный интерес к окружающему»29.