На парусах мечты - Барбара Картленд

Пока был жив этот дух, ничто не могло уничтожить силу и власть восьмиконечного креста!

Глава 3

Корделия вышла на террасу полюбоваться видом на залив.

Отплытие на Мальту было назначено на завтра, и она с болью в сердце подумала о том, что, возможно, никогда больше не увидит красот Неаполя.

Ей хотелось запечатлеть в памяти этот чудный город, чтобы сохранить его образ навсегда Где еще можно было увидеть этот мягкий дивный свет, который, казалось, сам бог изливал на эту прекрасную землю?

Все окружающее пленяло сказочной красотой.

Зеленые склоны гор, огибающих залив, на которых то тут, то там белели стены и колокольни монастырей, аркады домов, увитые виноградом и вьющимися розами; древние статуи богов, возвышающиеся среди пестрых и благоухающих цветов.

Корделия посмотрела на мрачную громаду Везувия, вершина которого была покрыта лавой и пеплом, а из кратера тянулся дымок в голубое прозрачное небо.

На фоне мирной красоты пейзажа вулкан поражал своим грозным видом, и для Корделии он был олицетворением опасности, угрожающей этому прекрасному городу в виде извержения или другой напасти.

Но она избегала думать о политике и напряженности обстановки, страх перед которой неаполитанцы скрывали за притворным весельем и беспечностью.

Сегодня ей хотелось думать только о красоте окружающей природы и ласковых лучах солнца, и, поддавшись этому настроению, она сошла с террасы в сад, чтобы прогуляться среди цветущих деревьев и кустов.

Она неторопливо брела по аллеям и лужайкам, невольно вспугивая разноцветных бабочек и трудолюбивых пчел, жужжащих над цветками, полными нектара.

Издалека едва слышно доносилось пение «Санта Лючии»— песни, столь популярной в Неаполе, что она могла вполне считаться вторым национальным гимном.

Протяжная мелодия, смешиваясь с пением птиц, ласкала слух, а взор девушки услаждала чудесная природа.

Новость об окончании ремонта корабля и о назначенном на завтра отплытии к вожделенному острову привела Дэвида в неописуемый восторг.

Корделия знала наверняка, что брат с бароном с утра пораньше отправились на верфь.

Молодые люди, которые стали друзьями с первой же встречи, горели желанием помочь чем только можно, чтобы ускорить отплытие. Они следили за доставкой провианта на корабль, проверяли, достаточны ли запасы воды, стремились разделить с капитаном множество других хлопот, связанных с предстоящим путешествием.

В этот ранний час леди Гамильтон еще спала, а сэр Уильям, без сомнения, был занят приемом многочисленных посетителей и просителей, обычно начинавших прибывать в посольство с самого утра.

Корделия была рада побыть немного в одиночестве.

Оглядываясь на дни, проведенные в этом чудесном городе, она сожалела, что потратила значительную часть времени в компании людей, с которыми имела мало общего.

Корделия с ранних лет привыкла к одиночеству, потому что, пока Дэвид учился в школе, а затем в университете, она не общалась ни с кем, кроме родителей и своих учителей. Получилось так, что девочка почти не общалась со своими сверстниками, она гуляла в саду и в парке, сама для себя находя развлечения при помощи богатства собственной фантазии.

Корделия жила в мире, созданном своим воображением, источником которого служили книги по мифологии, истории, которые она с жадностью поглощала; сокровища искусства и старины, собранные в их загородном имении, сам Стэнтон-Парк с его древней историей, значивший для нее больше, чем просто фамильный дом.

«Я очень многого еще не знаю», — подумала она, проходя мимо кустов цветущего жасмина, аромат которого дурманил и кружил голову.

Поездка в Неаполь и пребывание в нем во многом пополнили ее знания. Это было своего рода обучение, обучение жизнью, новой и волнующей, но подчас пугающей.

Корделия дошла до беседки, где сидела с Марком Стэнтоном в ту ночь, когда, испуганная настойчивостью герцога ди Белина, она искала у него утешения и защиты.

Девушка так часто размышляла над его словами о любви, что они, казалось, навсегда врезались в ее память, но при этом она не переставала удивляться, что Марк мог говорить с ней о таких вещах.

Корделии казалось, что он был человеком действия, прирожденным лидером, привыкшим командовать, а потому представить себе не могла, что Марк Стэнтон был способен так глубоко заглянуть в девичье сердце и понять ее тайные мечты.

Его слова были так ясны и просты, что она легко поняла, чего хотела от жизни — любви!

С той ночи ей ни разу не удалось поговорить с ним по душам. Они постоянно были окружены какими-то людьми, а если он в отсутствие гостей наносил визит в палаццо Сесса, то леди Гамильтон или Дэвид неизменно присутствовали при их разговоре.

Порой Корделия бросала на него робкие взгляды, припоминая их откровенный разговор в звездной ночи, и невольно краснела от стыда.

И все-таки она была благодарна Марку, что он избавил ее от страхов и мучительных сомнений и помог ей разобраться в вещах, казалось бы, столь сложных и запутанных.

Она больше не помышляла об уходе в монастырь.

Напротив, теперь ее наполняла уверенность, что однажды она встретит человека, которого полюбит всей душой и который ответит ей тем же. И ведь именно Марк вселил в нее эту уверенность!

И еще в одном Корделия была уверена: любимого человека ей никогда не найти среди тщеславных и напыщенных аристократов, каких ей довелось узнать в Неаполе.

Марк Стэнтон, должно быть, очень решительно поговорил с герцогом ди Белина, поскольку тот перестал появляться и присылать записки с цветистыми излияниями в любви, от одного вида которых ее охватывало отвращение.

Последние дни Корделия провела в душевном покое, но совершенно изнемогла от нескончаемой вереницы балов, приемов, визитов, в том числе и в королевский дворец. Ей также приходилось помогать леди Гамильтон занимать посетителей потоком нахлынувших в британское посольство в надежде найти здесь поддержку и утешение, в предчувствии усложнения политической обстановки.

Сложившаяся ситуация, безусловно, беспокоила и королеву, о чем Корделия догадывалась по встревоженному виду леди Гамильтон, которой передавались страхи ее подруги.

Неудивительно, что Ее Величество не на шутку разволновалась, когда ей передали донесение, что в Ломбардии сосредоточено до десяти тысяч французов, вдоль побережья у Генуи — двадцать тысяч, а на верфях в Тулоне с каждым днем возрастает число готовых к отплытию военных кораблей.

«Королева уверена, что угроза надвигается и с суши, и с моря, и даже британский флот не сможет спасти ей королевство, — сказала как-то леди Гамильтон Корделии. — Единственный, кто может спасти нас, — это сэр Горацио Нельсон!»

В голосе леди Гамильтон звучала неприкрытая нежность, когда она говорила о прославленном герое, а вспоминала она о нем непрестанно.

Не было сомнения, что этот человек произвел на нее огромное впечатление, когда посетил Неаполь на своем корабле «Агамемнон».

При высадке на остров Тенериф у Санта-Крус Горацио Нельсон был тяжело ранен, и корабельный врач ампутировал ему правую руку. После этого его переправили в Англию, где он пополнил число уволенных в запас морских офицеров, поправляющих свое здоровье в курортном местечке Бат.

Несмотря на потерю глаза и руки, эта яркая личность пользовалась широкой популярностью как среди народа, так и в военных кругах. Поэтому именно к нему страна обратилась за помощью, когда были получены известия о мощном флоте, который строил Наполеон на Средиземном море.

Сэр Горацио был назначен командующим эскадрой, со стоявшей из четырнадцати первоклассных кораблей, но по пути из Англии его преследовала цепочка неудач: во время сильного шторма эскадра рассеялась, и он потерял из виду несколько фрегатов; за время долгого плавания истощились съестные запасы, среди моряков было много больных, некоторые корабли получили серьезные повреждения и требовали серьезного ремонта. Об этом Корделия знала со слов Марка Стэнтона.

Нельсон прислал сэру Уильяму Гамильтону письмо, в котором сообщил, что для дальнейшего продвижения эскадры ему необходимы провизия, фрегаты и опытные лоцманы.

— Сэр Уильям очень расстроен положением дел в эскадре, — жаловалась леди Гамильтон.

С Корделией и Дэвидом она говорила откровенно, испытывая необходимость поделиться с кем-то своими сокровенными мыслями и тем самым облегчить мучившую ее тревогу.

— Может ли сэр Уильям помочь адмиралу Нельсону? — озабоченно спрашивал ее Дэвид.

— Что он может сделать? — с тяжелым вздохом отвечала леди Гамильтон. — Король подписал соглашение, в котором обязался не пускать в свои порты британские корабли и не снабжать их провиантом! А уж что касается фрегатов…

Леди Гамильтон в отчаянии смолкла, и они поняли, что даже королева Мария-Каролина не посмеет помочь англичанам, когда французские войска угрожают ее государству.