Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо

чем тот, что привел к возникновению человека разумного. Ледомцы, с одной стороны, сохранили в себе черты этого существа, но, с другой, серьезно от него отличались. Иными словами, ледомцы вышли из человечества. Но как далеко они ушли? Куда привели их произошедшие мутации?

Чарли не знал этого, но мог выяснить. Подойдя к окну, но держась от него на почтительном расстоянии, он принялся рассматривать простирающийся внизу парк, по которому передвигались яркие пятнышки – ледомцы в своих живописных одеяниях. Все они были взрослыми особями или по крайней мере казались таковыми. Если предположить, что поколения сменяют друг друга каждые тридцать лет, и, если эти существа не мечут икру, подобно лососю, и не высиживают яйца, то времени, чтобы им эволюционировать в то, чем они стали, потребовалось немало. А кстати, об их технологиях! Сколько веков им потребовалось, чтобы научиться строить таких монстров, как Первый научный центр?

Этот вопрос был гораздо сложнее первого. Чарли вспомнил, как в каком-то журнале столкнулся с перечислением десяти предметов, входящих в самый обычный список покупок, который перед выходом в супермаркет составляет любая хозяйка. Там были алюминиевая фольга, чистящее средство для посуды, молоко в бумажных пакетах, еще какая-то ерунда. И оказалось, что всех этих вещей двадцать лет назад еще и не существовало. Уж если в середине двадцатого века существовали такие технологии, что на протяжении нескольких десятков лет вы могли наблюдать, как вакуумную лампу сменяет транзистор, а потом полупроводниковый диод, как из предмета для анекдотов становится реальностью полет спутника, нагруженного тонной самой точной аппаратуры, в пространство по ту сторону Солнца, то что говорить о технологиях Ледома? Чарли подозревал, что для окружающих он может быть так же смешон, как для него была смешна та тетка на эскалаторе в аэропорту Сан-Хуан, хотя этот эскалатор и был сконструирован уже в ее время.

Поэтому, сказал сам себе Чарли, возьми себе за правило – ничему не удивляться. В его времена большинство людей считали, что технический прогресс – это не геометрическая кривая, подобная крутому лыжному трамплину, а плавная прямая линия. Думавших так нерешительных слабаков постоянно мучили приступы запоздалого консерватизма, и они, как за спасительную соломинку, хватались то за одну мелочь, безвозвратно уходящую в прошлое, то за другую, стараясь удержать их и каким-то образом вернуть. Конечно, это был никакой не консерватизм, а обычная тоска по старым добрым временам, когда человек с легкостью предсказывал, что случится если не на следующей неделе, то уж наверняка на следующий день. Неспособные уловить целостную картину, они фиксировали свое внимание на ее миниатюрных деталях, и бывали очень удивлены и обозлены, когда картина менялась, а вместе с ней меняли свое место и значение все мелочи, к которым они так привыкли. Нет, он, Чарли Джонс, никогда не считал себя особым интеллектуалом, но каким-то образом он понимал, что прогресс – вещь динамическая, и, если ты хочешь бежать с этим миром ноздря в ноздрю, то должен, как это делает пловец на доске для серфинга, слегка податься вперед, а то свалишься и утонешь.

Чарли вновь посмотрел на Первый научный. Невероятная для обычного глаза конфигурация этого дома являлась отличной иллюстрацией того, о чем Чарли думал. Тебе нужно научиться плавать на этой странной доске – прогрессе, сказал он себе, и эта мысль привела его к формулированию второго вопроса.

Не стоит тратить времени на выяснение того, как им удалось это сделать – как его, двадцатисемилетнего бугая, вытащили сюда с потертых ступенек лестницы между вторым и третьим этажами дома номер шестьдесят один, стоящего на Тридцать четвертой Северной улице. Это – дело техники, а он вряд ли сможет понять ее суть. Научиться пользоваться – еще куда ни шло, но понять на основе своих знаний и опыта – вряд ли. А вот что действительно важно узнать, так это – почему они его вытащили.

Из этого большого вопроса вытекали два поменьше. Конечно, он мог ошибаться, но его похищение наверняка было весьма и весьма серьезным проектом, реализованным местными учеными. А что? Просто так возиться со временем и пространством никто не станет, не так это легко! Но нужно было понять следующее: зачем они пошли на это. Какая Ледому от всего этого выгода – при всех затратах? Вряд ли это было лишь испытание оборудования – дескать, купил новую удочку, решил посмотреть, какова она в деле. А может быть, им просто нужен был образец представителя человеческой расы именно из того времени, в котором жил Чарли; они забросили эту свою удочку, и попался именно он? Или, допустим: им нужен был именно Чарли; они изловчились, и – цап-царап. Хотя, если исходить из нормальной логики, этот вариант был наименее вероятным, но Чарли охотнее всего поверил бы в него. Таким образом, со вторым вопросом он решил. Но за вторым вопросом, как его естественное следствие, шел вопрос третий: а на кой черт им нужен именно я?

У Чарли Джонса были свои недостатки, но было и одно неоспоримое достоинство – оценивал себя он более чем здраво. Похитили его, конечно же, не из-за его красоты, силы или ума, и в этом смысле ледомцы могли бы найти более достойный материал буквально по соседству. Не было у него и особых талантов. По поводу себя Чарли говорил: я не считаюсь лодырем исключительно потому, что все время работаю. Хотя, может быть, именно поэтому я – законченный лодырь?

Чарли бросил школу в десятом классе, когда заболела мать. Думал, что бросил на время, а получилось – навсегда: то одно, то другое дело отвлекало его от продолжения обучения, и в школу он не вернулся. Таскался по домам, торгуя женским нижним бельем, холодильниками, пылесосами, энциклопедиями, работал оператором лифта, жарил гамбургеры в какой-то забегаловке, варил мягкую сталь на сталелитейном заводе, нанимался матросом, зазывалой, водителем бульдозера, учился на печатника, был репортером на радиостанции. А в перерывах работал грузчиком, торговал газетами, расклеивал наружную рекламу, красил автомобили, а однажды неплохо заработал, во время всемирной выставки размазывая по чистым тарелкам куриный желток, чтобы показать, как хорошо справляется посудомоечная машина. И всегда читал все, что попадалось ему в руки – иногда случайно, иногда по совету кого-нибудь, с кем просто зацепился языками; потому что не было для Чарли большего удовольствия, чем потрепаться с кем-нибудь и узнать чего-нибудь новенького. Эрудиция его была велика, но не без пробелов – факт, который иногда демонстрировала его речь: он порой использовал слова, которые вычитал в книжках и журналах, но которых никогда не слышал, отчего и ошибался в их произношении, чаще всего в ударении –