Бабочка на булавочке, или Блинчик с начинкой. Любовно-иронический роман - Мадам Вилькори

Зачем подозревать самое ужасное?! Папа заносил в дом с мороза здоровенный тазик со стиркой и, увидев свой аккордеон в «замурзанном» виде, бросил в меня первым, что подвернулось под руку – своими семейными трусами, которые не успели оттаять!

Вы видели вещи, после стирки побывавшие на морозе, да еще накрахмаленные? Вот-вот. Несгибаемо-негнущиеся, твердые, как доска, свежезамороженные трусы с олимпийской символикой, внушительными размерами напоминающие флаг корабля, —просвистели мимо моей головы и, потрескивая от напряжения, врезались в сервант.

О-хо-хо. Разбитую любимую мамину вазочку пришлось срочно реставрировать. Мы с папой быстренько собрали бедняжку воедино, втихаря склеили, сварили для прочности в молоке и поставили на ту же полочку. С тех пор я проявляла небывалую заботу о посуде в серванте, лично смахивая оттуда пыль и, коварно поглядывая на папеньку, вполголоса напевала песню «Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь трусы – не флаг корабля…»

Шантаж – средство воспитания родителей детьми. Антипедагогическое, но результативное. Папа смущенно улыбался, а я, вредничая, заводила новую песню: «По утрам, надев трусы, не забудьте про часы». Без часов мужчина как-то не смотрится, не правда ли?

«Вышибая дух из своего ближнего, не принимай это за борьбу с идеализмом».

(Э. Кроткий)

Мои родители, как два берега одной реки, существовали параллельно, соединенные мостиком, который вот-вот рухнет. Этим мостиком, пошатывающимся под тяжестью родительских амбиций, была я. Отношения между «берегами» отличались принципиальными разногласиями, не похожими на бурные баталии семейства Антоненко-Антониони. У Гали с Педро табуретки летали, как перелетные птицы, чашки-блюдца запускались со снайперской точностью, синяки и кровоподтеки наставлялись с завидной регулярностью, но после всех этих катаклизмов всегда наступали мир да любовь.

Словесные мега-прения и мега-трения семейства Сокольских не подлежали никаким соглашениям! Требовательная и придирчиво-мнительная мама не желала принимать папу таким, каким он был на самом деле, а папа не поддавался ни переделыванию, ни перевоспитанию, невзирая на мамины педагогические таланты. Однажды он кощунственно замахнулся на самое святое – мамину родню, разыграв ее сестру Сару!

Муж тети Сары, Василий Степанович Иваненко, видный профсоюзный деятель, настолько входил в «верха», что был допущен к общению с иностранцами. Тетя Сара…

Х-м-м… Небольшой экскурс в семейную историю. Подлинное свидетельство о рождении на имя Сары Ароновны Шапиро нечаянно сгорело при пожаре, который (надо же такому случиться!) свирепствовал именно в том месте, где хранились метрики. Пожар был очень кстати. Называя еврейских детей ярко выраженными еврейскими именами вне погружения в ярко выраженную еврейскую среду, еврейские родители совершают моральное детоубийство. Имя Сара оказалось под строгим запретом и никогда не произносилось. По всем документам тетя Сара, которой досталось самое еврейское имя, числилась украинкой Светланой Александровной Иваненко.

Кстати, Александровнами, но не украинками, были Мара и Тамара. Завуч Ирма Эдуардовна считала, что ученикам трудно выговаривать непривычно-неприличное отчество Ароновна. Учитывая, что Александровна – длиннее, а Эдуардовна – сложнее Ароновны, это была спорная легкость, попросту – дань ассимиляции.

Итак, по рекомендации обкома партии Василий Степанович Иваненко приглашает к себе в гости иностранного гражданина, подданного страны Бамбумбия. Пожить в социалистическом раю, в советской семье, в гуще народа, разделить хлеб-соль с простыми советскими проф-партработниками.

Супруга Василия Степановича, вне себя от важной миссии, готовила все блюда собственноручно и на кухню не допускала даже мухи, с понятной гордостью оповещая подруг, соседей, коллег и родственников, чем будет кормить заморского гостя. В меню значились блюда национальной украинской кухни: борщ с пампушками, домашняя колбаска, ветчинка, пирожки с вишнями, вергуны, голубцы, крученики, вареники, жареные в сметане карасики, домашняя наливочка…

Визит прошел на высоком уровне, обе стороны остались довольны друг другом.

После отъезда иностранца, который оказался негром, по имени, если я не ошибаюсь, Пумбу-Мумбу, в квартире Иваненко раздался телефонный звонок.

Незнакомый голос был очень строг:

– С вами говорят из Министерства Иностранных Дел. Нас интересует два вопроса. У вас гостил гражданин Бамбумбии мистер Пумбу-Мумбу? Чем вы его кормили?

Са… Светлана Александровна чистосердечно, без всякой задней мысли, доложила:

– Конечно, гостил. А ел – все, что давали! Добавки просил, аж за ушами трещало.

Голос приобрел зловещий оттенок:

– А знаете ли вы, уважаемая Светлана Александровна Иваненко, что подданный государства Бамбумбия гражданин Пумпу-Мумпу после визита к вам лежит в реанимации инфекционного отделения областной больницы?! С острым желудочно-кишечным отравлением!!! Так чем вы его кормили?! Отвечайте! Чистосердечное признание облегчит вашу участь!

Светлана Александровна обреченно похолодела и, позабыв о статусе супруги профсоюзного босса, пролепетала, запинаясь от ужаса, как простая колхозная баба:

– Д-да я ж н-ничем таким его и не корми-ила-а-а-а…

– Так вы хотите сказать, что в вашем доме иностранный гражданин Крамбо-Брамбо святым духом питался?! Вы что же, голодом его морили?!! – безжалостно чеканил голос в трубке, забивая словесные гвозди не хуже Тамары Альсанны Сокольской, родной сестры Светланы Александровны Иваненко.

Светлана Александровна Иваненко охнула и взвыла, как на похоронах.

– Мой вам совет: молитесь, чтобы он выжил! – сказал голос таким каменным тоном, что Светлана Александровна вмиг выключила причитания и, оборотившись статуей, застыла с телефонной трубкой в руке.

Кошмар продолжался. Из трубки слышалось:

– Если помрет этот Крумпо-Брумпо… Осложнения в международной обстановке – это ми-ни-мум из того, что может быть! Вы меня слышите? Ждите! К вам приедут из санэпидемстанции для взятия проб на микрофлору с вашего пищеблока! Особенно нас интересует борщ! Приказ: холодильник не открывать и ничего оттуда не брать! Дело – труба!!!

Когда у Са… Светланы Александровны все было хорошо, она прекрасно обходилась без Мары и Тамары. Но тут запахло жареным! Запутавшись в эмоциях, Сара вызвала еврейские мозги на семейный совет, имеющий кодовое название «вязальный кружок».

Великолепная пятерка в составе Сары, Мары и Тамары, а также Доры и Элеоноры, ломала голову, как выйти из положения. Тучи сгущались над карьерой и благополучием семейства. Вдруг докопаются до еврейских корней супруги? Если копанут еще глубже, могут откопать еврейские корни самого Василия Степановича, по отцу – Иваненко, по матери (тс-с-с!) – Рабиновича. Да пришьют происки израильской военщины! А вдруг этот Мамбу умрет? А вдруг он мусульманин? А борщ-то (смертоносный!) был со свининкой… Может, позвонить в инфекционное отделение и спросить о состоянии здоровья этого… как его правильно называть? Пумбу-Мумбу? Пумпу-Мумпу? Крамбо-Брамбо? Крумпо-Брумпо?..

В пылу стенаний-причитаний тетушки не заметили, как свояки Василий Иваненко и Михаил Сокольский дружненько вошли в дом, прошествовали на кухню, спокойнехонько достали из холодильника кастрюлю того самого криминально-смертоносного борща, разогрели и с аппетитом скушали под ледяную водочку. Пунцовые от волнения тетушки с валокордином в руках продолжали прения, но папа показал пустую кастрюлю и невозмутимо объявил, что международный скандал откладывается по причине отсутствия улик.

– А как же министерство иностранных дел?..

Папа взял пустую чашку, поднес ко рту, как микрофон. Раздался голос человека из телефонной трубки:

– Министерство иностранных дел сообщает: международный скандал, как и конец света, отменяется по техническим причинам!

Все, что было потом, дальнейшему описанию не поддается! Этот розыгрыш был последней каплей в чаше маминого терпения. Мои родители с облегчением расстались. Мамин словесный молоток забил последний гвоздь в счастливом избавлении друг от друга, как на аукционе: «Продано». С удвоенным усердием мама сосредоточилась на мне, ударяя по моему разгильдяйству, бездорожью, бюрократизму и всему остальному, к чему призывали Ильф с Петровым, Макаренко с Корчаком, Дзержинский с Крупской – и Песталоцци.

«Если бы он запачкал брюки разными красками, он не стал бы лгать вам по этому поводу, но все же создал бы впечатление, что испачкался, скатываясь с радуги».

(М. Твен)

Ах, да! Вы же не видели моего папу в белых штанах. Именно штанах, а не брюках! Их стрелочки наглаживались через газетку. Процесс напоминал священнодействие, никому не доверялся и сопровождался распеванием песен из репертуара Адриано Челентано, Тото Кутуньо и Джанни Моранди. Папа любил все итальянское.