Каталог утраченных вещей - Юдит Шалански

с ревом впивается в холку тигрицы и стискивает зубы, пока та не фыркнет и не ответит ударом, а потом, не устояв перед неестественной близостью, кошки – сознательно или нет – начинают совокупляться. И никакие силы мира уже не помешают тому, что должно свершиться. Противно ли это закону природы или согласно ему, не нам судить. Но разве не являют эти кошки пример биологической продуктивности? Пример предательства рода и в то же время его сохранения. О том, что соитие вынужденное, потомки даже не вспомнят.

Пройдет сто дней, и в мир, точно фантом, вернется существо, чье зачатие было таким феерическим, – химера во плоти, удвоенное и вместе с тем раздвоенное нечто, унаследовавшее от родителей их природу: хвост без кисточки, черный, бледное брюхо, короткую гриву и светлую, как песок, шерсть с красноватым оттенком, на которой полосками просвечивают пятна; фигура льва, профиль тигрицы, – два силуэта в одном: спина прямая – в отца, но выгнутая часть – от матери. Размеры чудовищные, амбивалентность во всем, легко раздражителен, как тигрица, отважен и вынослив, как лев, стадное животное, обреченное жить в одиночестве, превосходный пловец, робеющий перед водой, излюбленный, притягивающий взгляды аттракцион – бастард, лев-тигр, лигр.

Где только его не увидишь? Вот, к примеру, цветная гравюра: передвижной зверинец, хозяин англичанин, три котенка – всех отлучили от матери-тигрицы и подсунули на вскармливание сучке терьера, все умерли в первый год жизни. Еще одна аляповатая картина: смешанное кошачье семейство, в центре – ну чем не дитя – укротитель. На кинокадрах: лигр с песочным окрасом, рядом дама в серебристом купальнике, гигантский зверь, самая большая кошка в мире, самец с недремлющим инстинктом и иссякшей воспроизводительной силой.

Галерка взрывается воплем, люди вздрагивают, безотчетно отворачивают головы, но уже в следующую секунду снова обращают глаза к арене. Грезы моментально рассеиваются – потомкам, увы, не родиться. И чтобы даже мысль об этом не возвращалась, события начинают развиваться еще стремительнее. Земля, без края и конца, с ее каскадами миров сужается до полукруга, негостеприимного, открытого вольера, где только песок, человек и камень, где зудят мухи, а люди нервно обмахиваются в надежде на глоток прохладного воздуха.

Тигрица резко вскакивает и снова начинает кружить вокруг противника. Лев чувствует – его теснят, отбивается, но удары не попадают в цель. Рыжая кошка отступает, изготавливается к прыжку, бросается вперед точно снаряд, рассекая воздух, приземляется льву на спину. Мощные тела, испачканные в крови, закоричневевшие от пыли, катаются по арене. Рев переходит в хрип, лев сбрасывает тигрицу, он еле дышит и еле волочит ноги, падает. На спине – две зияющие раны, кровь струится на месте глубоких укусов. Тигрица снова срывается, прыгает на плечи противнику, вонзает в горло клыки. Верная смерть от удушья, если б не грива. Тигрица ослабляет хватку, разевает пасть, забитую клочьями львиной шерсти, глотает воздух. И тут лев поднимает лапу и лупит наотмашь, враг теряет равновесие, но овладевает собой и бросается в бой. Звери снова сцепляются. Тигрица атакует, вгрызается в плоть. Лев встает на дыбы, сбрасывает ее, открывает пасть, валится в песок с затихающим рыком. И остается лежать, недвижим.

Тигрица оглядывает свою работу, оседает на землю, дрожа всем телом, начинает зализывать раны. Полосы на шкуре размыты кровью.

Император Клавдий заходится смехом, громким, развратным. В уголках рта застывшая пена. Он встает, делает шаг вперед, с намерением произнести речь и восхвалить покойную свою мамашу – в ее честь и устроены сегодняшние празднества.

Но слова не идут с языка, молча Клавдий снова падает в кресло, в ушах зудит омерзительное прозвище «урод», которым когда-то наградила его мать. Злое слово не утихло и, сколько он себя помнит, преследует его словно проклятие. Но разве можно ее за это осуждать? Как получилось, что он оказался у власти? Всё предельно просто – он был живой, единственный наследник императора, последний из рода. Никто и никогда не принимал его всерьез – что взять с урода.

Высочайший пост достался ему по чистой случайности, роль благодетеля масс, повелителя над жизнью и смертью не ему была предначертана. Клавдий созерцает мраморные кресла сенаторов, пурпурные подолы на тогах всадников, чувствует на себе недоуменные взгляды. Управлять государством невелика мудрость, если б не страх. Пот течет по вискам.

Раздается звон колокола. Ворота открываются. Толпа вопит. На арену выступает воин, на теле ничего, кроме туники: ни доспехов, ни щита, только поножи, в левой руке уздечка, в правой копье, время от времени он воздевает его к небу, дирижируя толпой. Тигрица видит полуголую фигуру, подкрадывается ближе, изготавливается к прыжку, но прыгнуть не успевает – копье вонзается в грудь. Тигрица продолжает идти, извивается, пытаясь наугад стряхнуть инородную палку, голова ее никнет, но глаза, в которых ни капли доверия, еще блуждают, от обидчика к публике, которая беснуется как безумная, – и вдруг зверь оседает. Взгляд гаснет, цепенеет. Из ноздрей хлещет алая кровь, из открытой пасти пузырится красная пена. Между тем воин уже совершает почетный круг, с наслаждением принимает овации, упивается криками ободрения, пляшущими флажками, разнузданностью толпы. Дело сделано, порядок восстановлен, хаос временно побежден.

Трибуны редеют. Наступает тишина. Являются люди и очищают арену от трупов, волокут их вниз, в катакомбы, к останкам других зверей, сваленных в кучи сотнями. В воздухе запах тлена. После обеда начинается основная программа, бои гладиаторов.

Пеннинские Альпы

Единорог Герике

* Первое моделирование скелета животного из единичных фрагментов приписывают физику Отто фон Герике, известному прежде всего своими экспериментами с вакуумом. В его труде «Новые магдебургские опыты» (1672) содержится упоминание о «скелете единорога», который в 1663 году был якобы обнаружен в гипсовом карьере Зевеккенберге (горной гряды, рассекающей окрестности Кведлинбурга), однако в действительности Герике ничего подобного не находил и тем более не реконструировал. Две гравюры на меди, датированные 1704 и 1749 годами, свидетельствуют о том, что означенные останки принадлежали различным млекопитающим, жившим в эпоху ледникового периода, в том числе мамонту и шерстистому носорогу.

† Вызывавшие немало вопросов кости лежали на хранении в замке Кведлинбурга, пока постепенно не разошлись по рукам заинтересованных покупателей.

Сегодня в Магдебургском музее естествознания стоит почти трехметровая копия того самого «скелета единорога», воссозданная из синтетических материалов на средства местного Сберегательного банка и предоставленная музею в долговременное пользование.

Несколько лет тому назад я некоторое время провела в горах. Устав от бесконечного стресса, решила уединиться на пару недель в шале забытой богом альпийской деревушки, где мне любезно предложил пожить один приятель. В то время я носилась с идеей, по моему тогдашнему разумению, весьма оригинальной, – написать энциклопедию монстров, тех самых тварей, какие – как однажды во время презентации задуманного проекта неосторожно сорвалось с языка – хоть и являются по большей части порождением человеческой фантазии, тем не менее (вопреки всем фактам, опровергающим их существование) по-прежнему населяют наш мир, и это так же очевидно, как наличие реальных представителей фауны; в свете вышеизложенного, небрежно обронила я в присутствии потенциальных спонсоров, будет весьма целесообразно собрать всесторонние знания об этих созданиях: их нравах, характере, среде обитания, а также особенностях поведения и подвергнуть всё собранное систематизации. Нет нужды убивать драконов, их надо разбирать по косточкам, в патетическом порыве возгласила я, после чего, не слишком задумываясь о целевой аудитории книги, об объеме и оформлении, наскоро подписала договор и села в ближайший ночной поезд, идущий на юг.

К обеду следующего дня он причалил к вокзалу небольшого средневекового городка. Стояла середина апреля, в воздухе было еще по-зимнему свежо, солнце не грело, болтанка в автобусе казалась вечной, а последующий подъем от остановки к дому – крутым и каменистым, – в точности таким мне представлялся уход в затворничество. Петляя горной тропой по усыпанной галькой пустыне, я, помнится, забавлялась мыслью о том, что трусиха, которая в детстве больше всего на свете боялась фильмов ужасов и ни за какие коврижки не соглашалась оставаться одна, что сейчас именно она добровольно решила удалиться от мира и посвятить себя изучению самых отвратительных порождений человеческой фантазии. Восхождение затянулось и порядком меня утомило, а всё из-за несметного вороха взятых с собой книг.

Уже смеркалось, когда