Северный полюс - Роберт Пири

Было бы совершенно бесполезно пытаться привить наши брачные обычаи этим наивным детям Севера. А если какой-либо исследователь Арктики сочтет своим долгом сказать молодому эскимосу, что нехорошо обмениваться женами со своим другом, то этому исследователю нелишне заранее подготовить свои аргументы, ибо порицаемый скорее всего широко раскроет глаза и спросит: «А почему бы и нет?»

Эти жители ледяной страны сообразительны и необычайно любопытны. Если, скажем, они увидят сверток с различными неизвестными им предметами, они успокоятся только тогда, когда рассмотрят каждую вещь, потрогают и пощупают ее, а то и попробуют на вкус. При этом они будут болтать не переставая, словно стая сорок. Эскимосы обладают также ярко выраженной, поистине восточной способностью к подражанию. Из моржовой кости, в некоторых отношениях заменяющей им сталь, причем прекрасно заменяющей, они делают отличные копии различных предметов и наряду с этим очень быстро осваивают всякие орудия цивилизации, попадающие им в руки. Нетрудно понять, какое это ценное и полезное качество для исследователя Арктики. Если бы арктический исследователь не мог рассчитывать на то, что эскимос сумеет выполнять работу белого человека орудиями белого человека, объем предстоящей ему работы неизмеримо возрос бы, а состав экспедиции разросся бы до таких размеров, что ею было бы крайне трудно руководить.

Мои собственные наблюдения над этим интересным народом не позволяют мне верить россказням о варварском коварстве и жестокости эскимосов. Напротив, если принять в соображение их нецивилизованность, они вполне могут быть названы гуманным народом. Больше того, эскимосы всегда быстро осознавали цели, к которым я стремился, и отдавали все свои силы для их достижения.

Их гуманность, как я уже говорил, принимает формы, которым мог бы порадоваться любой социалист. На свой грубый лад они почти все без исключения щедры и гостеприимны. Они, как правило, делят пополам и счастье, и несчастье. Племя распределяет между своими членами добычу удачливых охотников, и, так как существование эскимосов всецело зависит от охоты, этим в большой степени объясняется самосохранение племени.

Глава 7

Удивительные обычаи удивительного народа

Как ни тяжела жизнь эскимоса, конец ее обычно не менее тяжел. Всю свою жизнь эскимос ведет беспрерывную борьбу с суровой стихией и умирает чаще всего насильственной смертью. Эскимос не страшится старости, ибо редко доживает до нее. Как правило, он умирает за работой — тонет при опрокидывании каяка или перевертывании айсберга, либо бывает заживо погребен под снежной лавиной или оползнем. Эскимос редко проживает более шестидесяти лет.

Строго говоря, у эскимосов нет религии в том смысле, как мы ее понимаем. Но они верят в загробную жизнь и в существование духов, в особенности злых духов. Возможно, отсутствие у эскимосов идеи всемилостивого бога и обостренная вера в злые силы — результат ужасных лишений, выпадающих им в удел. Не имея особых оснований быть благодарными какому-либо доброму создателю, они и не сотворили себе представления о нем, тогда как неотступная угроза тьмы, жестокой стужи, свирепых ветров и голода побуждают их заселять мир незримыми врагами. Милостивые духи — это души умерших предков (еще одна черта, обусловленная восточным влиянием), в то время как враждебных духов у них целый сонм, возглавляемый Торнарсуком великим чертом.

Эскимосы постоянно стараются умилостивить Торнарсука заклинаниями, а убив дичь, приносят ему жертву. Предполагается, что черт чрезвычайно ценит эти лакомые куски. Вместе с тем, покидая снежный иглу, эскимос не преминет разрушить переднюю стенку, чтобы злые духи не могли найти здесь приюта, а прежде чем выбросить изношенную одежду, рвет ее, чтобы черт не мог ею воспользоваться. Утепленный дьявол, по-видимому, более опасен, чем продрогший от холода. Неожиданный, ничем не объяснимый лай и вой собак указывает на незримое присутствие Торнарсука, и в таком случае мужчины выбегают наружу и хлопают бичами или стреляют из ружей, чтобы прогнать врага. Так что, проснувшись во время зимовки на «Рузвельте» от ружейной пальбы, я не пугался, зная, что это не мятеж на борту, а просто Торнарсук прокатился верхом на ветре!

Когда корабль испытывает натиск льдов, эскимос призывает дух своего отца отвести беду, когда ветер задувает особенно яростно, эскимос вновь взывает к своим умершим предкам. Проезжая на санях мимо утеса, эскимос порой останавливается, прислушивается и спрашивает: «Слышал, что сказал сейчас дьявол?» В таких случаях я прошу эскимоса повторить мне слова Торнарсука, сидящего на верху утеса, и мне в голову не приходит посмеяться над моими верными друзьями; послания Торнарсука я принимаю с почтительной серьезностью.

У эскимосов нет ни вождей, ни людей, наделенных властью; но у них есть знахари, которые пользуются некоторым влиянием. Ангакока обычно не любят ведь он предсказывает так много неприятного. Его дело распевать заклинания и входить в транс, поскольку лекарств у него нет. Если человек заболел, знахарь может предписать ему воздержание от такой-то пищи на столько-то полнолуний, например не есть мяса тюленя или оленины, а есть только моржатину. Монотонные заклинания заменяют наши лекарства. Представление уверенного в себе ангакока, если присутствуешь при нем впервые, производит весьма сильное впечатление. Его пение или, скорее, завывание сопровождается конвульсивными дерганьями и звуками примитивного бубна, который сделан из горловой перепонки моржа, натянутой на изогнутую кость. Ударами другой кости о край бубна задается ритм. Иной музыки эскимосы не знают. Считается, что и некоторые женщины обладают способностями ангакока — сложным даром прорицателя судьбы, врачевателя душевных недугов и псалмопевца.

Однажды, много лет назад, моим смуглым друзьям стало невтерпеж от одного ангакока по имени Киоападо — уж слишком много смертей он предсказал, — и они заманили его на охоту, с которой он больше не вернулся. Впрочем, такие казни ради спокойствия общества случаются редко.

Не лишен интереса погребальный ритуал эскимосов. Когда эскимос умирает, его хоронят немедленно. Тело как можно быстрее одевают, заворачивают в шкуры, на которых спал умерший, и добавляют еще кое-какую одежду, чтобы душа не мерзла. Затем тело перевязывают крепкой веревкой и тащат головой вперед из палатки или иглу до ближайшего места, где найдется достаточно камней, чтобы прикрыть его. Эскимосы не любят прикасаться к мертвому телу, вот почему они тянут его по снегу или по земле наподобие саней. Дойдя до места погребения, труп обкладывают камнями, чтобы защитить его от собак, песцов и ворон, и на этом похороны заканчиваются.

Согласно представлениям эскимосов, загробный мир вполне материален. Если умерший был охотником, его сани и каяк вместе с его оружием и прочим снаряжением ставятся возле могилы, а его любимые собаки запрягаются в сани и удушаются, чтобы они могли сопровождать хозяина в путешествии в незримое. Когда умирает женщина, возле могилы оставляют ее светильник и маленькую деревянную раму, на которой она сушила обувь и рукавицы всей семьи. Здесь же оставляется немного жира и спичек, если они есть, чтобы покойная могла зажечь светильник и приготовить себе пищу при переходе в потусторонний мир; оставляется также чашка или плошка, чтобы можно было растопить снег и получить воду. В могилу кладут иголку, наперсток и другие принадлежности для шитья.

В прошлом, если у женщины был грудной ребенок, его умерщвляли, чтобы он сопровождал ее в потусторонний мир; разумеется, против этого обычая я ополчился, и за время двух моих последних экспедиций не слышал, чтобы младенцев умерщвляли. Эскимосам — участникам моей экспедиции я попросту запретил делать это и обещал давать родственникам таких детей достаточно сгущенного молока, чтобы выкормить их. Если эскимосы и практиковали этот старый обычай в мое отсутствие, мне они ничего не говорили, зная, что я не одобряю его.

Если эскимос умирает в палатке, шесты ее убираются, и палатка остается лежать на земле, пока не сгниет или не будет унесена ветром. Такой палаткой никогда больше не пользуются. Если эскимос умирает в иглу, обитатели покидают его и долгое время не живут в нем. Родственники умершего соблюдают некоторые запреты по части питания и одежды, и имя покойного никогда не произносится вслух. Если в племени есть люди с тем же именем, им надлежит взять себе другое и носить его до тех пор, пока не родится ребенок, которого можно назвать именем покойного. После этого запрет на имя снимается.

В своих горестях и радостях эскимосы похожи на детей. Они несколько дней оплакивают умершего друга, а затем забывают о нем. Даже мать, безутешная при смерти ребенка, вскоре уже смеется и думает о других вещах.