Потусторонний. Книга 5 - Юрий Александрович Погуляй

— Странные интересы для твоего возраста, — не глядя на меня сказал Бес. — Очень подозрительный опыт.

— Но у меня есть триста пятый. Тот, в котором ты теряешь сначала дар, а потом и волю.

Я потянул его за контур, и глаза Многоликого выпучились от изумления. Лицо мигом посерело, но губы сжались сильнее.

— Гены сильны, Илья Александрович. Да вы и внешне похожи на отца, — прокомментировал это Оладушкин.

— Очень этому рад, — не отрывая взгляда от лежащего, проговорил я. Выпрямился и обречённо уточнил:

— Не ошибусь, если предположу, что я последний Романов, да? Последний из известных ублюдков Его Императорского Величества.

— Не ошибётесь, — сказал Оладушкин. — Правда, я полагал чуть больше радости от этого. Всё-таки вы можете претендовать на трон.

— Незаконнорождённым?

— У вас есть дар. Родовой дар. Я плохо себе представляю, как может Российская Империя выстоять без таланта Романовых. Здесь не так важна чистота крови, как умение ею пользоваться. Если вы можете наделять даром простых людей, вы имеете право на трон. Я завтра же могу заручиться помощью нескольких знатных родов, только намекнув, что один из Романовых жив.

— Это предательство, — прошипел Бес.

— Предательство, это убийство друга и всей его семьи, — не посмотрел на него Оладушкин.

Многоликий заткнулся. Так… Это становится интересным.

— Продолжайте, пожалуйста, — я уселся в кресле у камина и принял самый заинтересованный вид. — Не останавливайтесь.

Глава 5

Многоликий, к его чести, держался невероятно спокойно. То ли фаталист, то ли чрезмерно уверен в себе. Хотя, как не сложно догадаться, выбраться отсюда он никак не мог, так что речь совсем не шла об уверенности. Вероятно, чародей просто смирился с неизбежным и понял, что здесь ему и суждено погибнуть.

Кстати, второй раз уже спрашиваю сам у себя — а здесь это где? Домик уютный, тёплый, значит, зиму видел, а за окном еловый лес, свойственный… Ой, да где угодно свойственный. География обширна. Однозначно можно заявить: что это не тропики, хе-хе.

— Вы меня заинтриговали, господа, — покачал я головой. — У меня тут вовсю варилась своя каша, но сейчас складывается впечатление, что все мы часть блюда посерьёзнее.

Так себе кулинарная аналогия, но сойдёт.

— Потому расскажите побольше! Столько всего изменилось. Зачем ты пришёл меня убивать, старый Бес, м?

— Мой род никогда не предаст Разумовских! — гордо заявил Бес. Оладушкин вздохнул тяжело, пошевелился на своём стуле. Я перехватил его взгляд.

— Ты ведь всё сам понимаешь, — сказал мне Претендент. — Ты последний из известных Романовых. Поэтому обречён. Разумовский предал Империю и не может оставить хоть кого-то с кровью старого правителя, если хочет взять власть в свои руки.

Вспомнилась пламенная речь пожилого князя на Дворцовой Площади. Да уж, чем громче лозунги, тем страшнее те, кто их произносит. Значит, вот кто зачинщик переворота? Занимательно. О, а это что?

Ко мне медленно подплыла чашка с чаем, посланная прекрасным Оладушкиным. Как можно было об этом забыть! Чашка зависла в шаге от меня, покорно дождавшись, пока я не взял её в руки. Пахло изумительно. Интересно, что за сорт? Ну и да: неосмотрительно пить варево поднесённое неизвестным тебе человеком, но амулет Василисы был на мне, и слишком сложная была бы схема у Претендента затащить сюда для того чтобы тупо отравить.

Если же там что-то развязывающее язык, то тут Василисин амулет справится. На миг сомнения почти победили, но затем я сделал небольшой глоток и замычал от удовольствия. Вкусненько.

— Сколько проблем от людей, желающих лично покомандовать, скажу я вам, — признался я. — Вот серьёзно, от этого все беды, а не от серого мира.

Претендент странно хмыкнул, но затем обратился к Бесу:

— Подумать только. Так ударить в спину старому другу. Как ты вообще это перенёс?

— Мой род никогда не предаст Разумовских, — сквозь зубы выдавил Многоликий.

— Сейчас допью чай и выпотрошу тебя, — пообещал я ему. Тот лежа пожал плечами. Ладно, проходили уже такое спокойствие и упрямство. Оно быстро заканчивается, когда я приступаю к делу. Но сначала чай.

Да-а-а, вкус у него был не хуже запаха. Алтайские травы точно есть, только у них такая нотка…

Моё спокойствие нервировало Оладушкина. Вот интересно: из нас троих Претендент беспокоился больше всего. Экий он чувствительный.

— Бес, ты же знаешь, что он с тобой сделает? — Оладушкин не сдавался, пытаясь спасти чародея. Ну, ничего, пусть попытается. Груз на душе лишний держать не следует. — Он уже нескольких лишил дара. И тебя лишит. Ты же последний в роду! Последний! Опомнись.

— Мой род никогда не предаст Разумовских, — сухо ответил Многоликий, и Оладушкин закатил глаза. Шумно выдохнул:

— Верность Родионовых известна всем, кто, так или иначе, сталкивался с вашим родом.

Оладушкин легко поднялся из-за стола, приблизился к лежащему. Добавил:

— Почти также как и преданность Разумовских Его Величеству.

Я сделал ещё один глоток.

— Мой род никогда не предаст…

— Да перестань, Бес. Хватит, — поморщился Оладушкин. — Мы все это понимаем. Но уже поздно. Верность не имеет права быть слепой! Иисус всепрощающий, знал бы ты как мне больно видеть тебя в таком виде. Родионовы же люди чести. Как жизнь запихала тебя в такую сложную ситуацию? Протяни руку, и мы вытащим тебя! Отказаться от предателя это не то же самое, что предать. Ты не должен этого делать, Бес!

— Мой род никогда не…

— Ты всё равно всё скажешь, — перебил его я. — Просто будет чуть дольше. Но зато я помогу сохранить тебе верность слову. Ещё часик другой, и ты будешь также преданно служить уже мне. Повторять «Мой род никогда не предаст Артемьевых». Хотя о чём я… Романовых…

— Мой род…

Оладушкин недовольно поджал губы.

— Я пытался…

Ещё один глоток. Как интересно всё повернулось. Лежащий на полу охранял мою жизнь прежде и, вероятно, даже мог её спасти. А теперь он мой враг. Зато второй участник встречи прежде пытался меня убить, а теперь вполне себе помощник получился. Правда, определённо, со своими интересами.

— Иногда надо отступить, Бес, — тихо промолвил Претендент.

Взор Многоликого ожёг чародея неприкрытым гневом.

— Мой род никогда не предаст…

Ясно. Непробиваем. Я допил из чашки, неторопливо поставил её на полку над камином и подошёл к пленнику. Вот