Легенда тихого города - Елизавета Вин

домик, слегка кашлянув, — эм, тут слегка не было прибрано, тут это…недавно только был прошлый сотрудник. У него там появились какие-то свои дела. Вот как у тебя. И свалил. Даже жратву за собой не убрал. Придурок.

— Так может он еще вернется?

— Нет, он сказал, что больше не придет. Я не думал, честно говоря, что мне удастся так быстро найти замену. Обычно мало кто приходит.

— Да? Почему?

— Короче, парень, как тебя зовут? — Мужчина положил юноше руку на плечо, а после схватил использованную посуду и выкинул в мусорку, добавив, — меня зови Дядей Андреем.

— Э, окей, — неловко протянул Никита, тихо сказав, — меня зовут Никита. Никита Шолохов.

— Хорошо. Никита Шолохов. Следуй за мной. Я тебе тут все покажу быстренько, — он махнул рукой и позвал его за собой.

Они вышли из домика. Дверь со скрипом захлопнулась. Дождь тем временем усиливался, но Дяде Андрею, кажется, было совершенно плевать. Он шел и активно жестикулировал, показывая то направо, то налево:

— Кладбище старое. Мало кто уже приходит. Обычно по праздникам, знаешь, там…типа ну, церковным. Тогда да. Тогда приходят. Цветочки носят. Могилки убирают. Старушки в основном. Им и самим уже скоро…понимаешь, да?

— Ага, — мрачно кивнул Никита, — а что входит в мои обязанности?

— В объявлении было указано — сторож. Вот и сторожи.

— Вы смешной, — парень усмехнулся, — что значит «сторожи»?

— Смотри, чтоб никто не проник. Какой-нибудь плохой человек. Пойдет и будет вандализмом заниматься. Зачем нам такое? Нам такого не надо. Наша работа с тобой — сторожить покой всего этого. Держать все в чистоте и порядке. По мере возможностей. Если вдруг где-то ветка большая упала прямо на тропинке — подними. Если вдруг где-то очень много листьев — подмети. На глаз все смотришь. И делаешь. Сильно я тебя ругать не буду ни за что. Главное, чтобы посторонние не проникли и не натворили тут чего…незаконного, ты понимаешь, да? Вот в чем суть.

— Да, понимаю, — закивал юноша.

— Тогда жду тебя сегодня в девять вечера. Возьми с собой покушать там. Попить. Выходить отсюда нельзя до рассвета.

— Окей, понял. До встречи.

Никита помахал ему на прощание и направился к высоким воротам. Этот Дядя Андрей уж точно не внушал ему никакого доверия, но делать ему и вправду было больше нечего. Бабушка совсем слегла. Ее здоровье уже давало сильный сбой. Она не выходила на работу несколько месяцев. И скоро в холодильнике должна была закончиться последняя банка консервов. Парень тяжело вздохнул. Работать ночью — идея такая себе, но днем он должен быть в школе. И тут. Он обернулся и окликнул своего нового знакомого, сидевшего на лавочке:

— Дядя Андрей! — Никита снова подошел к нему, — я спросить хотел… можно?

— Спрашивай, конечно! — По-доброму ответил ему мужчина, откусывая часть пирога, он говорил, продолжая жевать, — что-то ты какой-то странный, парень. Сам не свой. Что хотел спросить? Ну.

— Я хочу узнать. Хочу узнать о вашем бывшем сотруднике…

— И? Что именно? Я не могу рассказывать о своих сотрудниках. Это конфиденциальная информация.

— А почему он ушел? И вещи свои оставил. Даже не вернулся за ними.

— Сбежал. Просто оставил свое место работы. И ушел.

— Почему?

— Не буду тебе лгать, парень. Про это место много ходит легенд. Ты наверняка какие-то слышал. Поэтому-то мало кто здесь хочет на ночь оставаться. И мне не очень хочется. Сотрудники часто так…знаешь…увидят что-то, что-то там себе придумают и бегут отсюда. И этот вот. Из таких же попался.

— То есть он что-то увидел?

— Не знаю. Просто. Суеверный. Не надо себе голову таким забивать. В темноте мало что может померещиться, хотя ночью тут и жутковато. Соглашусь. Однако ничего особо опасного здесь нет. Можешь не переживать. Оружие имеется. Защититься сможешь если что.

— Окей. Тогда я пока пошел. Вечером приду.

Никита вышел за ворота и отправился в школу. Идти пришлось долго. Первый урок он уже пропустил. Мысль эта была едким ядом в его мозгу. Учительница математики наверняка устроила контрольную работу. И напомнит ему о его отсутствии. Обязательно. Шолохов, как бледное и уставшее привидение плелся по пустому школьному коридору. Это была не перемена, поэтому все ученики находились в классах. Он не ожидал, что кто-то прикоснется к нему. И вздрогнул — две маленькие тонкие ручки обвились вокруг его грудной клетки, а светлая голова плотно прижалась к его белой рубашке. Никита застыл в одном положении, смотря вниз на улыбающуюся девочку — он был в такой прострации, что даже не заметил, как она подошла. Это была девочка из средней школы. Юля. Она уже много раз смотрела на него со стороны. И он замечал ее взгляд, но она никогда не позволяла себе вот так бесцеремонно подходить к нему и прижиматься. Неловкий момент не заканчивался.

— Отпусти меня, — прошептал Никита.

— Нет! — Возразила девочка, плотнее прижимаясь к нему, — почему ты такой злой?

— Я не злой. Я опаздываю на урок. Пусти меня.

— Нет! Ты прочитал мою записку? — Она наивно хлопала ресницами, заглядывая ему в глаза, — я тебе записку писала!

Никита тяжело вздохнул: конечно, он читал ее записку, в которой маленькая девочка признавалась ему в святой и вечной любви, а после выкинул ее, так как все это было очень странно и неловко. Он не хотел с ней об этом разговаривать и старался просто избегать этой светловолосой бестии настолько, насколько это было возможно. Она была младше его на 5 лет. Юля была очень симпатичной и ухоженной девочкой-блондинкой с голубыми глазами, внешне напоминавшей милую фарфоровую куклу. И он бы даже мог с ней подружиться, но она была уж слишком назойливой и странной. Порой ее выходки в его сторону доходили до крайностей: она пыталась выведать о нем все, фотографировала его, ревновала к его же бабушке, одноклассницам и первому попавшемуся столбу. Девочка вообще имела много странностей — например, просила называть ее не Юлией, а Джулией. Ей казалось, что так ее имя звучит лучше.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Юля. Какая записка? — Спросил парень, так и застыв в одной позе.

— Я тебе вчера под учебник положила на перемене! И меня Джулия зовут!

Девочка обиженно надула губы и убежала прочь. Никита выдохнул. Он терпел моменты, когда она пыталась с ним заговорить. Ему не хотелось быть предметом общих насмешек. Тяжелых испытаний в его жизни и без того хватало.

Меж тем школьный день тянулся невыносимо долго. На всех уроках Шолохов летал в облаках, не в силах сосредоточиться — все его мысли занимала новая работа. И после обеда