Мозг Эйнштейна - Йозеф Несвадба

Мужчин я боялась, потому что они готовы были взять меня силой — между тем мне следовало подождать партии, подходящей для такой девушки, как я, — а женщин боялась, потому что они меня ненавидели. Все это было уже невозможно вынести, а оставаться на службе я не могла, в особенности после того, как мне предложили демонстрировать новый фасон нижнего белья. Я взяла расчет и примкнула к экспедиции сэра Уэзерола, который готовился ехать в Африку ловить обезьян. Конечно, я собиралась туда не ради обезьян, хотя и прочитала тайком от матери немало книг по зоологии. (Надо сказать, что моя мать считала неприличным, когда красивые девушки много читают.) Явилась я к Уэзеролу и потому, что мой шеф, доктор Миллер, был очень безобразен — лицо у него испещрено мелкими морщинами, кожа на черепе, казалось, принадлежала слону или бегемоту. Экспедиция собиралась произвести нападение на так называемый обезьяний рай, где живут шимпанзе семейства «рана манжаруна»; суданские арабы называют их «баам». Как известно, вся эта местность заражена мухой цеце, и, чтобы не заболеть сонной болезнью, европейцы нашей экспедиции должны были носить маски из плотной ткани, которые предохранили бы от укусов этих насекомых. Таким образом, лица у нас были скрыты под маской, а тело — под светло-зеленым тропическим балахоном, напоминавшим скорее мешок, чем какое-либо одеяние. Все мы были совершенно одинаковы, как монахи в своих рясах. Нас даже невозможно было отличить друг от друга.

О своих намерениях я тогда не посоветовалась с матерью и написала ей уже с корабля. Сэр Уэзерол был доволен, что нанял лаборантку за невысокую плату: не всякая женщина согласилась бы принять участие в такой опасной экспедиции, а его финансовые возможности были весьма ограничены. Доктор Миллер вел себя безупречно — видимо, он меня понял; так по крайней мере мне показалось вначале. В свое монашеское одеяние я облачилась уже на корабле, а после Канадских островов никогда не появлялась без покрывала. Я проглатывала книгу за книгой и постепенно освобождалась от страха.

В конце концов, думала я, муха цеце не может быть опаснее моих сослуживцев, которые во время последней демонстрации мод так подпороли мое платье, что не успела я сделать и нескольких шагов, как оказалась обнаженной перед целым Альбертс-залом. Публика ревела, пресса была близка к помешательству. Даже на другой день я боялась выйти на улицу: так мне было плохо. А здесь все было по-другому. Я весело бегала по пристани, по палубе, словно вновь родилась на свет божий.

— Моя главная задача — раздобыть половые железы обезьян, чтобы наладить опыты по омоложению согласно методу Воронова. Чем больше желез нам удастся раздобыть, тем больше денег мы получим, — заявил доктор Миллер. Это мне очень понравилось. Миллер говорил об этих железах как истинный коммерсант. Совсем не так, как другие. И ни разу не осмелился прикоснуться ко мне, даже когда давал подробные инструкции, как вести себя с обезьянами-самцами, с которыми мне доведется встретиться, и когда рассказывал об особенностях операции, которую я должна буду делать. Вообще это был первый инструктаж в моей жизни по столь щепетильному поводу. Мать моя, хотя и предупреждала, что нужно быть осторожной с мужчинами, но никогда ничего толком о них не рассказывала. Поэтому в мужчинах я разбиралась еще меньше, чем в обезьянах.

— Ничего, привыкнете. Обычная операция, как и всякая другая.

— Из вас получится хорошая путешественница.

— Через два года организуете собственную экспедицию.

Так говорили мужчины, которые ехали со мной. Это были сэр Уэзерол, доктор Миллер и патер Дилоуби, который хотел организовать у туземцев новую миссионерскую станцию. Он рассказывал мне, скольких чернокожих ему удалось окрестить в своей жизни. Приятно было слушать его рассказ после утренних наставлений доктора Миллера, который не задумываясь стал бы кастрировать негров, если бы только нашелся человек, готовый солидно компенсировать ему риск подобного преступления.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Туземцы встретили нас хмуро. Они издавна слыли людоедами, и только карательная экспедиция майора Уэлса, который недавно устроил здесь такое побоище, что оставшиеся в живых оказались не в силах съесть всех мертвых, заставила их скрыть от белых людей свой варварский обычай. Да и, кроме того, после недавней резни они отнюдь не горели желанием признать белого бога, которого им навязывал патер Дилоуби. Ибо они исповедовали собственную религию, и в этой религии — о, горе нам! — человекообразные обезьяны, называемые на их языке «импунду», играли весьма своеобразную роль. Туземцы считали их лесным народом, священными животными, которых запрещалось убивать и употреблять в пищу. Очевидно, именно поэтому они и вознаграждали себя тем, что поедали своих врагов.

Вот почему нелегко было найти носильщиков для нашей экспедиции, и те несколько безбожников, которых нам все же удалось завлечь разными посулами, пришли в неописуемый ужас, когда узнали, для каких целей нам нужны обезьяны.

— Начнем охоту прямо на месте, — решил сэр Уэзерол. — В обезьяньем раю.

До этого места нужно было идти двенадцать томительных дней, начиная от последнего негритянского селения на реке Нелле. В пути пришлось пересечь два огромных болота, преодолеть водопад и прорубить дорогу через густые заросли лиан — ничего подобного в Африке я еще не видела. В добавление ко всему то и дело приходилось уговаривать наших проводников не бросать нас, обещать им новые подарки и открывать бутылки с дешевым виски. Я никогда и не предполагала, что утро в этих краях может быть таким студеным, и только теперь поняла, что прав был доктор Миллер, утверждая, что в Экваториальной Африке пара пустяков схватить простуду или воспаление легких. Комары и мухи цеце осаждали нас днем и ночью. Огромные летучие мыши так шумно хлопали крыльями, кружа над нашим костром, что заглушали даже гул тамтама, которым туземный колдун беспрерывно призывал вернуться своих заблудших овечек.

Экспедиция началась скверно. Но самое неприятное ожидало нас впереди, когда, добравшись наконец до места, где некогда сэр Уэзерол построил свою базу, мы не нашли ни закопанного в землю сундука с продовольствием, ни спрятанной в металлический ящик карты. Хижина сгорела, от ящика не осталось и следа, продукты кто-то унес. Только к вечеру мы обнаружили под молодой пальмой раскрытый сундук, в котором, точно собачонки в будке, уютно устроились маленькие обезьянки. Мы их всех поймали. Только шимпанзе нам не попадались. Обезьянки не представляли никакой ценности для нашего доктора.