Осот - Марина Дяченко

– …то-ой! – кричал дед, и ветер носил над полем обрывки его слов. – …ерасти-ишь!

Мальчик остановился.

Еще бы миг – и они в самом деле начали бы осыпаться. Вот какие они тяжелые. Вот как гнутся к земле…

– Жните! – кричал дед. – Жните, пока есть время!

Мальчик побежал обратно – по меже, между колосьями, старясь как можно меньше их тревожить. Все поле покрылось жнецами; взлетали косы. В лихорадочной спешке вязались снопы. Мальчику тоже сунули в руки серп, и он торопливо срезал колосья, и сквозь их желтый лес на него смотрели, смотрели разноцветные глаза васильков и маков. Синее небо… Красная кровь из случайной царапины – обрезался серпом, дуралей…

Разошлись тучи и выкатилось, всех благословляя, солнце.

Маг зачарованно смотрел, как движется по комнате лоза. Выбрасывая в стороны зацепки-крючки, она потянулась по стене в потолку, обвилась вокруг балки – жуткое, прекрасное, завораживающее зрелище. Вот зеленая плеть ухватилась за свисающую веревку, поползла по сетке гамака – все дальше и дальше… Я разжал пальцы. Лоза успокоилась и замерла.

Маг смотрел на меня. Это был странный взгляд.

– Здесь такая земля, – сказал я. – Только надо ее как следует удобрить. Тогда из семечка вырастет дерево – в три обхвата, в шесть обхватов… и его будет тяжелее спилить, чем вырастить.

Маг отвел взгляд. Отошел к стене, выбрал гамак, не тронутый лозой, подтянул веревки и лег, закинув руки за голову, не снимая пыльных сапог.

– Меня зовут Аррф, – сказал будто нехотя.

Он происходил из богатой и знатной семьи потомственных носителей магии. Образование получил в Храме Науки Эо – старейшем учебном заведении йолльской столицы, факультет юриспруденции. Через несколько лет оставил место судьи в одном из пещерных городов (многоярусные дебри, вырубленные в скале, ни травинки, ни листика), погрузился на корабль под синим парусом и вышел в море – нести йолльский закон в те края, где о справедливости прежде не слышали.

Он сошел на землю Цветущей в порту Заводь – и поразился красоте и богатству этой земли.

Он остановился в гостинице на берегу, и в первый же вечер его отравили, сдобрив тушеное мясо могучим растительным ядом. Не будь он магом – умер бы в мучениях. А так – помучился и выжил.

Хозяин гостиницы ударился в бега. Йолльскому патрулю удалось перехватить его возле самого города. На допросе отравитель признался, что спутал Аррфа с другим йолльским магом, который несколько лет назад якобы убил его сына.

Злодея повесили согласно йолльскому закону.

Едва преодолев последствия отравления, Аррф отправился к барону Фатинмера – передать письмо с родины. Ехать пришлось через весь остров. Маг не спешил, приглядываясь к местному укладу, но видел везде одно и то же: обитатели Цветущей, внешне доброжелательные и смирные, в любой момент готовы были нанести удар в спину. Их лицемерные слова о «небесных корнях», которые якобы соединяют их с небом и определяют все их слова и поступки, звучали издевательством: само собой подразумевалось, что у «мясоедов», как у животных, никаких корней быть не может.

Он почти перестал общаться с местными. Все они сносно владели йолльским, но, говоря между собой, то и дело переходили на непонятный стрекочущий язык. Казалось, в его присутствии они обмениваются анекдотами о нем самом, насмехаются и злословят.

Когда он ел мясо – как правило, скверно приготовленное, – они кривили лица за его спиной: казалось, их сейчас вырвет. Когда он, искренне заинтересовавшись, расспрашивал о старинных обычаях и нравах – с ним говорили, как с умалишенным.

Они были медлительны, долгие дни проводили, лежа на земле и глядя в небо. Они были ленивы – чего и ждать от народа, без особых трудов снимающего по три урожая в год? Ни одно строительство не обходилось без йолльских рабочих: всякий подрядчик знал, что если поставить на работу одних только местных, стройка умрет, не начавшись.

Йолльцы, чиновники и торговцы, общались только друг с другом и откровенно презирали местных, называя их «растениями». Стоило ли рваться из кожи вон, строя школы, куда дети Цветущей ходили из-под палки, строя больницы, когда местные от всех своих хворей умирали дома под присмотром какой-нибудь травницы?! Стоило ли добывать руду, прокладывать новые торговые пути, ставить мосты, стоило ли превращать это сонное растительное царство в островок человеческой жизни?

По какой-то прихоти природы на Цветущей водились только растения – и человек. Отсюда все эти варварские представления о небесных корнях, отсюда – полное неприятие борьбы, движения, творчества. Растительная жизнь – пассивная, вялая; местные были коварны, как безобидный с виду, но смертельно ядовитый цветок.

Еще долго после отравления Аррф чувствовал слабость. Бредовый мир Цветущей поглощал его, как огромный желудок.

Только в Некрае, самом большом городе Цветущей, теплилась жизнь. Там йолльцы и местные жили тесно, бок о бок, и ритм ежедневной работы заставлял «растений» отвлечься от ежедневного созерцания небес. Аррф провел в городе неделю и совсем уже решил остаться – но письмо жгло ему карман. Он обещал дяде, что передаст послание старому другу из рук в руки. А значит, надо было ехать в Фатинмер.

Барон встретил его радушно, как родственника. За шестнадцать долгих лет дом его порос мхом и виноградом, а барон поскучнел, поглупел и почти превратился в растение – так он сам говорил. Появление Аррфа заставило барона встряхнуться: хозяин и гость много путешествовали по окрестностям, вместе закусывали (баронский повар готовил мясо великолепно) и проводили долгие часы за беседой.

Среди прочего барон рассказал Аррфу историю взятия Фатинмера, кровавую историю противостояния военной силы – и дикой мощи местных колдунов. Сам он, барон, ни разу в жизни не видел веснара: он приехал на остров, когда тех уже выжили, выжгли, извели на всей Цветущей. Однако страшный рассказ о полях, засеянных дряхлой человеческой плотью, произвел на мага тяжелейшее впечатление и еще более укрепил его неприязнь к островитянам.

Между магом и бароном завязалась не то чтобы дружба – йолльцы очень осторожны в привязанностях – но спокойная симпатия. Единственным серьезным неудобством было такое устройство быта, при котором Аррф, лежа в мягком гамаке баронской спальни, слышал сопение крестьянской девушки, уединившейся с хозяином в палатке-«оре». Толстый полог, покрывала и шкуры приглушали звуки – но в тишине ночного дома Аррфу казалось, что он там, в «оре», третий.

В такие минуты он горько жалел, что покинул Йолль. Простота, с которой барон сходился с «растениями», поражала Аррфа и угнетала. Сам он никогда не мог бы переступить незримую черту, отделявшую островитянок от йолльского мага.