Очи черные. Легенда преступного мира - Виктория Руссо

пуговку рубашки. Облик женщины, стоявший рядом, начал расплываться перед его глазами, и он лишился сознания, упав на чьи-то цепкие руки.

Молодой мужчина пришел в себя на койке, стоявшей в комнате, похожей на больничную палату. Первое, что он почувствовал — злость и ярость, потому что устал передвигаться по Москве в отключенном состоянии и оказываться в различных неизвестных местах. Молодой мужчина попытался вспомнить то, что видел в последнюю минуту, перед тем как уйти в забытье и к его отвращению, это был портрет желтого вытянутого лица с недовольной складкой вместо губ. «Ах, да! Пиво! Это она подала мне стакан и наверняка подсыпала туда что-то! Старая отвратительная жаба! Мерзкая ведьма!» — гневался он мысленно. В его фантазийную экзекуцию вмешалось чье-то кряхтение — в комнате Михаил был не один. Молодой мужчина повернул голову и обнаружил, что в изголовье его кровати на маленьком стульчике сидел знакомый его паху карлик.

— Это ад? — произнес очнувшийся пациент при виде ненавистного гнома для чего-то наряженного в крохотный больничный халат. Тот только недовольно вздохнул и, не произнеся ни слова, торопливо посеменил к двери, в которую ударил несколько раз, после чего она медленно открылась и в палату вошла медсестра с лицом незнакомки, когда-то приезжавшей в счастливый домик на море.

— Я сошел с ума! — констатировал Михаил и зажмурил глаза, но, открыв их, увидел ее огромные черные глаза, излучающие нежность, совсем близко.

— Мне сказали, ты меня искал, — мягко произнесла Лидия Андреевна.

— Как это все… волнительно! — прошептал он немного напугано. — Я запутался… И ничего не понимаю…

За пределами изолированной комнаты с тяжелой дверью, похожей на палату, находилась обычная квартира. В ней было несколько спален для персонала, а также просторная столовая. Все трое сидели за столом и долго молчали. Михаил сидел напротив Лидии Андреевны, низко опустив голову. На ней было простое темное платье в пол и белый фартук, на нагрудной части которого был вышит крест, но не красного, а черного цвета. Волосы ее были аккуратно собраны на затылке без привычного головного убора. Рядом с ней сидел карлик и без стеснения рассматривал «пациента», которого кто-то переодел в пижаму.

— Какая странная встреча, — выдавил, наконец, Михаил, понимая, что проводить время в молчании — слишком тягостно.

— Отчего же? — улыбнулась она. — Чудесная встреча. Я счастлива видеть тебя! Ты жив, здоров — это великая радость!

При Великане было говорить неловко о личных вещах. Молодой человек нервно ерзал и все время посматривал на его невозмутимую рожу. Затем, кивнув на него, вежливо уточнил у женщины:

— Нельзя ли ему удалиться? Я бы хотел поговорить с вами наедине!

— Это не положено, Мишенька, — добродушно ответила она. Великан ухмыльнулся, раздувая свое крошечное превосходство до гигантских размеров.

В комнату неспешно вошла женщина с подносом в руках. Она выглядела весьма необычно из-за черной повязки скрывающей один глаз (или отсутствие его). «Пиратка», — подумал Михаил, и дама резко повернула голову в его сторону, вопросительно вздернув брови.

— Она читает чужие мысли, Мишенька, — прошептала доверительно Лидия Андреевна. Он испуганно уставился на женщину, которая своим единственным глазом пристально взирала на него. В это мгновение в его голове хлынул поток мыслей, и сдержать прорвавшуюся дамбу никак не получалось. Молодой мужчина думал о том, что было бы чудесно снова оказаться ребенком и как прежде жить, словно комнатное растение, радуясь восходу и закату, новому дню и пресной каше, приготовленной заботливыми руками Лукерьи. Ему было невероятно страшно, потому что он не понимал, что происходит, и к чему ведет весть этот спектакль. Дама с подносом вновь начала движение вокруг стола, выставляя чашки для чая. Возле него она на мгновение задержалась, в связи с чем «пациент» почувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев рук и очень заволновался. Мысли молчали, благодаря серьезным усилиям, но нарастала тревога. Никто не произносил ни звука, снова повисла давящая тишина, и не в силах больше ее терпеть Михаил выпалил:

— Анна Львовна умерла!

— Бедная, бедная Анна, — выдохнула «медсестра» с печальной улыбкой. — Славная была женщина… добрая… отзывчивая…

«Колдующая» у стола «пиратка» разлила чай по трем кружкам и к каждой приставила по маленькому блюдцу с вареньем, на середину стола она поставила блюда с сушками.

— А Лукерья ушла «делать революцию»! — произнес со смешком Михаил, снова нарушив тишину.

Раздался грохот — из рук «пиратки» выпал поднос, а вместе ним — уже пустой чайник, он тут же разлетелся на мелкие кусочки. Женщина на мгновение замерла, оценив разрушения, после чего поспешно удалилась с громкими всхлипываниями.

— Аккуратней, Мишенька, со словами! При ней не стоит произносить ничего подобного. Здесь бывают люди… как бы это сказать… надломленные! Ты слышал о Черном кресте?

— Эта организация помогает анархистам?

— Тем людям, с которыми власть обошлась несправедливо. Мы протягиваем руку всем, независимо от их политических взглядов. Переваренные временем, они остаются у края и всего лишь хотят преодолеть страх, забыть о тех ужасных вещах, с которыми им пришлось столкнуться. Ты даже представить не можешь, как трудно вернуться к обычной жизни после всего этого — приговоров, тюрем, каторги.

Лидия Андреевна отпила чай и погрузилась в раздумья, карлик грыз баранки и лакал варенье из блюдечка, будто кошка. Из-за неуместной шутки Михаила разговор вдруг стал слишком серьезным. Он не знал, как повернуть его в новое русло и поговорить о том, что его действительно интересовало. Молодой человек сделал несколько глотков уже остывшей жидкости и с усилием произнес:

— Это правда, что вы — моя мать?

Он был готов к отрицательному ответу, потому что знал: Анна Львовна была больна и вполне могла отпираться от факта появления в ее несовершенной жизни незаконнорожденного ребенка. Лидия Андреевна даже не смутилась, услышав этот вопрос. Она спокойно уточнила, что даст ему правда?

— Я перестану чувствовать себя бесконечно одиноким! — прошептал Михаил, и из его глаз выкатились две крупные слезы. Его печаль была понятна этой женщине. Она выразительно посмотрела на карлика, и тот, ничего не говоря, спрыгнул с высокого стула и уковылял вслед за «пираткой», наступая на осколки, которые скрипели под его малюсенькими ботинками.

Лицо Лидии Андреевны изменилось, помрачнело. Так бывает: в ясную погоду на небе вдруг ни с того, ни с сего появляются тучи, и с небес начинает лить вода, светлый день вмиг становится мокрым и пасмурным. Теперь перед ним сидела не миловидная медсестра с мягкими притягательными чертами лица и удивительными черными глазами, из которых струилась нежность, а кто-то другой — незнакомый, отчужденный и закрытый на сто замков.

— Что ты знаешь о своей матери? — спросила