Спасти президента - Гера Фотич

— Пей с нами, — кричали они сквозь грохотанье дизеля и лязг гусениц, — не бойся, пей!

Йонас пил не чувствуя крепости спирта, не поперхнувшись. Ему наливали снова, и он машинально опрокидывал в себя всё до дна. Но только не было дна в его душе, и пить он мог сколько угодно. И не было страха, потому что чувствовал он себя сильнее других. Одного его слова было достаточно, чтобы все эти люди замолчали, нахмурились, перестали веселиться, начали сочувствовать Йонасу, жалеть его. Но разве в этом заключается сила, думал он. Стоит ли этого смерть?

Так и стоял Йонас с прочитанным клочком бумажки перед весёлым парнем — почтальоном, искренне верящим в недоступный ему розыгрыш, не понимая, как это молодой человек расписывается за телеграмму своему отцу, которую, сам и послал. Что мог объяснить ему Йонас? Да и зачем?

…Пока мы молоды и веселы, смерть видится нам где-то далеко в тумане расплывчатым горизонтом. И, как горизонт, недостижима. Но вдруг, она бесшумно надвигается, и занесённая тобой нога застывает в воздухе. До рези в глазах, всматриваешься вперёд. В пустоту? Оставаясь с ней один на один. Не испугаешься ли увиденного? Твёрдо шагнёшь или попятишься? Запрыгаешь на одной ноге, пытаясь развернуться? Задёргаешься в конвульсиях, взмахивая руками как птица, моля о помощи, захлёбываясь изрыгаемой блевотиной воспоминаний, дрыгаясь всем телом, постепенно теряя равновесие. Будешь судорожно цепляться за своё прошлое, какое бы оно не было ужасное? Вспоминать свои грехи, услышанные где-то молитвы, руки любимых женщин….

Есть ли разница, какая смерть подкараулила тебя?

Одни будут говорить: «Он легко ушёл от нас, пусть земля ему будет пухом…». Остальные будут поддакивать и молча кивать головами. Но откуда им знать легко ли ты ушёл из жизни? Может твоя душа в деревенеющем теле, кувыркалась как по булыжникам, кровя последним, что оставили тебе, и что ты пытался нести с собой, оберегая от грязи и нечистот. Но ты никогда не сможешь им рассказать об этом. А нужно ли им это знать, если даже будучи живым, ты их мало интересовал…?

Йонас не смог тогда сделать это.

Всего лишь бросить горсть земли на отцовский гроб. Он стоял, будто окаменевший, сжав в кулаке шершавую влагу. Тупо смотрел на кидаемые в могилу комья земли. Падая, они стучались в деревянную крышку гроба, словно маленькие требовательные кулачки детей и бессильно рассыпались, не найдя сочувствия, не услышав ответа.

Только подойдя к машине, Йонас вспомнил. Разжав кулак, посмотрел на ладонь. Земля в некоторых местах уже высохла. С прожилками светлой глины, с вкраплениями кварцевых блёсток, со странным блеском, каким-то матовым, тусклым, мёртвым. Оставляла впечатление давнего света. Из глубины образовавшихся трещин проглядывала стянутая кожа. Белая неживая. Готовая оторваться со сброшенной землёй. Йонас снова сжал её в кулак. Со всей силой, выдавливая её, упирающуюся, недовольно скрипящую. Медленно просачиваясь между пальцев руки, она свешивалась наростами, не желая отпадать. Брызгала сгустками оставшейся влаги. Впивалась в кожу, проникая глубже в тело, в мозг, лёгкие.

Он забыл бросить эту горсть земли, и та вошла в его сердце, оставшись там навсегда. Наверно это была первая тяжесть, вошедшая в его сердце. С годами она стала накапливаться.

Кто знает, сколько лет или месяцев нужно человеку, чтобы не вздохнуть уже было от тяжести такой. Когда внутри не остаётся места не тронутого горем. Тогда сам человек становится болью, общей, человеческой. Будет жить он, роняя святую тяжесть в близкие души знакомых и просто встречных…

Глава 13. Дорога домой

Йонас ехал к себе домой. Было грустно. Пришло время, и теперь он может думать и делать то, что хочет. Может рассказать, что такое служба отечеству. Как её понимают сидящие в окопах и стоящие у руля. Раньше казалось, что стоит выйти на пенсию, и он на каждом перекрёстке будет клеймить позором зажравшихся чиновников и самодуров-генералов. Будет показывать на них пальцем, и уничтожать выявленными ранее фактами коррупции и мздоимства. Обратиться во все газеты, чтобы осуществить публичную казнь сволочам, мешающим народу жить и воспитывать своих детей. Люди, услышав скрываемое ранее, поднимутся на баррикады и перевешают на площади всех подонков. После чего заживут справедливой долгой жизнью.

Вот и перекрёсток вроде подходящий центральный, и народу много. Но почему-то глядя на людей, пропадают нужные слова. Забываются призывы. Только жалость к ним накрывает теплой волной и заливает всё вокруг. Будто нет ни у кого глаз. Мутные взгляды опущены вниз. Словно слепые котята тыкаются друг в друга. В движениях покорность и безысходность. В словах — невозможность что-либо изменить. Отсутствие всякого желания — лишь бы не было хуже. Если люди заглядывая в лужу, не могут разглядеть отражаемых в ней звёзд. О чём они могут мечтать?

Нужно ли было Йонасу готовить себя к этому дню двадцать лет. Для того, чтобы никому ничего не сказать? Стоит ли тогда вообще об этом думать?

Старенький дизель «патрола» ровно урчал под капотом, периодически прерывая раздумья Йонаса и заставлял переключать его внимание на дорогу. Как много за рулём появилось женщин. Почему? Наверно мужчины просто устали от безысходности. От вечной борьбы за жизнь, за чье-то счастье. С радостью готовы отдать когда-то взятую на себя ответственность. Что будет дальше? Матриархат?

Приятно видеть хорошенькое личико в салоне красивого автомобиля. Хотя, иногда очень смешило, когда малюсенькая креолка выглядывает в лобовое стекло громадного чёрного джипа, пытаясь увидеть, где заканчивается капот её авто. Складывалось впечатление, что, её головка, с прилизанными волосами привязана к рулю.

Йонасу нравилось наблюдать, как женщины вылезают из своих автомашин. Большинство покидает свою машину с таким видом, будто показывает всем вокруг как она её «отымела», и что будет с каждым, до чьего рычага передач она дотянется.

Некоторые, покидают свой транспорт, словно, извиняясь. Как правило, их машины недорогие, неновые. Возможно, их стесняют именно эти обстоятельства. Поэтому сексуальность отношений более приближается к материнской. Определить, что впереди тебя едет женщина очень просто. Как только ты начинаешь материться по поводу непредсказуемости поведения впереди едущей машины, то знай — за рулём «она». Конечно, бывают исключения из правил, но чаще приходится ругаться.

Йонас смотрел на встречные машины, их водителей. Лобовое окно, как некая рамка, обрамляющая вход во внутренний мир салона автомобиля полный интимных подробностей частной жизни владельца. Это как маленькая кладовая, где человек хранит свои секреты, иногда не предполагая об этом. В салоне автомашины Йонаса не было ничего лишнего. Никаких наклеек. Никаких прибамбасов и наворотов. Всё самое необходимое. Автомобиль не роскошь, а средство передвижения — вспомнил Йонас классическую фразу.

Неожиданно он увидел бегущего к машине мужчину в форме и полосатым жезлом в руке. Попасть на заметку Йонасу было сейчас особенно незачем и он, остановив нисан, сразу попытался оправдаться:

— Стараюсь правила не нарушать, что-то случилось?

Успокаивая после бега дыхание, сотрудник представился, а затем попросил предъявить документы.

— Вы пересекли сплошную, — уже более твёрдо произнёс он.

— Какую сплошную? — искренне недоумевал Йонас.

— Вот тот грузовик с аварийным сигналом вы объехали, пересекая сплошную!

— А как же я его должен был объехать, другой же дороги нет. А он растопырился на всю полосу. Да там и нет никакой сплошной.

— Как это нет? Вы полосу разделяющую дорогу видели?

— Видел, но она же чёрная.

— Вот это она и есть! — страж дорог обрадовался внимательности водителя.

— Кто она? В правилах записана жёлтая или белая. А это чёрная.

— Не видишь что ли, дорогу недавно отремонтировали. Пока подготавливают к покраске — она чёрная. А потом покрасят, и будет белая.

— Ну, пока то не белая…

— Когда ты придёшь доказывать свою невиновность в суд, она снова уже почернеет — ехидно улыбнулся сотрудник, — давайте документы.

— Ну, ты даёшь! — искренне возмутился Йонас, вытаскивая пенсионное удостоверение.

— О блин, да ты из наших, пенсионер! — разочарованно произнёс парень, — что сразу-то не сказал. Пудришь мне здесь мозги. Тратишь моё время. Плати штраф!

— Издеваешься, командир? С пенсионера штраф?

— Ладно, давай десять рублей, а то день не заладится. Ты у меня первый сегодня!

Йонас отдал десятку и пошёл к машине.

— Обошлось, — подумал он про себя. На душе было смешно и грустно.

Каждый ли человек задумывается о судьбе своей страны, спрашивал себя Йонас. Наверно только тот, кто связывает себя с ней. Кто никогда не уедет искать счастья на стороне потому, что знает — там его нет. Не отдаст своих детей в обученье заморским учителям, а будет создавать условия для их обучения здесь. И только здесь на Родине даже малюсенькая победа — это всеобщий восторг, вознаграждающий тебя за вынесенные мучения. Как победа над самим собой в момент обретения нового сознания. Когда понимаешь, что ты сделал шаг вперёд, тем самым, подарив добро своим родным близким и просто знакомым. Только увидев радостный блеск глаз окружающих тебя людей, можно ощутить настоящее счастье. Разве можно построить счастье для одного человека?