Леонардо да Винчи - Алексей Гастев

...Обратно в Замок карета императрицы проследовала под балдахином из дамасского полотна с горностаем, который поддерживали доктора юриспруденции в собольих шапках и мантиях; затем в прежнем порядке ехали дамы императрицы, герцогини Миланской и мои, выглядевшие необыкновенно прекрасно. Никогда до этого мне не приходилось видеть придворных одетыми с такой роскошью и блеском, с чем согласились все присутствовавшие. Русский посол воскликнул, что не мог себе представить что-нибудь подобное, а посол Франции объявил, что, хотя и находился при коронациях Его Святейшества папы и короля, по его мнению, нынешний праздник не имел себе равных. Действительно, люди, столпившиеся вдоль нашего пути по дороге в Замок, все кричали в восторге».

Проходящее время неуклонно меняет взаимную относительную ценность вещей и устанавливает свое равновесие. Если бы кто, живший впоследствии, оттуда, из будущего, невидимым пробрался в прошедшее и вместе с процессией проник в замок Сфорца и ему удалось бы каким бы то ни было способом раздвинуть круг наиболее знатных гостей, теснящихся как уличные ротозеи, он нашел бы середину отчасти свободною и ограниченной стульями, на которых сидят те, кому по их сану это положено, то есть герцог и герцогиня Миланские, регент и его супруга. Близко к ним находятся Сансеверино, делла Торре, Висконти – все представители наиболее знаменитых фамилий, выдающихся знатностью семейств; тогда как в оставшемся свободным пространстве оказывается некто, одетый в красное и имеющий вид и выражение пророчествующего.

– О города, – говорил Леонардо, – я вижу ваших граждан туго связанными крепкими узами по рукам и ногам людьми, которые не понимают их слов, и они могут облегчить страдания и утрату свободы только в слезных мольбах, вздыхая и сетуя про себя, что тот, кто их связал, не понимает их сетований.

Желая убедиться, что присутствующие не догадываются, о чем идет речь, Леонардо внимательно и пытливо обвел взглядом лица и, выждав время, смеясь, объявил, что имеет в виду запеленутых младенцев. Раздался вздох облегчения, и все наперебой стали восхищаться изяществом и остроумием выдумки. Другое пророчество или предсказание Леонардо украсил пантомимою. Удивительным образом изменившись в лице, он согнул колени и сгорбился, при этом раскинутыми в стороны руками как бы желая накрыть и оградить тех, кто, разинув рты, за ним наблюдает.

– Пребывала вода в своей стихии, в гордом море; но пришло ей желание подняться в воздух, и, подкрепившись стихией огня, вознеслась она тонким паром и казалась почти такой же легкостью, как воздух. Но, поднявшись в высоту, – тут Леонардо распрямил колени и сгорбленную нарочно спину и, сделавшись выше, как бы поднялся вверх вместе с водою, о которой рассказывал, – очутилась она среди воздуха, еще более тонкого и холодного. И вот уже малые ее крупицы, теснимые друг к другу, стали соединяться между собой и обретать тяжесть, и при падении обратилась ее гордость в унижение и бегство.

За окнами зашумело; пошел сильный дождь, и Леонардо обернулся на звук низвергающихся потоков воды.

– Так вот и падает она с неба. А затем выпьет ее сухая земля, и в заточении на долгие времена станет она отбывать наказание в грехе своем.

Распластавшаяся в тонком слитном течении снаружи окон дождевая вода придавала вогнутым, как донца бутылок, ячеям слабое свечение, хотя до того они были полностью темными, как и должно быть зимою в позднее время. В этом слабом свечении Леонардо как бы пытался высмотреть какую-то вещь, а, на него глядя, другие присутствующие также стали высматривать: опытный проповедник не только пронизывает души удачными словесными оборотами, но и своими движениями внушает, что ему необходимо. Устойчивые в высокомерии могущественные синьоры затихли, словно напуганное стадо, слушая вместе с Мастером дыхание холмов под дождем и различая движение потоков по бесчисленным сосудам Земли, подобное циркуляции крови.

11

Уже вино, войдя в желудок, стало кипеть и пучиться; уже душа его стала покидать тело; уже око обращается к небу, находит мозг и обвиняет его в раздвоении тела; уже начинает его грязнить и приводит в буйство наподобие сумасшедшего.

Иначе как безумным ликованием плоти невозможно назвать неистовое и безудержное уничтожение громадных запасов продовольствия, достаточных для прокормления города на протяжении длительного времени. Каждую перемену, которых вместе было не менее пятнадцати, сопровождали звуки фанфар, вопивших как если бы сами желали насытиться. Что касается разнообразия кушаний, то сначала шесть арапчат в тюрбанах и с огромнейшими саблями в посеребренных ножнах торжественным и поспешным шагом принесли выстроенные на подносах в виде высоких башен засахаренные фрукты. Когда подносы оказались полностью разграблены, слуги заставили красивые вышитые скатерти блюдами с фигами и спаржей. Потом принесли залитых соусом куропаток. Потом вцепившиеся в оглобли арапчата втащили в пиршественную залу колесницу, еще и подталкиваемую сзади слугами и поварами; на колеснице едва ли не к самому потолку возвышалась пирамида из бычьих голов, и рога их были посеребрены или вызолочены. Гости не разделались еще с головами, когда переодетые егерями и доезжачими слуги внесли зажаренные трофеи охоты герцога Миланского, среди них фазаны, перепела, дрозды, лесные жаворонки, горлицы и другая дичь, которую самому герцогу не пришлось отведать, поскольку его, согнувшегося от боли в животе, вывели из-за стола наблюдающие за ним врачи. Тут духовник герцогини сказал нахмурившись:

– Святой Амвросий, по словам Павлина, его секретаря, вкушал только в субботу, воскресенье и дни великих мучеников, тогда как в оставшееся время посещал гробницы этих друзей божьих; ночами же он молился и пел псалмы, а не объедался до желудочной колики.

Духовник имел в виду святого Амвросия Медиоланского, епископа и покровителя Милана, величайшего церковного музыканта и опытного искателя святых останков.

Между тем принесли каплунов, которых можно есть с костями, так они превосходно зажарены. Отломив от птицы ножку, отлично упитанную, духовник произнес, но не настолько отчетливо и громко:

– Когда помысел возбудит в тебе желание пищи, говорил Иоанн, прозванный Постником, не бойся; но смотри, что после наслаждения едою приблизится к тебе жесточайшее вавилонской печи другое желание и сожжет тело и душу.

Отец Кристофоро имел в виду похоть, которая возбуждается телесными соками вместе с проникающими внутрь испарениями вина и пива и всевозможными острыми приправами. Съев каплуна целиком и после этого отдышавшись, отец Кристофоро сказал:

– Каплун, я полагаю, оттого не летает, что слишком жирен. Все пернатые и в воздухе летающие живые существа малотелесны, почему и поднимаются в воздух; тогда как быки, ослы и изюбри имеют большое тело и трут землю, любя ил, болота и грязь. Следственно, не желай откармливать и утучнять плоть.

Во второй половине этого великого сидения за столом установленный обычаем порядок разлаживался; пирующие утрачивали сдержанность и чувство приличия и от жары и вина как бы отчасти лишались рассудка. А поскольку желание пищи иной раз превышает возможности пищеварения, как следствие этого появляются икота, рыгание, ветры, тошнота и прочее. Сравнительно с другими Леонардо ел па удивление мало и по преимуществу вареные или сырые овощи и фрукты; однако же набросившихся на угощение, как лютые волки, учеников и помощников не урезонивал, полагая, по-видимому, что перечисленные следствия такого безудержного запихивания за обе щеки и торопливого глотания окажутся для них лучшим уроком. Тем более Мастер, чем бы ни занимался, бодрствуя, не умел отдыхать, и у него еще оставались заботы по украшению праздника.

Если бы ты пожелал сделать огонь, который вспыхивает в зале без вреда, кипяти, обращая в пар, десять фунтов водки и брось в эти пары сухой раскаленный лак. Затем внезапно войди в названную залу с факелом, и сразу же комната озарится огнем, словно сильным пламенем, и этот огонь никому не повредит.

Веселившиеся за герцогский счет на площади перед Замком горожане разошлись по домам после наступления темноты. Только городская стража, от безделья развлекающаяся грабежом, могла видеть все разом осветившиеся окна, как если бы в каждое помещение опустилось с неба по ангелу,

Леонардо покинул Замок тотчас как устроил фейерверк и не стало больше необходимости в его услугах. Не чувствуя желудок отягощенным, он, не изменяя обыкновению, прежде чем отдаться сну, провел за рабочим столом некоторое время, хотя, понятное дело, не избежал усталости полностью. Между тем раздражение алчной распущенностью его сотрудников и остальных, кого он покинул, созрело в душе подобно нарыву над какой-нибудь случайной занозой.

Если кто хорошо умеет скрывать свои истинные чувства и не дозволяет им проявляться в выражении лица или в неуместных репликах в присутствии посторонних, тот успешно справляется с этим также, когда остается один. Но все же обычное стремительное течение мысли иной раз нарушается, что находит отражение не только в почерке, когда образуемый буквами частокол становится прерывистым и неровным, но и в содержании записей, не предназначенных для чьего-либо чтения. С другой стороны, таким образом писатель отчасти излечивает воспаленную душу, тогда как если этого вовремя не сделать, раздражение может стать причиной болезни более длительной; и чем изобретательнее автор в ругательствах, тем успешнее действует такое лекарство.