Леонардо да Винчи - Алексей Гастев

От редакции

Герой этой книги принадлежит к тем личностям мировой истории, чья известность и чья слава не ограничиваются пределами одной страны или одной эпохи. Гениальный художник, неутомимый исследователь явлений природы, выдающийся инженер и мыслитель, Леонардо да Винчи, может быть, в гораздо большей степени, чем другие знаменитые представители Возрождения, соединил в своей деятельности все многообразие чаяний, идей и интеллектуальных мотаний ренессансной личности. Феномен Леонардо да Винчи поражает не только размахом и разносторонностью поставленных и решенных вопросов в различных сферах человеческой деятельности, по и атмосферой некоторой таинственности, порожденной обстоятельствами биографии художника, сложностью языка, которым он себя в разных областях знания и искусства выражал.

Уникальность подобных судеб неизменно приковывает внимание все новых поколений, требуя от них не просто пиетета и почитания, но и твердо выверенного мировоззренческого отношения.

Предлагаемая ныне вниманию читателя книга А. Гастева во многом может показаться необычной для тех, кто в достаточной мире знаком с другими изданиями серии «Жизнь замечательных людей». Биограф сознательно ставит перед собой задачу найти стиль изложения, адекватный художественно-научному стилю описываемой им эпохи. Скажем, если для Леонардо да Винчи – художника была актуальной забота о создании особой живописной манеры, когда четкость границ изображаемого предмета исчезает, а свет постепенно и незаметно рассеивается во тьме, и наоборот (знаменитое «сфумато», «рассеивание»), то автор подыскивает этому соответствующий литературный эквивалент, так что контуры личности его героя другой раз также представляются нечеткими. Тут автор полагается на умение читателя самому определить отношение к разным ипостасям художника-возрожденца.

Очевидной, во многом неизбежной усложненностью отличается и композиционное построение книги: различные периоды жизни героя даны не в хронологической последовательности, а вперемешку, некоторые из них рассмотрены с гораздо большей подробностью, нежели другие. Перед нами как бы старое мозаичное изображение с многочисленными утерянными фрагментами. Тут также новое испытание для читателя, призыв к его активности и вниманию.

Не скрывая глубинной противоречивости личности и творчества своего героя (гуманистический пафос соседствует у него с безудержным любопытством аналитика, инженера, с удовольствием выполняющего чисто военные заказы), биограф поручает выносить окончательное суждение о величии своего героя читателю.

Леонардо да Винчи

Не удивляйся, Сократ, если мы, рассматривая во многих отношениях много вещей, таких, как боги и рождение вселенной, не достигнем в наших рассуждениях полной точности и непротиворечивости. Напротив, мы должны радоваться, если наше рассуждение окажется не менее правдоподобным, чем любое другое, и притом помнить, что и я, рассуждающий, и вы, мои судьи, всего лишь люди, а потому нам приходится довольствоваться в таких вопросах правдоподобным мифом, не требуя большего.

МИЛАН. Июль – декабрь 1493

1

Начинай свою Анатомию с совершенного человека, затем сделай его стариком и менее мускулистым; затем продолжай, обдирая, его постепенно вплоть до костей. А младенца ты сделаешь потом, вместе с изображением матки.

Насколько в давно прошедшие времена, старинные в сравнении с временами Леонардо да Винчи, высоко ставили краткость, видно из следующего диалога, хотя бы и вымышленного:

– Что такое буква? – спрашивает благородный принц Пипин знаменитого Алкуина, беседуя с ним в присутствии императора Карла, своего отца1.

– Страж истории, – отвечает этот Алкуин, выступающий под именем Альбина в латинском трактате, написанном им самим в восьмом столетии от рождества Христова для целей преподавания.

– Что такое слово?

– Предатель духа.

– Что такое язык?

– Бич воздуха.

Если пределом краткости служит молчание, то для подробности и многословия пределом можно назвать бесконечность; согласившись же с определением языка как бич воздуха, приходится удивляться разнообразию звучаний, которыми неутомимый пастух заполняет окружающее его пространство, так что, когда бы не придумали беззвучную речь в виде письменности, от беспрерывного бичевания воздуха никто не смог бы укрыться, как если бы во всю мочь звонили колокола. Шестьсот лет спустя после императора Карла из-за наступившего бурного развития науки это становится очевидным, тем более что изумительная старинная краткость и полное научное описание несовместимы.

Ни один орган не нуждается в таком большом количестве мускулов, как язык; из них известно 24, не считая остальных, которые я открыл; и из всех членов, которые движутся произвольным движением, язык превосходит остальные по числу движений. Обрати особое внимание на то, каким образом посредством движения языка и при помощи губ и зубов произношение всех названий предметов нам становится привычно, и слова, простые и сложные, какого-либо наречия доходят до нашего слуха посредством этого инструмента. Каковые слова, если бы все явления природы имели бы название, достигли бы бесконечности наравне с бесконечным количеством вещей, существующих в действительности и находящихся под властью природы. И они были бы выражены не на одном каком-то наречии, но на очень многих, которые тоже достигли бы бесконечности, потому что они всегда меняются из века в век по отдельным странам вследствие смешения народов, которое происходит в результате войн и других катастроф. Эти наречия подвержены забвению и умирают, как и все остальные создания, и, если мы согласны, что наш мир вечен, мы скажем, что эти наречия будут бесконечно разнообразны в бесконечности веков, входящих в бесконечное время.

Куцый султанчик плывет над полем листа, кренясь наподобие паруса; в тишине ночи касания пера о бумагу слышны отчетливо, будто бы птица клювом подбирает рассыпанное зерно. Хотя по течению времени звуки распределяются неравномерно, но соответственно протяжению слов и сложению каждой буквы в отдельности, этот скрипучий шорох или царапание на постороннего слушателя действовали бы умиротворяюще, а зрение приятно довольствовалось бы видом ровных отчетливых строк. Однако затем на месте приятности и удовольствия возникли бы томление и тревога, что бывает во сне, когда являющиеся образы определенно известны сновидцу, но отождествить их с кем-либо из знакомых ему людей не удается. Так же и здесь: при отчетливости изображения и очевидном сходстве с обычными буквами ни одна не узнается как именно та или другая, хотя спустя время становится возможным сообразить, что буквы все перевернуты, как если отражаются в зеркале, и что Леонардо не только пишет левой рукой, но и справа налево, как турки.

Еще ты опишешь и изобразишь, каким образом функция изменения и артикуляции и модуляции голоса при пении есть простая функция колец трахеи, движимых возвратными нервами, и в этом случае язык ни в какой части не применяется. Это остается доказанным тем, что я сперва доказал, как трубы органа не звучат ни выше, ни ниже благодаря изменению фистулы, если сделать ее шире или уже, но единственно благодаря изменению трубы в широкую или узкую или в длинную или короткую, так это видно при растяжении и втягивании тромбона.

Он поднялся со стула, узкая спинка которого сделана не вполне по его фигуре, и, с силою разводя руками и разминаясь, прошелся по помещению, притом подбитый куньим мехом оливковый плащ отчасти распахивался и были видны обтянутые красными чулками превосходной формы колени и основания бедер. Только обладая совершенным телосложением, возможно в будние дни без крайней необходимости надевать дорогие вещи, как этот плащ, поскольку у людей кривобоких, сутулых, или чрезмерно худых, или толстых, одежда протирается на лопатках и засаливается на животах и быстро приходит в негодность. Но Мастер одежду мало изнашивает, и она только ветшает от времени.

Леонардо сиял с гвоздя изготовленную им флейту, уселся, широко расставив ноги и сгорбившись, поднес инструмент к губам.

Эта флейта меняет свой звук не скачкообразно, как большинство духовых инструментов, а подобно человеческому голосу. Это достигается скольжением руки вверх и вниз, как при игре на кулисных инструментах. И вы можете получить одну восьмую или одну шестнадцатую тона и любую часть тона, какую вам угодно.

Наставник и льстец римского императора Домициана2, поэт Папиний Стаций называет флейту ревущим рогом, чье свойство, как он выражается, манить эфирные души усопших. Применительно к инструменту хитроумного флорентийца подобное вычурное сравнение отчасти оправдывается: ожидая звука нежного и тонкого, предполагаемый слушатель был бы, напротив, ошеломлен низким звучанием, способным – поскольку вдоль ствола флейты вместо обычных отверстий проделана щель, поверх которой играющий скользит кончиками пальцев, – подниматься до наибольшей высоты глиссандо, скользя. Тут можно напомнить, что, изучая причину плавного изменения голоса, Леонардо анатомировал горло быка, так как у человека, задохшегося в петле – именно при таких обстоятельствах другой раз достается мертвое тело, – этот орган бывает полностью искалечен и при его вскрытии невозможно вообразить, как он действует.