Викинг туманного берега - Валерий Большаков

Эльвёр усмехнулась:

– Чую, что этого мало тебе. Нужно что-то еще…

– Верно чуешь, – кивнул гребец. – Но тут сложно… Хочу, понимаешь, дожить свои дни в покое – и на родной земле. Еще бы знать, где она для меня… Константинополь, который вы зовете Миклагардом? Или Крит, куда меня арабы увезли? Альдейгьюборг, где вырос я и мой сын? Или Хедебю, где обретаюсь нынче, у Лысого на посылках? Знать бы…

– Ты – истинный ромей, – улыбнулась Эльвёр, – поскольку хитер. Все ты прекрасно знаешь. Ты хочешь вернуться на ту землю, где родился и сделал первые шаги.

Гребец ухмыльнулся:

– Может, и так, девонька!

– Как звать тебя?

– Николаем наречен. Это все, что я помню. Даже сказать, чей сын, не могу – имя отца ушло из моей памяти…

Девушка вздохнула:

– Я помню, как звали моего отца, но что в том толку, ведь его самого нет в живых.

Николай помотал головой:

– Ты неправа, девонька. Пока ты помнишь своего отца, он как бы жив, как бы рядом с тобой. И, быть может, даже помогает тебе незримо.

– Может, и так, – не стала спорить Эльвёр.

– Э-ге-гей! – разнесся трубный глас Эйнара. – Весла на воду! Прибавим ходу!

– Ходу так ходу… – прокряхтел Николай, берясь за весло.

Глава 11. Эльвёр, дочь Освивра. Рюрик

Гардарики, Алдейгьюборг. 25 мая 871 года

День клонился к вечеру, когда караван вошел в устье мутной Олкоги и начал медленно выгребать против течения.

По первости на берегах поднимался лес, но затем он отошел, освобождая место для множества курганов, – под ними издавна хоронили местных конунгов, ярлов и просто храбрых воинов.

А вот река будто оживала, все больше судов появлялось на ней – широкие и емкие, как скулы, они везли дрова и золу, какие-то бочки, рыбу.

Мимо, направляясь к Нево, проследовал арабский зав с высоко поднятой кормой, где стоял нахуза, начальствующий над кораблем.

Эльвёр так долго ждала появления Альдейгьюборга, что прозевала сам момент. Город неторопливо распахивался перед нею.

Так же, как и Бирка, Альдейга открывалась к реке, окруженная крепостной стеной со стороны леса. Сваи, торчавшие из воды, красноречиво указывали на запрет – здесь причаливать нельзя.

А где можно? А можно напротив шумного Торга, что прикрыт сильной крепостью, рубленной из дуба. Ее черные стены из бревен в обхват внушали почтение.

У причалов не было свободного места, многие корабли стояли на реке, а их швартовы натягивались, повязанные на те самые сваи, что не подпускали суда к берегу.

Эйнар Пешеход поступил так же – мореходы с четырех скейдов накрутили канаты на мокрые столбы, вбитые в дно, а остальные караванщики швартовались уже к этим судам.

Единственный скейд – «Морской ястреб» – проследовал к пристани. По дороге Эйнар вытребовал, чтобы Эльвёр сопровождала его.

– К Рюрику-конунгу заявимся, – прогудел Пешеход, – поднесешь ему дары. И не зыркай на меня так! У Рюрика жена есть, и она ему дорога. Пошли.

Эйнар и сам принарядился – рубаха шелкова, штаны атласны, сапоги из сафьяну да с тиснением. Первый парень на деревне, как Эваранди говаривал.

Сойдя на берег, Пешеход поручил тащить ларец да шкатулку подручным, а сам шагал впереди.

Торг не слишком поразил Эльвёр – те же продавцы и покупатели, как везде, а вот сама Альдейга…

Дома здесь стояли громадные, подчас в два этажа, на мощных срубах, да и ворота такие, что и в крепости иметь не соромно. Но главное, что поражало, – улицы были замощены деревянными плахами. Ни луж, ни пыли.

В Сокнхейде не во всяком дому полы деревянные имелись, а здесь – целые улицы.

Жители не обращали внимания на Эйнара со свитой – и не таковских видали. Холопы, как и повсюду на севере, были стрижены и бегали, очень озабоченные. Мужики ходили степенно, рассуждая о ценах на мед или о какой иной надобности. Жены их тоже важничали, меряясь бусами да монистами, – у кого больше побрякивало на груди стеклянных «глазков» или продырявленных монет, у той и муж, и дом богаче.

А вот девки были куда шустрее, походя на своих сверстниц в Норэгр, только волосы они не распускали по плечам, а заплетали в косы – эта мужская привычка смешила Эльвёр.

Когда процессия выбралась за город, девушка удивилась: в лес они, что ли, собрались? А оказалось, что князьям, как тут частенько именовали званых конунгов, не полагалось жить в самом городе.

Рюрик Альдейгьюборгский со всею своей дружиной обитал в загородной крепости Бравлинсхов. Туда-то и держал путь Пешеход.

Дорога была короткой, а ворота Бравлинсхова распахнуты настежь. Дозорный поприветствовал Эйнара, узнал, «за каким лешим им занадобился конунг», и проводил делегацию в терем.

Рюрик сам вышел встречать гостей. Было ему далеко за сорок, но по наружности этого не скажешь, разве что седые пряди выдавали возраст.

Второй десяток лет правил Рюрик страной. Призвали его как раз в тот год, когда Эйрик, конунг свеев, напал на Альдейгу и всю спалил начисто. Варяги тогда дали сдачи свеям, мало кто из находников воротился до родных берегов.

Эльвёр и раньше спрашивала, отчего жители Гардов призывают конунгов со стороны. Оказалось, что это у них закон такой – дабы своим неповадно было. А то местные живо всех в оборот возьмут, как тот Харальд Косматый, а вот конунг призванный ничего-то и не может. Тому же Рюрику не позволено ни землю покупать, ни какое хозяйство в Альдейге иметь. Он должен Гарды от ворога защищать, за что ему платят щедро да почет оказывают.

И будь этим доволен.

До Рюрика в Альдейге правил Хакан, отец Ефанды и сын Бравлина. Хакана прозывали Гостомыслом, то бишь привечающим гостей. Тот и впрямь гостей любил, но вот незваных гонял.

Бравлин-конунг и вовсе страх наводил по всему морю Русскому, грабил города ромейские, не боясь ни Бога христианского, ни черта.

И отец Бравлина, Рёгнвальд Русский, которого местные живо перекрестили в Рогволта, такой же был, а сына своего назвал в честь победы в битве при Бровалле, где он поддержал конунга свеев Сигурда Метателя Колец, сражавшегося против данов во главе с Харальдом Боезубом.

А прадед Рогволта, зовомый Радбардом Гардским, побил самого Ивара Широкие Объятия, напавшего на западные пределы Гардов. Там Ивара и закопали…

Рюрик не отличался безбашенностью Бравлина, он больше походил на своего тестя – был осторожен, обдумывал каждый шаг, но уж, когда все становилось ясно, действовал решительно.

Сам Рюрик был из вендов, что облюбовали южный берег Восточного моря, которое в Гардах именовали Варяжским. И тут была прямая связь – именно из Вендланда пошли первые варяги, «люди моря». Варяги – это то же самое, что викинги. Воины и морские разбойники.

Викингом мог стать норег, или дан, или свей, а в братство варягов шли венды и русы. Говорят, они даже хазар принимают, но это редкость – не много найдется кочевников, готовых сменить седло на скамью гребца.

За десять минувших лет Рюрик прочно встал на всем пути от Нюйи до Непра, а когда он привел дружину в крепость Сюрнес, где сходились пути с запада – по Двине и с востока – по Оке, то стал владыкой всей Гардарики.

Азартные ярлы и князья, кунингасы и рейксы подзуживают Рюрика, зовут в поход на Кенугард, который местные жители кличут Киевом, а ромеи – Самбатасом.

Вот только Рюрик не торопится. Да, власть над Киевом расширила бы его владения, но что брать в том вшивом Кенугарде? Сало? Или жито?

Спору нет, хлебец с сальцем – штука вкусная, но это не та цель, к которой должен стремиться истинный конунг. Разве можно сравнить Кенугард с Альдейгьюборгом?

Каждый год в Альдейгу прибывают арабские купцы и оставляют на берегу Олкоги груды серебра. А за дирхемы можно купить все.

Много ли купишь за жито с салом? То-то и оно.

Нет, когда-то Кенугард, вернее, Самбат был местом весьма оживленным, ведь его основали сарматы, чтобы менять товар из степи на то, что дает лес.

Сарматов давно нет, а город остался. Правда, его завоевал один из самых видных варягов, Аскольд-сэконунг. Будучи при кораблях, да с дружиной, но без земли, Аскольд заявился в Киев и объявил себя новым правителем.

Что сталось со старым, история умалчивает. Наверное, помер.

Ныне Киевом правит Дир, но Рюрик не спешит слать туда варягов. Хотя один ход им был-таки сделан – южнее Кенугарда варяги выстроили крепость Витахольм[32]. Именно там останавливаются русские скедии, когда спускаются по Непру. А вот дальше к югу лежат земли опасные, и все они под властью печенегов.

– О чем задумалась, красна девица? – спросил Рюрик.

Эльвёр растерялась и сразу проговорила заученную фразу:

– Прими в дар от Харальда-конунга, владыки норегов.

И протянула правителю Гардов изящную шкатулку. Что в ней находилось, девушка не знала, но полагала, что нечто ценное, – ящичек был увесист.

– Благодарю, – улыбнулся Рюрик, принимая подарок, и сделал приглашающий жест: – Проходите, гости дорогие, отведайте моего угощенья.