Королева дождя - Кэтрин Скоулс

Но не сейчас, Довольно…

Слова сами собой сорвались с ее губ:

— Я не могу.

Стенли и масаи начали что-то обсуждать, но что именно, Анна не понимала: звуки доносились до нее словно сквозь толщу воды. Поговорив, воины выбрались из машины и собрались у дверцы со стороны Анны.

Один из них шагнул вперед и, повозившись немного, сумел открыть дверцу. Затем он заговорил с Анной на языке масаи. Стенли переводил: его мягкий голос звучал тише, чем голос воина, — тот говорил твердо и в то же время ласково.

— Воины твоего народа далеко. Не бойся, сестра. Мы будем рядом вместо них и поделимся с тобой своей силой.

Воины вели приезжих через толпу, заслоняя их своими широкими обнаженными плечами. Анна шла впереди маленькой группы, за ней двигались Стенли, Эллис и Ордена. Она смотрела прямо перед собой, стараясь не обращать внимания на лица, которые поворачивались к ним, — все хотели насладиться спектаклем. Мимолетные образы все же врывались в ее поле зрения. Шок и возмущение. Опухшие глаза, бледные лица. Руки, сжимающие смятые носовые платки.

Перед ней неожиданно, словно привидение, возникло лицо архидиакона. Когда их взгляды встретились, он поджал губы, и черты его лица исказились от неприкрытого гнева.

Затем внимание Анны привлек епископ. Он тоже смотрел на нее и на воинов, не скрывая своего изумления. Но за первой реакцией последовал слабый кивок. После этого, торопливо забрав у священника-африканца книгу, он продолжил отправлять службу. Когда его голос снова вознесся над толпой, он почти не дрожал.

Воины шли вперед — а люди беспрекословно уступали им дорогу, — пока Анна, Стенли, Ордена и Эллис не оказались прямо в эпицентре события.

Там-то Анна, наконец, и обнаружила Кейт. Хрупкую девочку практически не было видно за миссионерами. Она стояла, скромно сжав коленки и опустив голову и, казалось, совершенно не замечала суеты вокруг. Она бережно держала два букетика цветов, но не аккуратные садовые букеты — это были небрежно связанные вместе дикие орхидеи и подсолнухи и даже какая-то трава.

Анна наблюдала за девочкой, не упуская не единой детали. Аккуратно причесанные волосы. Поникшие худенькие плечи. Бледное лицо. Анна заметила за спиной Кейт другую девочку, похоже, одного с ней возраста. Наверное, это была ее подруга. Хотелось бы, чтобы это была подруга…

Через пару секунд Кейт оглянулась и посмотрела прямо на Анну, словно подчинившись силе ее взгляда. Глаза девочки не были ни опухшими, ни мокрыми от слез. Они были пустыми. Словно ее душа, всегда стремящаяся радоваться жизни, исчезла, покинула телесную оболочку. На мгновение в ее глазах мелькнуло узнавание, но лишь на мгновение.

Когда Кейт снова опустила голову, прячась от посторонних взглядов, Анна повернулась к могилам — прямоугольным и глубоким, словно аккуратные ямы в саду. Рядом с ними стояли гробы, Майкл лежал в более длинном…

В воздухе раздались первые робкие звуки гимна, но они набирали силу по мере того, как к пению присоединялось все больше людей. Анна позволила песнопению омыть ее. Слова и мелодия были до боли знакомыми, хотя и чувствовалось, что они далеки от нее, поскольку являются частью другого мира. Этого мира.

После того как пропели гимн, ненадолго воцарилась тишина. Затем кто-то подтолкнул Кейт, и она подошла к гробам. Все смотрели на нее. Журналисты наклонялись и приседали, чтобы сделать снимок.

Мучительная тишина распростерлась над толпой.

И тут откуда-то с задних рядов донеслись рыдания африканки. Ее вопли, отчаянные и шокирующие, разрезали тишину. Боль, словно спущенная с поводка, терзала присутствующих: все больше людей кричали и плакали, нарушая сдержанность английской похоронной церемонии. Епископ стоял неподвижно, устремив свой взгляд на Кейт, и в его глазах, как в зеркале, отражалась вся скорбь толпы.

Медленно, словно в оцепенении, девочка положила цветы — по букетику в центр каждого гроба. Сначала на гроб Майкла, потом — Сары. Она казалась потерянной, Анна смотрела на Кейт, и из ее глаз катились слезы. Она прекрасно знала, как горе может затмить разум, создать в нем милосердную пустоту. Но она также знала: спрятавшись, боль растет и набирает силу. А потом набрасывается на свою жертву. Словно жестокий победитель.

Она повернулась и посмотрела на Ордену. Та беззвучно рыдала, не сводя взгляда с Кейт, — и вдруг она испугалась и дернула головой.

— Они забирают ее, — прошептала она.

Анна увидела, что один из миссионеров поспешно уводит Кейт и другую девочку. Она снова повернулась к Ордене, но той уже не было рядом. Анна заметила, что она отчаянно пробирается сквозь толпу вслед за Кейт.

Епископ снова стал читать псалмы из молитвенника, затем вперед вышла группа миссионеров. Они подняли гробы, сначала один, потом другой, и опустили их в могилы.

Глядя на них, Анна чувствовала, как ее душа немеет и наливается тяжестью. Сминается. Она не нашла здесь утешения, у нее не возникло в последний раз ощущения близости с Майклом и Сарой. Только чуждые ей слова и песнопения, а боль, разделенная со всеми пришедшими на похороны, только усилилась.

Она подняла голову, когда толпа колыхнулась в смятении.

К могиле Сары подошла Эллис. Ее движения были быстрыми и уверенными, словно у нее был тщательно разработанный план. Один из священников-африканцев шагнул к ней, но епископ дал ему знак отойти. В конце концов, это всего лишь старуха, бедная деревенская женщина, от которой, конечно, не стоит ждать ничего плохого. Однако священник не спускал с нее своего орлиного взора и был готов вмешаться в любую минуту.

Эллис, дойдя до края могилы, посмотрела на гроб, и ее старческое лицо осветила глубокая нежность. А затем она запела на суахили — мягким голосом, словно мать, напевающая колыбельную.

Мы воспитали из наших детей

Смелых и сильных, прекрасных людей.

Анна ахнула. Она узнала песню: это была одна из тех многих песен, которые Сара сочиняла для занятий с матерями и детьми. Большинство из них были посвящены правилам гигиены и здоровью. Но эта песня, любимая, стала чем-то вроде девиза. Гимном матери.

Песня Яичной Леди…

Анна присоединилась к Эллис, и слова сами собой всплыли в ее памяти.

Денно и нощно мы их охраняем

И никому отдавать не желаем.

Где-то в задних рядах толпы десяток женских голосов подхватил припев. Анна повернулась к ним, и ее лицо осветила удивленная и довольная улыбка. Это пели женщины из Лангали! Поступок Эллис дал им возможность присоединиться к церемонии. И теперь, пока звучала песня, им принадлежало все: этот миг, это место. Сара…

Анне показалось, что она видит Сару, — та стояла впереди с ребенком на руках и улыбалась. Рядом с ней стоял муж, неутомимый и сильный, небрежно уперев в бедра руки — руки хирурга.

Набрав в легкие воздуха, чтобы ее голос звучал громче, Анна почувствовала легкий аромат. Запах лаванды и эвкалипта. Он проник ей в ноздри, в легкие, подобно духу, — суть двух людей, которых она любила, последнее прикосновение, которого она так жаждала. Она вдохнула, задерживая аромат глубоко внутри. Их присутствие, мягкое и любящее.

Вечное.

Церемония закончилась, и большинство людей разошлись. Анна стояла у дверей собора вместе с Орденой, Эллис и воинами. Они ждали Стенли. Когда Ордена, наконец, вынырнула из толпы, она не смогла найти Кейт, и Стенли пошел выяснять, куда увели ребенка.

Теперь, когда дочь Керрингтонов ушла, журналистам пришлось довольствоваться архидиаконом: он стоял в картинной позе на ступенях и то и дело поворачивался от одного репортера к другому, отвечая на вопросы.

Епископ задержался у могил, где не торопясь закрывал книги и сворачивал бумаги. Он двигался медленно — уставший, измученный старый человек. Наконец, завершив все дела, он поднял голову и окинул взглядом церковное кладбище и собор. На Анне взгляд его задержался.

Она встревожилась, когда епископ двинулся в ее сторону. Воины подошли к ней еще ближе, решительно сжимая в руках копья.

Но когда епископ подошел к ней, он раскрыл ей свои объятия; его одеяние развевалось, как крылья. На его лице читались сострадание и пронзительная нежность, и это требовало ответной реакции.

Воины расступились, когда Анна шагнула вперед. Епископ не сказал ни слова — он просто обнял ее. Прижал ее к себе. Уткнувшись лицом ему в плечо, Анна почувствовала запах пыльного бархата вперемешку с потом.

Они прильнули друг к другу — каждый и дарил поддержку, и получал ее — и стояли так долгое мгновение словно отрезанные от мира.

Дом доктора Лейтона стоял за несколькими рядами шинусов, окруженный высокой изгородью из маньяра [21]. Нарушив уединенность сада, Анна, Стенли, Эллис и Ордена подошли к входной двери, постучали и стали ждать. Один из слуг епископа сказал Стенли, что именно здесь Кейт Керрингтон должна будет провести ночь, но узнать, соответствует ли данная информация действительности, было невозможно.