Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы - Кришан Чандар

фигурку из единого, цельного куска, так и природа, казалось, создала Чандру из одного материала, без всяких примесей.

Смуглянке Пару нравилось изводить его. Когда она, покачивая серебряными сережками, позванивая маленькими колокольчиками на ножных браслетах, в сопровождении подружек подходила и останавливалась у тележки, Чандру с замиранием сердца думал: «Ах, беда моя пришла!»

Съев почти всю порцию творожных шариков, завернутых в листья, она протягивала ему остатки и говорила:

— Ты что же, немой, еще к тому же и туг на ухо? Разве я творожные шарики просила? Я заказывала творожники! Теперь кто за них будет платить? Твой папаша?

И она презрительно швыряла на землю остатки творожного шарика.

Тогда он быстро принимался готовить для нее творожники. Пару брала порцию, потом оставляла на листе половину творожника и сердито говорила:

— Ты зачем вбухал столько перца? Раз не умеешь готовить закуски, зачем приходишь сюда торговать? Забирай свои творожники!

И она, схватив кончиками пальцев смоченный в соусе творожник, крутила им перед носом у Чандру.

Иногда она грозилась, что бросит эти «мерзкие объедки» на поднос, где лежат остальные «мерзости». Подруги ее смеялись и хлопали в ладоши. А Чандру, делая руками жест, означавший: «Нет, нет!» — указывал на землю — дескать, пусть Пару бросит туда не пришедшийся ей по вкусу творожник.

— Ага, догадалась! — кричала она. — Мне бросить его в миску с горошком?

Чандру изо всех сил мотал головой.

— Ах, вон оно что! Ты хочешь, чтоб я бросила щепотку земли в чашку с творогом?

Она притворно нагибалась, а Чандру в отчаянии махал руками: «Не надо! Не надо!»

В конце концов Пару говорила:

— А ну-ка быстро поджарь нам шесть картофельных вафелек. К ним дашь горошка с острым соусом. Не забудь добавить туда имбиря! Смотри, сделай все в точности, как я говорю, не то этот творожник угодит в кастрюльку со сладкой приправой!

Чандру, обрадовавшись, готов был горы свернуть. Отбросив кивком назад свесившуюся на лоб прядь волос, вытерев руки, он принимался исполнять заказ.

Иногда Пару недоплачивала ему:

— Шестьдесят пайс за вафли, тридцать за творожники, а творожные шарики я не заказывала, чего же за них платить? Вот тебе рупия, давай десять пайс сдачи.

Немой отказывался брать рупию. Он смотрел то в блестящие дерзкие глаза Пару, то на ее тонкие пальчики, в которых дрожала рупиевая бумажка, и не брал денег. Пару стояла на своем. Тогда наступал самый мучительный для него момент: он садился и начинал объяснять Пару, сколько с нее причитается. Он показывал на листья с творожными шариками, и это означало: «Ты же съела порцию, так почему не хочешь платить?» Он вытаскивал из-за пазухи тридцать пайс, как бы говоря: «Одна порция стоит тридцать пайс».

А она смеялась в ответ:

— Поняла тебя! Ты хочешь вернуть мне тридцать пайс? Отдавай!

Чандру быстро отдергивал руку, отрицательно мотал головой и протягивал в ее сторону указательный палец: «Это ты должна мне тридцать пайс!»

Пару немедленно накидывалась на него:

— А ну-ка убери свои лапы! Не то я стукну тебя туфлей!

Чандру, испуганный, чувствуя свое бессилие, смотрел на нее пристальным, умоляющим взглядом и ждал, когда она сжалится над ним. Только тогда она вынимала из кармана всю сумму полностью.

— Держи! Ты обманщик, больше не буду у тебя ничего покупать!

Но на другой день она вновь приходила. Ей нравилось дразнить Чандру. Да теперь и Чандру находил в этом удовольствие. Когда она не приходила, день казался Чандру каким-то пустым, скучным, хотя и покупателей вроде было много, и выручка у него большая.

Обычно она выходила из переулка рядом с телефонной станцией, напротив которой стояла тележка Чандру. Мало-помалу Чандру передвигал тележку, пока она не оказалась на самом углу переулка. Теперь ему издали было видно, как Пару выходит из своего дома. Пару заметила это перемещение в первый же день и ужасно рассердилась:

— Вот еще! Ты зачем сюда явился, немой?

Чандру показал рукой на здание телефонной станции — там рыли землю для прокладки телефонного кабеля.

Причина была уважительная, и Пару ничего не сказала. Ничего не сказала она и тогда, когда кабель был уже проложен и землю разровняли, а тележка Чандру по-прежнему стояла у переулка, но нравом Пару стала еще строптивей, в нее словно бес вселился — она с удвоенной энергией мучила Чандру.

Глядя на Пару, и подружки ее принялись дразнить его, а за ними — мальчишки: они не упускали случая, чтобы как-нибудь не поддеть его. Мальчишек-то Чандру мог отогнать, они бросались врассыпную, стоило ему пригрозить им кулаком. Но когда он попробовал так же обойтись с ее подружками, Пару так сильно на него рассердилась, что на несколько дней оставила его в покое. Чандру был поражен. Ему казалось, будто небо над ним раскололось, а под ногами зияет разверстая пропасть. «Что это с ней такое?» — размышлял он и придумывал тысячу уверток, лишь бы между ними все стало по-прежнему. Но Пару, покупая закуски у Чандру, держала себя как воспитанная, культурная барышня — на приличном расстоянии с этим простым пареньком, уличным торговцем. А для Чандру это было непереносимо, как страдал он от того, что был нем! Однажды, расстроенный, он ошибся при расчете — спросил с Пару рупию с тремя четвертями вместо рупии с четвертью. Ух, как она на него напустилась, как бранила, какой крик подняла! Чандру быстро пересчитал сумму и признал, что ошибся. За это признание ему словно все простили, и Пару с подружками стала опять на разные лады донимать его. Но Чандру был доволен — он своего добился. Звон серебряных колокольчиков и дерзкая улыбка — они, словно фейерверк, озаряли на краткий миг окружавший его пустынный, немой мир. И когда Пару появлялась с подружками в переулке, он уже отличал звон серебряных колокольчиков, принадлежащий ей одной, и, хотя браслеты на щиколотках у всех девушек были серебряные, колокольчики у Пару звенели по-особенному — они будто напевали нежную мелодию. Мелодия эта звучала не только в ушах Чандру, но в самом потаенном уголке его сердца. Этой мелодии было для него достаточно. Он был и этому бесконечно рад…

Беда явилась нежданно, в виде другой тележки. Новехонькой, фасонистой, сверкающей цветными стеклами — красными, желтыми, коричневыми, голубыми, — с двумя газовыми горелками, которые, когда их зажигали, придавали тележке вид волшебного домика. Вместо листьев, на которые обычно кладут закуски. — белые фарфоровые тарелки. Их вместе с белоснежными салфетками проворно подавал каждому покупателю мальчишка-помощник нового продавца, он же предлагал и воду — запить острый соус. На горлышке