Спин - Роберт Уилсон

Можно сказать, что она сохраняла сознание и могла связать слова в понятную фразу. Изможденной она оказалась чуть ли не до порогового состояния. Опасно высокая температура, учащенное сердцебиение и повышенное давление, а легкие при прослушивании издавали звук, как будто малый ребенок всасывал молочный коктейль через тонкую соломинку.

Я заставил ее проглотить воды, затем аспирин и еще дал воды, запить. Вытащил шприц. Саймон насторожился.

— А это для чего?

— Антибиотик общего действия. Универсальный. — Я протер руку Дианы спиртом, с трудом отыскал вену. — Тебе тоже вколю. И себе. Коровья кровь пропитана бактериями СПАССА.

— Это ее вылечит?

— К сожалению, нет. Месяц назад вылечило бы. Но сейчас… В больницу ей надо.

— Но ты же врач.

— Врач. Но не больница.

— Может, тогда в Финикс?

О Финиксе я думал. Но все, чему меня выучили небесные мерцания, позволяло предположить, что городская больница переполнена до отказа. Это в лучшем случае. В худшем же от нее остались лишь дымящиеся развалины. Проверить, конечно, можно.

Я вынул мобильник и выудил из его памяти полузабытый номер.

— Куда звонишь? — забеспокоился Саймон.

— Куда надо, — урезонил его я.

Его звали Колин Хинц, мы с ним жили в одной комнате в Стоуни-Брук. Контактировали и позже. Последний раз, когда он работал в больнице Святого Иосифа в Финиксе. Пока солнце не выползло на небо, можно было попробовать.

Звонил я на его личный номер. Ответил он не сразу, с ходу заявив:

— Только если срочно.

Я назвался и сообщил, что нахожусь в часе езды и что на руках у меня тяжелый пациент, причем вовсе мне не посторонний.

Колин устало вздохнул:

— Даже не знаю, Тайлер. Сент-Джо работает, и клиника Майо в Скотсдейле открыта, но штат у нас сократился, а загрузка — сам представляешь. О других стационарах разное сообщают, ко нигде тебе особенно не светит. У нас груды недостреленных, недоломанных, недогоревших, с инфарктами, с инсультами. Если бы не кордон копов, нас бы уже разнесли по кирпичику. Что с твоим пациентом?

Я сообщил о запущенном СПАССА и надвигающейся потребности в искусственных легких.

— Здрассте! Где это она умудрилась подхватить СПАССА? Впрочем, какая разница. Честно, Тайлер, рад бы тебе помочь, но нечем. У меня сестры всю ночь под охраной копов следят за сохранением очередности, начиная с парковки, и даже моя личная заинтересованность ничего не изменит. До твоей больной даже на осмотр очередь не дойдет раньше чем за сутки. Если мы через сутки еще в живых останемся.

— Ладно, что поделаешь. Но ведь я сам врач, мне хотя бы дыхательную трубку, кислород, физиологического раствора…

— Тайлер, не хочу показаться черствым, но мы тут по лужам крови шлепаем. Спасение умирающего от СПАССА, да еще, по твоему описанию, безнадежного… Введи обезболивающее, дай ей умереть спокойно.

— Мне не нужно, чтобы она умерла спокойно, мне нужно ее спасти.

— О'кей… Но по твоему описанию я полагал, что ее спасти невозможно. — Я услышал, что моего собеседника окликают. Разговор наш проходил сопровождаемый звуковым фоном человеческого горя.

— Мне нужно довезти ее живой, нужна не койка в больнице, а лекарства и материалы, — сказал я, теряя надежду.

— Тайлер, извини, по ничем не помогу. Если у тебя больше ничего, то меня тут треплют.

Я лихорадочно перебирал варианты:

— Ладно, Кол ни, по где-нибудь я могу разжиться хоть чем-то?

— Гм…

— Что?

— Вообще-то я бы не должен тебе этого… У нас контакт с пригородной базой чрезвычайных ситуаций. Аптечно-медицинский центр «Новапрод» на северном выезде из города. — Он дал мне адрес и описал дорогу. — Охраняется национальной гвардией. Мы оттуда снабжаемся.

— Они меня впустят?

— Я позвоню, чтобы впустили. Предъявишь что-нибудь удостоверяющее…

— Пожалуйста, Колин, буду век обязан.

— Позвоню, если линия не лопнет, черт бы драл эту связь.

— Если чем-нибудь смогу отплатить…

— Да чего там… Кстати, ты в «Перигелионе» работаешь?

— Больше нет, но работал.

— Не знаешь, случайно, сколько еще эта вся тряхомудия протянется? — Это он спросил почти шепотом, и я услышал в голосе его усталость и, кажется, страх, — Пусть бы закончилось поскорее так или иначе.

Я извинился, сказал, что не знаю и что наверняка в «Перигелионе» тоже никто ничего не знает. Он вздохнул:

— О'кей. Дурацкое состояние. Пашешь, пашешь, а, может, все коту под хвост. Стоит ли упираться…

— Честно, сказал бы, если бы знал.

Я снова услышал чей-то нервный голос, вызывающий Колина.

— Ладно, Тайлер, всего наилучшего. Пока.

Я успел его поблагодарить, и связь оборвалась.

До рассвета еще несколько часов.

Саймон отошел на несколько ярдов от машины, отвернулся, глядя на звезды, и притворялся, что не вслушивался в мои переговоры. Я окликнул его и позвал в машину:

— Поехали.

— Что-нибудь нашел?

— Вроде бы да.

Расспрашивать меня он не стал, но, перед тем как влезть в машину, вдруг дернул меня за рукав:

— Тайлер! Что это там, в небе?

Он указывал на западный горизонт, где примерно на пять градусов ночного неба растянулась слегка изогнутая серебристая линия. Как будто громадный ноготь процарапал в темпом небе букву С.

— Может, конденсат. Самолет пролетел.

— Ночью? С чего бы это…

— Тогда не знаю. Садись, садись, Саймон, надо ехать. Не будем терять времени, каждая минута дорога.

До склада мы добрались быстрее, чем я ожидал. Еще затемно нашли указанный Колином номер в скучной промзоне. Я предъявил документы насупленному стражу у входа, он препоручил меня другому стражу. Второй сдал меня гражданскому клерку, а тот провел в хранилище. Третий национальный гвардеец помог доволочь добытое до машины, однако,

увидев Диану, побледнел и, дрогнувшим голосом пожелав нам успеха, быстро ретировался в здание.

Тут же, не включая зажигания, я приспособил к пиджачному крючку машины полевую внутривенную капельницу, объяснил Саймону, как проследить, чтобы Диана во сне не смахнула ее. Она даже не заметила, что я ввел в ее руку иглу.

Саймон некоторое время молчал, но, когда машина вывернула на шоссе, не выдержал.

— Она… умирает?

Я крепче сжал баранку:

— Если я смогу ее вытащить, не умрет.

— Куда мы едем?

— Домой.

— Как, в такую даль? К ней домой? К Кэрол и И-Ди?

— Точно.

— Почему?

— Потому что я не смогу ей помочь на обочине.

— Но ведь это такая даль… Она… Да и обстановка…

— Да, дорога дальняя.