Наказаны любовью - Наталья Гилева

головой. — Так к чему тогда ваш брак? Разведитесь и попробуйте стать счастливыми, это единственное, о чем я вас прошу, — она хотела выйти из комнаты, но остановилась у двери, — я вас очень люблю, но если так будет продолжаться, то когда-нибудь просто возненавижу, — Виктория вышла и закрыла дверь.

В коридоре стоял Мануэль, она поняла, что он слышал их разговор, так как отец не закрыл дверь, когда зашел в спальню к жене.

— Извините, что стали свидетелем этого, — она не могла даже дать определения этому разговору.

— Все в порядке, сеньорита, — Мануэль подошел к девушке. — Порой взрослые ведут себя так, что вам непонятно. Вы переживаете, это естественно. Ваша мама хорошо реагирует на курс лечения. Может быть все и измениться.

— Хотелось бы вам поверить, — она покачала головой и направилась к лестнице, — Мануэль, ничего не говорите бабушке о том, что видели. Она против всего этого, но я думаю, что это единственный выход. Так просто больше не может продолжаться.

Мануэль задумчиво смотрел ей в след.

Роберто смотрел на Палому.

— Ну и как быть? — Палома первая нарушила возникшую тишину.

Роберто молчал, он повернулся и посмотрел закрыта ли дверь.

— Почему Виктория просит нас о разводе? Что произошло такого, что побудило ее выдвинуть нам такой ультиматум? — Палома пыталась понять.

Роберто покачал головой. Он пока не знал, как ему быть. С одной стороны он оберегал Викторию, с другой стороны начинал ее терять. Ему стало очень неприятно от этого.

— Я тебе говорила, что когда-нибудь все выйдет наружу.

— Перестань. Ты вообще ничего не говорила. Ты просто молчала. Тебе был важен брак. Мое имя. Ты его получила, только что ты с ним сделала?

— А не поздно ли ты мне задаешь этот вопрос?

— Видимо курс явно идет тебе на пользу, ты наконец-то решилась постоять за себя, — Роберто направился к выходу, — лечись, а там посмотрим, как быть. Виктория ничего не должна знать.

— Боюсь, что ты потеряешь то единственное, что обрел, — крикнула ему в след Палома.

Роберто вышел, не замечая Мануэля, направился вниз. У него все начало валится из рук. Палома была права в одном, он действительно мог потерять дочь. А это единственное, что еще держало его в этом мире. Когда он увидел ее глазки, когда взял ее на руки в первый раз, понял, что ради нее стоит жить, чтобы оберегать ее от всех напастей. Сейчас же она выдвинула такое условие, что ему сложно с ним смириться, хотя для него самого этот вопрос решен давным-давно, наказывая Рамону, он сам превратился в жертву. Роберто подошел к бару и налил себе виски. Облокотившись рукой о стойку, сделал глоток виски. Оно обжигающим теплом напоминало о недавнем разговоре, не выходящем из головы. Он смотрел на дно стакана сквозь янтарную жидкость. Почему в жизни все так получается, вроде бы начинаешь идти своей дорогой, где все определено, ясно, а потом раз и в одно мгновение — все рушится, рушится из-за того, что появляется кто-то или что-то, что невозможно изменить, отказаться. Она сделал еще один глоток. Кристина. Как же теперь быть? Виктория?

— Что-то ты рано начинаешь день со спиртного, — Рамона подошла со спины.

Роберто чуть повернул голову в ее сторону, посмотрел и опять отвернулся.

— Да, что происходит в нашем доме, — Рамона села на диван. — Может тебе тоже следует пройти курс лечения? Только вот от чего, — она помолчала и добавила, — может лучше сказать — от кого.

Роберто хмыкнул, сделал ее глоток.

— Ты неисправима, — он налил себе еще виски, — повернулся к матери, задумчиво смотря на бокал. — Столько лет, а ты все не можешь смириться.

— Никогда, — Рамона выпрямилась на диване, превратившись в струну, — никогда она не войдет в наш дом.

— Ты даже для этого наняла медиков, чтобы они наконец-то привели в чувство мою жену, — он присел напротив, — ты знаешь, она возможно даже избавиться от своей привычки, только у меня к тебе один вопрос — для чего?

— Она твоя жена, она ею и останется.

Роберто отпил из бокала виски, посмотрев на Рамону, покачал головой.

— Быть женой и являться ею — две разные вещи, — он встал и направился к выходу.

— Ты можешь спать с ней, тебе же наплевать на свое самолюбие, ты забыл, что она изменяла тебе. Забыл? — Рамона встала с дивана, смотрела на сына с гордо поднятой головой.

«Изменяла», Роберто остановился. Конечно, он помнит об этом, он помнил об этом всю свою жизнь. Это знание не дает ему жить легко и просто. Этот факт заставил изменить его отношение к женщинам, он навсегда потерял в них веру.

— О, как же мне забыть, если ты мне постоянно об этом напоминаешь. Но, — он повернулся к ней, — у меня вопрос — что ты так печешься о событиях прошлых лет? Что так мучает и гложет тебя? Может ты тоже изменяла отцу?

— Что? — Рамона захлебнулась от возмущения. — Как ты смеешь мне такое говорить? — она бы дала ему пощечину, но он стоял далеко, да и вряд ли он позволил бы ей это.

— А почему бы и нет, — Роберто сделал такой невинный вид, — ты постоянно об этом твердишь, что у меня закралось предположение, что ты тоже изменяла отцу. Или может страстно этого хотела, но не позволила себе. Так было или нет?

Она подошла к нему и подняла руку, махая ею у него перед лицом.

— Никогда не смей меня обвинять в таком, — она задохнулась от возмущения.

Роберто перехватил ее руку.

— Никогда не смей больше вмешиваться в мою жизнь, — он крепко держал ее руку. — Я не позволю тебе этого. А на счет своего дома — оставайся в нем сама. Он никогда не был мне домом, и не стал им. Когда-нибудь наступит такой момент, когда ты останешься в нем совершенно одна, — он бросил ее руку и, повернувшись, пошел к двери.

— Убегаешь, как всегда, как будто это решит все твои проблемы, — кричала она ему в след.

— Я всего лишь иду на работу, — не поворачиваясь, напомнил ей Роберто, — кто-то должен работать в этом доме.

Рамона кипела от злости и раздражения. Как он посмел ее обвинить в таком. Как? Она светская леди, уважаемая сеньора, разве опустится до измены… Нет. Никогда. Никто никогда не узнает…

Она огляделась, проверяя, не слышал ли кто их разговор. Но никого не было. Слава богу. Рамона старалась успокоиться. Сколько может уже эта мерзавка портить им жизнь, нет от нее покоя. Как она объявилась, так и снова