Приглашение в зенит (авторский сборник) - Георгий Гуревич

А обрамление, наоборот, растворилось, ушел куда‑то проекционный экран в матово–чугунной раме, зеленоватая стенка бака, соседний бак…

— Пэй, где ты?

Повернул голову. Нет Пэя. Слева дорожка, огибающая скалу, похожую на слона. Не видел я такой скалы, не воображал такой.

Жарко. Пить хочется. Соку бы.

На траве у моих ног стакан с прозрачным апельсиновым соком. Подношу к губам. Ароматно. Сладко и кисловато. Приятно холодит.

Конец испытаниям. Приняли меня феи.

ПОСЛЕСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

“Приняли меня феи”. После этих слов было написано: “Конец”.

Признаюсь, я с беспокойством дочитывал записки Гэя. Длился полет, полет со всеми перипетиями разгона, потом размышления в баке, все меньше страниц оставалось до переплета, на этом скудном пространстве могло уместиться только сообщение о неудаче. И вдруг: “Приняли меня феи”. Ну а дальше что?

— Есть продолжение у этой книги? — спросил я у киберсправочника, моего постоянного гида в библиотеках чужих планет.

— Зачем продолжение, Человек? Ясно все. Чего не хватает тебе?

Но я считал, что не хватает многого. По–моему, самое интересное только начиналось. Столько напряженных ситуаций, столько сюжетных возможностей! Успел ли Гэй подготовить пещеру к обороне? Как отбился от нападения приспешников Джэя? Ведь он был один там, разочарованные джэисты могли уничтожить всю пещеру фотонным огнем. И что стало с пассажирами “Справедливости”? Что они сказали, как повели себя, увидев в пещере Гэя? Удалось ли им вернуться на родную планету и там понаделать таких же пещер? И как сложилась жизнь на планете Йийит, когда каждый житель смог запросто заходить в пещеры и требовать: “Хочу…”

Кибер бесстрастно смотрел на меня своей цельносварной физиономией.

— Удивительное множество посторонних вопросов у тебя, Человек. Кажется, у вас — людей — есть пословица: “Один… э–э… литератор столько вопросов задаст, что десять ученых не ответят”. Ты же просил отчет Гэя, инженера, представителя точного знания. Гэй уяснил себе, что фотонная ракета не может обогнать фотонную ракету, и нашел принципиально иной способ обгона. И сообщил, что этот способ удался. Что еще?

— Сколько угодно “еще”. А судьба Гэя? Ведь в пещере‑то оказался не он сам, а его двойник, копия. С двойниками всегда столько конфликтов, кинематографических поворотов! Пожелал ли двойник Гэя, чтобы в пещере появился двойник Гэтты? Кого она любила на самом деле? Были они счастливы? А кроме того, ведь оригинал‑то, сидя в баке, не ведал, что опыт удался. Вероятно, он продолжал свою мыслепередачу, и каждый месяц в пещере появлялся новый Гэй. Несколько Гэев, все одинаковые, штампованные, с одинаковыми вкусами и воспоминаниями, все влюбленные в Гэтту. Подумай: десятка два двойников с цветами встречают своего прародителя, прообраз и эталон.

— Не было этого.

— Почему?

— Предусмотрено было. Зачем же допускать такую бестолочь?

— Ага, значит, в пещере жили такие разумные существа, некие феи? Она была феидальной, а не феерической.

— Не совсем так. Но разве ты не понял еще?

Молчу.

— Не слишком сообразительны твои соплеменники, Человек. Или ты не лучший представитель своего мира?

Униженно признаю себя не лучшим представителем. Прошу разъяснений.

— Удивляюсь, как можно не догадаться! Пещера была космической гостиницей, аварийным складом на большой трассе. Такие мы расставляем на безлюдных планетах. Но в Галактике же тысячи цивилизаций, тысячи рас и биологических типов, невозможно на каждом складе хранить баллоны с воздухом тысячи сортов и продукты на тысячи видов желудка. Ну вот, вместо гигантских хранилищ сооружается автомат–закусочная на все вкусы. Странники заказывают нужного состава среду: кислород, или аммиак, или воду, или расплавленный кварц — кому что требуется. И продукты любого сочетания, строения, консистенции… В конечном итоге ведь всякие продукты состоят из атомов. На планете Йийит не знали про космические гостиницы. Это была окраинная отсталая планета, примерно на вашем уровне цивилизации. Для них и субсвет был великим достижением, о суперсвете они не помышляли даже.

— Не помышляли, а изобрели все‑таки. Голова у них работала. — Я обиделся на “отсталых, на нашем уровне цивилизации”.

— Изобрели, что сумели. 1,5 с — не бог весть какое достижение. Мыслепередача всего лишь первая ступень суперскорости. Но Гэй ничего другого не мог сотворить. Впрочем, он упоминает и о главном пути, о том, который приводит к подлинному техническому решению: об уничтожении вакуума или выходе за пределы его — в другое пространство. Умозрительно догадывался, примитивная техника йийитов не позволяла вырваться из вакуума.

— А все же догадался.

— Догадывался. Такое бывает в космической истории. Закон неравномерного развития мысли. Изобретает тот, кому необходимо изобрести. Выход находит оказавшийся в безвыходном положении. Консультанты Джэя считали себя победителями, они и не помышляли о суперсвете. А Гэю иначе нельзя было обогнать. Ведь его устраивал только обгон. Только обгон!

Вот такая история произошла в дальнем космосе, на некой планете Йийит. Конечно, на Земле ничего подобного быть не могло: иные условия, иная обстановка. На земных дорогах скорость ограничена, запрещено обгонять в населенных пунктах, на пригорках, поворотах, в узких местах — в общем, не рекомендуется обгонять. Даже и знака такого нет среди предписывающих:

“Только обгон”.

КРЫЛЬЯ ГАРПИИ

Некоторые писатели полагают, что название должно скрывать смысл книги. У захватывающего приключенческого романа может быть скромный заголовок: “Жизнь Марта” или “В городе у залива”. Пусть читатель разочаруется приятно. Скучным же мемуарам разбогатевшего биржевика следует дать громкое название: “Золотая рулетка” или “Шепот богини счастья”. А иначе кто же будет их покупать?

Эта повесть названа “Крылья Гарпии”. Естественное название, соответствующее содержанию, оно само собой напрашивается. Конечно, можно было бы озаглавить ее “Крылья любви”, но это напоминало бы мелодраматический киносборник. Если же в заголовке стояло бы просто “Крылья”, люди подумали бы, что перед ними записки знаменитого летчика или же сочинение по орнитологии.

После заголовка самое важное — вводная фраза. Она должна быть как удар гонга, как отдернутый занавес, как вспышка магния в темноте. Нужно, чтобы читатель вошел в книгу, как выходят с чердака на крышу, и увидел бы всю историю до самого горизонта. Как это у Толстого: “Все смешалось в доме Облонских”. Что смешалось? Почему? Какие Облонские? И уже нельзя оторваться. Вводная фраза должна быть…