Дайте нам крылья! - Клэр Корбетт

Я заметил, что подвесная тропинка, с которой мы с Динни любовались воздушным балетом, дальше внизу пересекается с другой, ведущей прямо в замок. Показал на нее — Динни согласно кивнула, и мы направились к фантастической громаде по узенькой дорожке. Вблизи оказалось, что в крепостном рву воздушного замка плещется какая-то светящаяся жидкость. Вокруг сновали летатели, воздух полнился смехом, ахами, плеском, звонкими голосами. Гости катались надо рвом на механических драконах и фениксах, сталкивались, сшибали друг друга в ров, выныривали и все начиналось с начала.

Удивительно, как быстро привыкаешь к чудесам. Вот он я, Зак Фоулер, поднимаюсь по висячим тропинкам в небо, опьяненный бореиновым наркотическим бесстрашием, карабкаюсь по прочнейшим рукотворным паутинкам, словно гигантский паук, и на ходу здороваюсь с незнакомыми летателями, будто равный, а они знай отвешивают Динни комплименты — какой чудесный вечер, как все великолепно устроено.

Внезапно меня осенило. Неужели «Поднебесная раса» — это не просто праздник, а репетиция? Вернее сказать, неужели это черновик будущего летательского города? Неужели летатели хотят скопировать огромный, перенаселенный Город, который расстилается внизу, на земле, — с его дороговизной, низким уровнем жизни, — воспроизвести в точности и подвесить на паутинках в небе? Да, конечно, летатели наверняка оснастят его просторными парками, спортивными площадками, развлекательными центрами. Динни упомянула, что «Поднебесная раса» — не только слет, не только праздник, но еще и эксперимент. Но чего ради летатели прикидывают возможности зажить в поднебесье самостоятельно? Неужели и впрямь решили отделиться от нас и поселиться на облаках? И теперь их архитекторы создали эту черновую постройку, прицеливаясь на будущее?

Чем ближе мы подходили к висячему замку, тем огромнее он казался — сквозистый, он пропускал звездный свет, но все равно подавлял своими размерами. По наружной стене змеилась лестница. Мимо нас промчались двое летателей — то вприпрыжку, то вспархивая на крыльях, да так резво, что я даже толком не разглядел их карнавальные костюмы, — супергероев прошлого ли они представляли? Акробатов? Поднимаясь, я пристально разглядывал поверхность стены и дивился, как правдоподобно она сделана. Самый что ни на есть настоящий шершавый гранит, поросший мхом.

— Поберегись! — крикнули у меня над ухом. Я едва успел сообразить, что здесь идет игра в оборону замка, — и тут меня окутало невесомое белое облако чего-то прохладного и легкого. Нечто вроде того «снега», который я видел в детской у Хьюго. Я выпутался наружу, а потом взобрался на это облачко — вес оно держало. Хорошо еще, что плотность у него была не как у настоящего снега, не то меня бы попросту пришибло таким сугробом.

— ! — Рядом со мной летатель вспрыгнул на парапет замка, шагнул с него в воздух и исчез.

— Вы целы? — со смехом спросила Динни, нагнав меня.

— Не извольте беспокоиться, сударыня, — беспечно отозвался я. — Разве это рана? Сущая безделица!

Я взобрался на парапет и теперь балансировал на том же уступе, откуда только что спланировал в ночную темноту летатель. Искусственного снега здесь было на метр, не меньше. Конечно, мне следовало вести себя осмотрительнее, ведь обрушься сверху следующий сугроб, меня запросто могло бы сшибить с ног, — но отчего-то на слете «Поднебесная раса» опасности казались ненастоящими. Может, я слишком вошел в роль героя-летчика, аса-истребителя военных лет, а может, и бореин в крови делал свое коварное дело.

— Где-то поблизости готовят. Пахнет вкусно. — Я принюхался.

— Пойдемте, я умираю с голоду! Нам сюда, — Динни поманила меня за собой.

Мы двинулись вверх по лестнице, Динни — расправив крылья, чтобы лучше держать равновесие. Протолкались через многолюдный дворик, и вот — желанная цель: мы на вершине самый высокой замковой башни, где на площадке устроен ресторан. Динни провела меня к крайнему столику справа, зарезервированному для нее лично.

— Отсюда будет хорошо видна церемония открытия Заоблачной цитадели, Питер произнесет там речь, — сообщила Динни, показывая вдаль, где темнела пока что неосвещенная громада. — Начало попозже, а пока перекусим.

Только теперь я заметил, что между Заоблачной цитаделью и замком натянута сеть, на которой уже расставляли свои инструменты и пюпитры многочисленные музыканты, располагались актеры, певцы, танцоры. До нас долетала какофония репетиции.

Динни повернулась ко мне и, интимно понизив голос, сказала:

— Кстати, о Питере. Я просто выразить не могу, до чего мы все расстроены этими ужасными новостями о маленьком Хьюго. Мы все так надеялись, что обойдется, но, видно, не судьба… — Она умолкла. — Словом, хочу, чтобы вы знали — я очень горюю.

Я не поднимал глаз. Динни накрыла мою руку своей.

Из-за соседнего столика кто-то окликнул Динни. Один из компании, плотный крепыш в белом скафандре, со шлемом под мышкой, прошествовал к нам.

— О, черт, да это же Дэвид Бриллиант, — ошарашенно сказал я. Цветастые полосатые крылья — лучшая визитная карточка, издалека видно.

Я нервно поерзал и снял кожаную летную куртку. Мне стало жарко от очередной волны гнева. Кто как не Бриллиант с Чеширом в ответе за печальную участь Хьюго, Пери и Луизы? Надо бы сказать это Динни — мол, зря она жалеет Чешира, нечего из-за него убиваться. Но сейчас неохота ей перечить и затевать спор.

Бриллиант, конечно, нацелился поздороваться с Динни. Я едва успел надеть летные очки, но мог бы и не дергаться: Бриллиант на меня даже не взгляну.

— В этом году, моя дорогая, вы просто превзошли самое себя, — пробасил он, нависая над Динни.

— Во многом все это заслуга Питера, — отозвалась Динни. — Я передам ему ваши похвалы.

Бриллиант тяжело протопал обратно к своему столику.

Динни рассеянно рассматривала публику. Я проследил ее взгляд. Неподалеку от нас веселилась четверка женщин в нарядах летчиц. С локтя у них свисали летные очки, шлемы лежали на столике. Вот как будто знакомая фигура. Где-то я видел эту гладкую прическу с металлическим отблеском. Костюм добротный — военный мундир хаки, на вороте голубые зигзаги, а на спинке стула кожаная куртка вроде моей. И перчатки на столе что надо — потертые, словно поношенные. А на крыльях и на коже местами — загадочные молочно-белые вкрапления, они так отливают в свете многочисленных огней, что и не поймешь, из чего сделаны. Даже глаза слепят.

Летчица обернулась. Ба, да это же доктор Руоконен собственной персоной!

— Добрый вечер, доктор, — светски поздоровался я.

Руоконен так и подскочила.

— Мистер Фоулер? Какими судьбами? Вот так сюрприз.

«Сюрприз-сюрприз! — мысленно передразнил я. — Нате, выкусите, у меня есть связи в высшем свете!»

— Привет, Алита, — воскликнула Динни. — Какой у тебя воинственный вид.

— Я изображаю Лилию Литвяк, — пояснила Руоконен. — Знакомьтесь, вот Берил Маркхэм, а вот — Амелия Эрхарт. В фиолетовом атласном комбинезоне — это у нас Гарриет Куимби, одна из пионерок авиации. Славилась прискорбным вкусом по части нарядов, да вы и сами видите[12].

— А кто такая Лилия Литвяк? — с интересом осведомилась Динни.

— Ну как же, Белая Лилия Сталинграда! Лучшая летчица-истребитель, ас. Я сбила двенадцать фашистских самолетов. У пилотов «Люфтваффе» просто душа уходила в пятки, когда на них пикировал мой «Як-1».

— Боже, как романтично! — сказала Динни.

— Для Литвяк — не очень-то, — помрачнев, отозвалась Руоконен. — Она погибла двадцати двух лет, и ее вскоре забыли, как и других героинь войны. Даже посмертной славы в награду за короткую жизнь — и то не заслужила. История быстро стирает из людской памяти таких женщин. Но почему — я не понимаю. Ведь Литвяк сражалась героически, чтобы ее сбить, понадобились совместные усилия восьми «мессершмитов». Да в сравнении с ней Красный Барон — просто пшик, по-моему[13].

— Согласна! — рассмеялась Динни. — Все, решено, о Красном Бароне отныне забуду, а вот память о Белой Лилии сохраню навек.

Низкий мягкий смех Динни звучал так заразительно, что и я улыбнулся. Все-таки она славная, и как умеет сгладить любые неловкости! Среди благополучных и преуспевающих редко встретишь такого, кто бережет чужие чувства и уж тем более — кто готов утишить чужую обиду.

Динни склонилась к плечу Руоконен.

— Что это так симпатично блестит?

— Новинка, — гордо ответила та. — Посмотрите повнимательнее, такого еще никто не носит.

Мы оба вгляделись в молочно-белые переливчатые вкрапления — часть ее кожи.

— Натуральный жемчуг, — объявила Руоконен. — Вырастила естественным путем. С жемчугом это запросто, все-таки он — органика, так что можно вырастить на себе, а не вживлять готовый.