Голоса ночи (сборник) - Анна Малышева

Настя вскрикнула и зажала рот рукой. Антон вскочил. Он теперь ясно понимал, что с подругой творится что-то неладное, но почему? Что могло ее взволновать в истории с собакой?

– Вы не знали его фамилию? – тем же глухим, невыразительным голосом спросила Настя.

– Нет, милая.

– А если бы увидели снимок, узнали бы?

Старшка забеспокоилась:

– С ним что-то случилось? Откуда у тебя фотография, деточка?

– Может быть, я вам ее принесу, – не слушая вопросов, сказала Настя. – Завтра. Нет, сегодня же, вечером. Через несколько часов…

Она путалась в словах, щеки у нее разгорелись. Девушка встала и потянула собаку за поводок:

– Я приеду вечером, хорошо? Я только покажу снимок, а вы скажете – он это или не он.

Старушка соглашалась, но требовала объяснений, которых так и не получила. Настя, даже не попрощавшись, почти бегом бросилась вон со двора. Антон последовал за нею, растерянно оглядываясь на скамейку, где сидела удивленная старушка.

Он догнал приятельницу уже на проспекте и схватил под руку:

– Что ты так завелась? Откуда у тебя его фотография? Кто он такой?

Настя продолжала бежать вперед, иногда переходя на неровный быстрый шаг. Она тяжело дышала, и в ее глазах – это напугало парня больше всего – стояли слезы.

– Я сразу понял, что с собакой дело непростое, – он крепче прижал к себе ее локоть, и девушка наконец сбавила темп. – Чего ради ты стала искать хозяина? Ты его знала? Точно – знала!

Настя резко остановилась. Пес, бежавший впереди, так и сел, притянутый назад поводком.

– Знала, кажется, – сказала Настя, глядя мимо Антона. – Или я ошибаюсь? Мне срочно нужно взять его снимок.

– Кто он?

– Мой бывший жених. Его убили.

И снова пошла, уже ровным, обычным шагом, а парень так и остался на месте, будто пригвожденный этими простыми словами, сказанными тихим голосом.

Дома Настя бросила пса, переворошила все альбомы в своей комнате, вытащила несколько снимков Николая и снова бросилась к двери. Мать пыталась ее остановить, задавала вопросы – дочь не слышала. За Настей захлопнулась дверь, и женщина развела руками:

– Что с ней творится? С каждым днем все хуже… Я боюсь. Уже по-настоящему боюсь.

– Не сказала, куда ушла? – раздался из большой комнаты голос отца.

– Скажет она!

– А ты бы не пускала!

– Как ее не пустишь? Раньше надо было не пускать, а теперь ей уже двадцать три, работает… Что я с ней сделаю? Хуже всего, что она перестала со мной говорить… Может, связалась с кем-то? Антон больше не заходит…

– Замуж ей пора, – солидно посоветовал Костик, уплетая яблоко и стараясь отцепить поводок от ошейника. – Сколько можно!

– Молчал бы, – цыкнула на него родительница. – Что ты в этом понимаешь?

– Да ладно вам, насмотрелся, – и Костя солидно ушел смотреть телевизор.

Женщина только вздохнула. Она успела привыкнуть к тому, что у дочери постоянно возникают романы, а на их почве – тайны. Она смирилась с тем, что Настя легкомысленно отнеслась к идее получения высшего образования и предпочла карьеру вечной секретарши. Она даже не возражала бы против того, чтобы дочь родила ребенка вне брака, – она любила детей и с удовольствием стала бы бабушкой даже на таких условиях. Но то, что творилось с Настей теперь, никак не укладывалось в привычные рамки. Женщина не узнавала дочь, перестала ее понимать, и порой ей казалось, что Настю подменили и в ее комнате, где теперь стояла невесть откуда взявшаяся засыхающая драцена и обитал столь же загадочного происхождения спаниель, живет вовсе не ее Настя, а какая-то другая девушка. И ей было по-настоящему страшно.

Мария проснулась поздно. По воскресеньям она любила поваляться в постели, пощелкать пультом, переключая каналы телевизора и смотря все подряд: новости, развлекательные программы, передачи о животных… Сегодня, открыв глаза, она не потянулась к пульту. Ей не хотелось даже шевелиться. Засыпала она в скверном настроении, а проснулась в ужасном. То, что произошло вчера, приобретало в ее глазах трагические размеры. Она вела себя непозволительно. Так нельзя. Человек вывернул перед нею душу наизнанку, хотел сочувствия, а она, она… А еще привыкла обвинять других в бесчувствии, особенно мужчин!

«Поделом тебе, дура, – сказала она себе, утыкаясь помятым со сна лицом в теплую подушку, пропахшую вчерашними духами и слегка испачканную косметикой. Перед сном Мария даже не умылась. – В кои-то веки повезло, попался порядочный человек, и вот… Ну и что, что эта девица его ищет? Она не знает подробностей. Ну и пусть у него дружок с мордой, как блин! Мне с ним детей не крестить. Что ты наделала! Идиотка… Клиническая».

Она долго терзала себя упреками, пыталась найти доводы в пользу своего вчерашнего поведения, но не могла. Все было сделано неправильно. Против Бориса были только какие-то смутные домыслы Насти, о которых та и сама не желала говорить, да еще несколько синяков на руке. Ну, и та женщина в кафе… Та женщина. А за него был ресторан, театр, его вчерашняя откровенность, то, что он даже не пытался приставать… Или как раз последнее было против него? Не потому ли она, Мария, вдруг начала грубить, обиделась на невнимание к ней как к женщине?

В дверь позвонили. Она подняла голову и убрала с глаз растрепанные, слипшиеся от лака волосы. Прислушалась. Это могла быть мать, но та сперва договорилась бы по телефону. Больше никто прийти не мог.

Женщина встала, накинула халат и босиком пошла открывать. Посмотрев в глазок, она не обнаружила на площадке никого. «Дети, – поняла она. – Поймать бы хоть одного да надрать уши! Это они вечно звонят, рисуют на стенах всякую ерунду и ломают кодовый замок. Будущие бандиты!»

Открывать она даже не собиралась. Живя одна и регулярно смотря криминальную хронику, Мария привыкла быть осторожной. Она не доверяла даже цепочке на двери – что с нее толку? Покажут пистолет – снимешь и цепочку. Она прислушалась, но не смогла различить никакого движения на площадке. Потом где-то внизу послышались медленные шаги, они приближались. Вскоре в поле зрения появилась соседка, грузная пожилая женщина с отекшими ногами. Она, пыхтя, втащила на площадку сумки, поставила их у своей двери и вдруг с крайне изумленным видом принялась смотреть в сторону Марии. Точнее, в сторону ее двери, поскольку Марии видеть не могла. Сделав пару шагов, наклонилась…

«Да что она там рассматривает?» – испугалась женщина и распахнула дверь. Соседка от неожиданности вскрикнула. Мария – тоже, но не потому, что чего-то испугалась. На коврике перед ее дверью стояла корзина с цветами. Папоротник, крепкие, туго свернутые розовые бутоны, несколько одуряюще пахнущих лилий… Их аромат уже успел вытеснить с площадки все другие запахи, обычно не слишком приятные.

– Это мне, – сказала Мария, забрала корзинку и закрыла дверь. Напоследок она не отказала себе в удовольствии еще раз поглядеть в глазок. Соседка стояла, как замороженная, и все еще смотрела на коврик, пытаясь понять смысл такого явления.

Женщина помчалась в комнату, прижав к груди корзину, поставила ее на стол и принялась рассматривать цветы. «От него, конечно, от него, кто еще мог прислать! Но за что? За что?!» Она чуть не заплакала. То, что происходило, было неожиданно, непривычно и прекрасно. Так за ней еще не ухаживали. Среди цветов она заметила маленький конвертик. Сердце забилось еще сильнее. «Такого не бывает», – сказала себе женщина и осторожно вытащила конверт. Внутри оказалась визитная карточка Бориса – такая, какая уже была у нее. А на оборотной стороне крупным косым почерком было написано только одно слово: «Извини?» Вот так – с вопросительным знаком.

Женщина присела на край постели, держа в руках карточку и глядя на цветы. Не осталось ни одной мысли, в голове крутился вихрь. Внезапно она почувствовала себя очень молодой и очень красивой. Карточка чуть подрагивала у нее в пальцах.

«Он позвонит, – сказала она себе. – Он обязательно позвонит. Но как все это красиво и… Такого не бывает. Во всяком случае не бывает с такими, как я».

Борис позвонил ближе к вечеру. Он говорил спокойно, но в голосе слышалась улыбка. Мария сбивчиво поблагодарила за цветы, сказала, что они чудесные, и как он угадал ее вкус? Именно лилии она любит больше всего на свете!

– В другой раз подарю только одни лилии, – пообещал Борис. – Я тоже их люблю. Встретимся?

– Да.

– Так я заеду? Через час? Проедемся по городу, поужинаем?

Она на все ответила «да» и лихорадочно прихорашивалась все оставшееся время, то и дело кидаясь к зеркалу, чтобы проверить – не лжет ли оно, действительно ли она так хороша, что может нравиться настолько, чтобы такой мужчина, как он…

«Такой мужчина» поднялся за ней и был очень доволен, увидев, что Мария готова к выходу. Она надела темно-серое легкое платье, которое, как она считала, очень шло к ее глазам, украшения из искусственного жемчуга и надушилась чуть больше, чем нужно в такой жаркий безветренный вечер, когда запахи висят в воздухе и никуда не утекают. Но духи были дорогие.