Парижские могикане. Том 2 - Александр Дюма

Жюстен и Жан Робер тоже решили, что пес взбесился.

Они схватились за оружие и бросились к собаке.

Но Рождественская Роза угадала их намерение.

— Не трогайте Брезиля! — крикнула она.

Никто не понял ее слов, однако все убедились, что девочке ничто не угрожает.

Пес улегся у ее ног, радостно повизгивая. Заслышав его визг, Петрус вышел из своей комнаты

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Нечто весьма странное, — заметил Сальватор, — впрочем, никакой опасности нет.

— Взгляните на свою собаку, Сальватор!

— Я и так не свожу с нее глаз.

Он знаком приказал Петрусу молчать, а Жану Роберу и Жюстену — отойти.

Баболен тоже отступил к двери.

Посреди мастерской остались только девочка и собака.

Трудно было понять, кто из них больше радуется этой встрече.

— Мой добрый, мой любимый, мой красавчик Брезиль! — приговаривала девочка. — Это ты?! Наконец-то! Ты меня узнал?.. Я тоже сразу тебя узнала!

Пес лаял, взвизгивал, прыгал, показывая свою радость, которая была ничуть не меньше, чем у Рождественской Розы.

В этой сцене было нечто очень трогательное и вместе с тем пугающее.

Вдруг Сальватору, безуспешно подзывавшему пса, пришло на ум назвать его Брезилем, как звала его девочка.

Брезиль повернул морду в его сторону.

— Брезиль! — повторил Сальватор.

Один прыжок — и пес оказался рядом с хозяином; он встал на задние лапы, положив передние ему на плечи и довольно тряся головой; никто бы не поверил, что физиономия собаки настолько способна выражать счастье.

Потом он крепко прихватил зубами бархатную куртку Сальватора и потянул его в ту сторону, где стояла Рождественская Роза.

— Брезиль! Брезиль! — хлопая в ладоши, повторяла девочка.

— Ты ошибаешься, Рождественская Роза, — с умыслом сказал Сальватор. — Мою собаку зовут не Брезиль, а Ролан.

— Нет, нет! Да вы взгляните сами: ко мне, Брезиль! И снова пес оставил хозяина и подскочил к девочке. Сомнений быть не могло: Рождественская Роза и Брезиль виделись раньше, они знали друг друга.

Но когда они успели познакомиться?

Несомненно, в то время, о котором Рождественская Роза не могла вспоминать без содрогания, и при обстоятельствах, которые произвели на нее столь сильное впечатление, что она никогда не хотела рассказывать о них даже своему лучшему другу Сальватору.

Любопытство всех присутствовавших, даже Петруса, крайне озабоченного собственными делами, было возбуждено до предела.

Жан Робер хотел задать Рождественской Розе несколько вопросов; но Сальватор схватил его за руку и знаком приказал молчать.

Он вспомнил слова, вырвавшиеся у Рождественской Розы в беспамятстве: «О, не убивайте меня, госпожа Жерар!»

Он вспомнил, что Броканта рассказывала ему, как однажды она подобрала Рождественскую Розу: девочка бежала, не разбирая дороги, со стороны деревни Жювизи; ее белое платьице было залито кровью, хлеставшей из раны на шее, нанесенной режущим предметом.

Наконец, он сопоставил даты и вспомнил, что в тот же или на следующий день он охотился на равнине Вири и нашел на краю канавы раненого пса; он перевязал его, выходил и, не зная, какую кличку дать ему после выздоровления, назвал Роланом.

И вот теперь оказывалось, что настоящее его имя Брезиль и что он знает Рождественскую Розу.

Все эти мысли в один миг промелькнули в голове Сальватора.

— Хорошо, будь по-твоему! — сказал он, обращаясь к девочке. — Собаку зовут не Ролан, а Брезиль.

— Ну, конечно, это Брезиль!

— Теперь скажи, откуда ты его знаешь.

— Откуда я знаю Брезиля? — переспросила Рождественская Роза и побледнела.

— Да; ты можешь мне сказать?

— Нет, нет, — все больше бледнея, прошептала девочка, — нет, не могу.

— А я и так знаю! — заявил Сальватор.

— Знаете? — снова переспросила Рождественская Роза, широко раскрыв глаза от изумления.

— Да, ты познакомилась с ним у…

— Молчите, милый Сальватор! Молчите! — запричитала девочка.

— … у госпожи Жерар.

Рождественская Роза вскрикнула, покачнулась и почти без чувств упала Сальватору на руки.

Брезиль взвыл так, что присутствовавшие похолодели от ужаса.

Лоб девочки покрылся испариной, а губы посинели.

Сальватор сам испугался того, что наделал.

— Надо посадить малышку вместе с Баболеном в фиакр и отправить домой. Кто этим займется?

— Я! — в один голос отозвались Жан Робер и Жюстен. — Но почему не вы?

— У меня есть другие дела.

— Можно я пойду с вами? — спросил Жан Робер Сальватора.

— Куда?

— Туда же, куда и вы.

— Нет.

— Однако мне кажется, что происходящее здесь напоминает настоящий роман.

— Дорогой мой поэт! Это лучше, чем роман: это подлинная история, причем, по всей видимости, трагическая!

— А мы ее узнаем?

— Вполне возможно, ведь вы исполняете в ней свою роль.

— Сальватор! — вмешался Жюстен. — Не забывайте, что один из ваших друзей страдает, а если вы узнаете что-нибудь о моей бедняжке Мине…

— Будьте покойны, Жюстен! Вы с Миной всегда в уголке моей памяти, отведенном для самых близких друзей.

Он подал руку Петрусу и обменялся с ним многозначительным взглядом. Рождественская Роза, хотя и пришла в себя, была так слаба, что не могла идти. Сальватор поднял ее на руки, спустился вниз, усадил ее в фиакр, за которым успел сходить Жан Робер, и под присмотром Баболена и двух молодых людей отправил ее домой.

— Вы что-нибудь понимаете во всем этом, Жюстен? — спросил Жан Робер.

— Нет, а вы?

— Абсолютно ничего. Я сдаюсь или, как говорят в фантах, «бросаю свой язык собаке»: пожива Брезилю!

Брезиль хотел сначала вскочить в карету вслед за Рождественской Розой, потом собирался за ней бежать, но Сальватор всякий раз его удерживал, и не окриком, не приказанием или ругательством как обыкновенную собаку, а увещевая его, словно себе подобного.

Когда карета с Рождественской Розой скрылась из виду, он снова пошел вниз по аллее Обсерватории, пробормотав:

— Идем, Брезиль! Идем со мной! Ты должен помочь разыскать того, кто хотел убить девочку.

Брезиль как будто понял его слова: он больше не пытался бежать за фиакром, увозившим его подружку, только трижды повернул морду в ту сторону, куда она исчезла, всякий раз нежно поскуливая.

XV. ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЗНАЕТ СВОЕГО ПСА, И ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЗНАЕТ СВОЮ ЛОШАДЬ

Через десять минут Сальватор уже был на улице Макон. Он отворил дверь в небольшую столовую, украшенную помпейскими фресками, которые восхитили Жана Робера в его первое посещение.

Очевидно, Фрагола узнала возлюбленного по походке и по тому, как он открывал дверь: в ту же минуту она вышла в столовую из спальни и бросилась Сальватору в объятия.