Графиня Шатобриан - Генрих Лаубе

– Мы опоздали с нашим бегством, Химена! – сказала графиня.

– Может быть, все устроится к лучшему!..

– Король! Приехал король! – воскликнула Марго, врываясь в комнату. – Наряжайтесь скорее. Он уже сошел с лошади. Мой негодный Флорентин также здесь. Замолчишь ли ты, Жак!..

Король Франциск был в дурном расположении духа. Совесть упрекала его за поступок с императором. По прибытии в Байонну он тотчас же написал английскому королю Генриху о своем согласии на союз с Англией, подготовленный герцогиней Луизой, и обещал свое содействие итальянцам против императора. Одним словом, сделал все, что могло обратиться во вред Карлу V, и не предпринял ни одной меры для исполнения мирного договора, подписанного им в Мадриде. Посланные императора преследовали его на каждой станции и выводили из терпения, напоминая ему о том или другом условии договора. Когда он сходил с лошади у крыльца своего любимого замка, его нагнал гонец из Бордо с известием, что Ланнуа едет в Коньяк. Само собой разумеется, что при подобных условиях король не мог быть спокоен, и мадемуазель Гелльи при ее веселом характере представляла для него самый живой интерес, потому что в ее обществе он забывал о мучивших его заботах. Естественно, что при этом он менее всего был склонен вспоминать о письмах, которые он писал Франциске три месяца тому назад, тем более что они остались без ответа.

Король, войдя в залу, приказал слугам накрывать стол и объявил дамам, что те, которые скорее всех кончат свой туалет, получат достойную награду.

– Какую? – спросила мадемуазель Гельи.

– Они могут выразить какое угодно желание, и оно будет исполнено.

– Тем хуже для нас! Мы, женщины, часто высказываем самые глупые желания.

– Глупость не беда! Весь вопрос в том, чтобы не скучать. Это самое важное.

– Но я думаю, что скука прежде всего происходит от нашей неповоротливости.

– Я надеюсь, мадемуазель де Гелльи, что вы измените ваше мнение о замке Коньяк. Правда, он невелик, но здесь превосходные леса. Я тотчас же распоряжусь, чтобы разослали егерей и приготовили для нас охоту.

– К завтрашнему утру?

– Зачем? Мы отправимся когда вздумается: утром, вечером, даже ночью…

Лотрек отвел короля в сторону, чтобы переговорить с ним о положении дел во вверенных ему провинциях. Но правительница, видевшая Франциску на балконе, внимательно следила за ее братом и помешала их разговору, пригласив короля к столу.

Король охотно последовал этому приглашению. За обедом он посадил возле себя веселую Анну де Гелльи и, болтая с нею без умолку, усердно пил бургундское вино, которого он так долго был лишен. Благодаря такому приятному препровождению времени он совершенно забыл, что император заявляет притязание на родину его любимого вина – Бургундию, что Лануа почти у порога его замка и что единственная искренняя любовь его сердца, бедная Франциска, быть может, страдает в одиночестве.

Действительно, Франциска в это время переживала тяжелые минуты. Она знала, что король в замке и окружен ее врагами; Марго сообщила ей, что он пошел к столу в сопровождении равнодушной толпы придворных. Прошло больше часу со времени его приезда, и до сих пор он ничем не заявил, что помнит о ее существовании. Неужели он насмехался над ней, упрашивая ее приехать в Коньяк? Слуги, вероятно по распоряжению правительницы, не накрыли ей стол и не принесли ни одного кушанья. Когда старик Бернар спросил их о причине, они грубо ответили, что у них сегодня довольно дела помимо этого; если его госпожа не приглашена к королевскому столу, то она, вероятно, приехала в Коньяк по ошибке.

«Должно быть, Лотрек еще не видел короля и не сообщил ему о моем присутствии, – подумала Франциска. – Я сама виновата, что не отвечала на его письма…»

– Граф Лотрек Фуа сидит за королевским столом, – сказал Бернар, как бы угадывая ее мысли, и с этими словами поспешно удалился из комнаты.

Старый слуга был огорчен до глубины души поведением короля и, не помня себя от гнева, направился в королевскую столовую, чтобы поговорить с молодым графом Фуа об унизительном положении его сестры. В первую минуту никто не заметил его в толпе слуг, которые приносили и уносили кушанья, а потом показалось неловким прогнать чужого человека, который искал кого-то глазами. Наконец дворецкий подошел к нему и приказал немедленно удалиться из залы. Но в это время Бернар заметил мрачный взгляд Лотрека, устремленный на короля, и прямо направился к его стулу. Дворецкий, оскорбленный невниманием к его словам в присутствии других слуг, пошел за Бернаром и, взяв его за плечо, заговорил с ним громче прежнего. Старик был очень доволен этим, так как хотел обратить на себя общее внимание, и ответил дворецкому тем же тоном. Лотрек оглянулся и увидел слугу своей сестры. Смуглое лицо его побагровело и еще резче обозначился шрам от удара сабли, полученный им при Равенне. Бернар с ужасом заметил, что навлек на себя гнев гордого графа.

– Что с вами, Лотрек? – спросил король.

– Ничего, ваше величество.

В это время Брион, сидевший рядом с мадемуазель де Гелльи, узнал Бернара, стоявшего за стулом Лотрека, и громко воскликнул:

– Что это значит? Здесь слуга графини Шатобриан! Король услышал слова Бриона и спросил с живостью, каким образом он явился сюда.

– Я приехал сюда с моей госпожой, ваше величество! – ответил Бернар, почтительно раскланиваясь.

– Графиня Франциска здесь? – спросил с удивлением король, поставив стакан на стол.

– Моя госпожа уже давно здесь! – возразил Бернар.

– О Боже! – воскликнул король, вскакивая со своего места. – Мои письма!.. – добавил он вполголоса. – Вы знали об этом, Лотрек?

– Да, ваше величество!

– Почему вы не сказали мне ни слова?

– Вы меня не спрашивали, ваше величество.

– Сведи меня к графине, – сказал король, обращаясь к Бернару, и вышел из залы. Все встали, не дожидаясь конца обеда.

Придворные разделились на группы. Неожиданное появление графини Шатобриан и участие, которое выказал к ней король, одинаково удивили всех, потому что причина ее последнего разрыва с королем ни для кого не была тайной. Никто не знал, что Бриону удалось оправдать Франциску перед королем, потому что влюбленный сеньор никому не говорил об этом из боязни, чтобы опять не был выдвинут на сцену неприятный для него вопрос о браке графини с королем. Когда он услышал, насколько пострадала репутация Франциски вследствие несчастной случайности, он стал горячо защищать ее невинность в своих письмах на родину. Но ему не верили; в его желании оправдать графиню видели только благородное стремление скрыть любовный успех.

Король, со своей стороны, не упоминал о своем примирении с Франциской. Под влиянием горя от предполагаемой измены своей возлюбленной, он решил отречься от престола. Убедившись в своей ошибке, он написал Франциске самое нежное письмо и в то же время искренне пожалел, что добровольно отказался от власти. Он напомнил правительнице, чтобы она представила эдикт об отречении в парламент и, скрыв от нее причины, побудившие его написать такой эдикт, не считал нужным сообщить ей, вследствие чего он переменил свое намерение.