Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Ладно, — сказал Самуэль одобрительным тоном, — теперь, сэр, марш на середину и покажите этим господам, как обходиться с такими вещами.

Но мистер Винкель уцепился за плечи Самуэля с отчаянием утопающего и проговорил дрожащим голосом:

— Постойте, Самуэль, постойте, любезный!

— Что еще?

— Как что? Разве вы не видите, как скользко.

— Иначе и не может быть на льду.

— Да ведь этак, пожалуй, упадешь так, что костей не соберешь.

— Э, полноте, как это можно! Махните рукой, да и катай-валяй. Смелость города берет. Держитесь крепче, сэр.

Мистер Винкель, без сомнения, понимал всю важность этих наставлений; но его организм обнаруживал, по-видимому, непобедимое желание опрокинуться навзничь, затылком вниз и ногами кверху.

— Как неловко, Самуэль… Право, эти проклятые коньки никуда не годятся, — говорил заикаясь мистер Винкель.

— Нет, сэр, они вполне исправны, — возразил Самуэль, — только вам следует держать ухо востро.

— Что ж ты, Винкель, — закричал мистер Пикквик, совсем не подозревавший великой опасности, какой подвергался его друг… Пошевеливайся, приятель, — дамы хотят видеть, как ты отличишься.

— Погодите, я сию минуту, — отвечал мистер Винкель, делая страшную гримасу.

— Да уж пора, сэр. Начинайте с богом! — проговорил мистер Уэллер, стараясь высвободиться из объятий несчастного джентльмена.

— Погодите, Самуэль, одну минуту! — говорил мистер Винкель, сжимая еще крепче в своих объятиях верного слугу. — У меня дома чудесный фрак и панталоны, совсем новенькие, вы их можете взять себе, Самуэль.

— Покорно вас благодарю, — отвечал мистер Уэллер.

— Зачем же вы скидываете свою шляпу, Самуэль? — поспешно проговорил мистер Винкель. — Благодарить можно и в шляпе, не отнимая от меня своей руки… а впрочем, не стоит благодарности. Сегодня, для праздника, Самуэль, я обещался подарить вам пять шиллингов, перед обедом вы получите эти деньги.

— Вы очень добры, сэр, — отвечал мистер Уэллер.

— Только уж вы сперва поддержите меня, Самуэль, да покрепче, сделайте милость, — продолжал мистер Винкель: — вот так. Мне нужно только разъехаться, а там уж авось ничего. Не скоро, Сэмми, не слишком скоро.

И мистер Винкель, перегнутый и дрожащий, покатился, при содействии Уэллера, по гладкой поверхности льда, представляя из себя довольно жалкую фигуру, ничуть не похожую на лебедя, одаренного завидной способностью путешествовать по воде, как по суше. Все бы однако ж, вероятно, имело благополучный и даже поэтический конец, если бы в одну из критических минут мистер Пикквик не вздумал закричать на противоположном берегу:

— Самуэль!

— Что вам угодно, сэр? — спросил мистер Уэллер.

— Идите сюда. Мне вас нужно.

— Ну, сэр, ступайте одни, — сказал Самуэль. — Старшина, вы слышите, зовет меня. Ступайте с богом.

Сделав отчаянное усилие, мистер Уэллер высвободился из насильственных объятий пикквикиста, и при этом движении произвел довольно сильный толчок в спину мистера Винкеля. Оставленный на произвол слепой судьбы, злополучный джентльмен быстро покатился в самый центр танцующей компании, в ту минуту, когда мистер Боб Сойер выделывал чудодейственные прыжки, поражавшие своей ловкостью всех зрителей. Мистер Винкель прямо разлетелся на него, и в одно мгновение оба юноши с громким треском шарахнулись наземь. Мистер Пикквик бросился на место катастрофы. Сделав ловкое движение, Боб Сойер немедленно поднялся на ноги; но, к несчастью, мистер Винкель ничего не мог сделать в этом роде. Оконтуженный падением, он сидел и барахтался на льду, употребляя тщетные усилия вызвать улыбку на свое лицо, обезображенное судорожными корчами.

— Вы не ушиблись? — спросил мистер Бенджамен Аллен с великим беспокойством.

— Немножко, — сказал мистер Винкель, разглаживая растрепанные волосы.

— Не пустить ли вам кровь? — сказал мистер Бенджамен с большим участием.

— Нет, покорно вас благодарю, — отвечал мистер Винкель.

— Но без этого может произойти воспаление, опасное для вашей жизни, — возразил студент хирургии. — Право, всего лучше пустить вам кровь.

— Нет, нет, уверяю вас, совсем не лучше, покорно благодарю.

— Ну, воля ваша, не пеняйте на меня.

— Вы что об этом думаете, мистер Пикквик? — спросил Боб Сойер.

Ученый муж был взволнован и сердит. Подозвав к себе мистера Уэллера, он сказал суровым тоном:

— Отнимите у него коньки!

— Зачем? Я ведь только что начал, — возразил мистер Винкель.

— Отнимите у него коньки! — повторил мистер Пикквик решительным тоном.

Такое повеление не допускало никаких возражений, и мистер Винкель безмолвно должен был повиноваться. Самуэль развязал ремни и высвободил его ноги.

— Поднять его! — сказал мистер Пикквик.

Самуэль пособил несчастному подняться на ноги. Мистер Пикквик отступил на несколько шагов и энергичным движением руки заставил мистера Винкеля подойти к себе. Затем, устремив на него пытливый взгляд, великий муж произнес довольно тихо, но чрезвычайно внятно и раздельно следующие достопримечательные слова:

— Сэр, вы шарлатан.

— Что?

— Вы шарлатан, сэр. — Скажу проще, если вам угодно, — вы обманщик, сударь мой.

С этими словами мистер Пикквик медленно повернулся на своих пятках и присоединился к своим друзьям.

Тем временем мистер Уэллер и жирный парень, со своей стороны, также привязав коньки, вышли на каток и катались на нем из конца в конец самым мастерским и даже блистательным манером. В особенности Самуэль Уэллер обнаружил необыкновенный талант, когда принялся выделывать фантастическую эволюцию, известную под техническим названием «Стук-ту-ру-рук» и которая, собственно, состоит в искусстве скользить на одной ноге, тогда как другая должна временами производить на льду почтальонский стук8. Это упражнение продолжалось очень долго, и были в нем такие привлекательные стороны, которым от души позавидовал мистер Пикквик, тем более что от продолжительного стоянья на открытом воздухе кровь начинала холодеть в его жилах.

— Вам, конькобежцам, я думаю, нипочем зимние морозы, — сказал он мистеру Уардлю, когда этот джентльмен, задыхаясь от усталости, окончил свои чудные эволюции, которыми удалось ему решить несколько загадочных проблем на льду, где ноги заступали для него место математического циркуля.

— О, да, это удивительно как полирует кровь, — отвечал Уардль. — Не хочешь ли и ты покататься?

— Я катался в старину, когда был мальчиком; но теперь это было бы для меня опасным подвигом, — сказал мистер Пикквик.

— Вот вздор, какие тут опасности? Попытайся, любезный друг.

— Как это будет мило, мистер Пикквик! — закричали дамы. — Берите коньки и пристыдите эту молодежь.

— Мне бы очень приятно, сударыни, доставить вам это удовольствие, — возразил мистер Пикквик, — но я лет тридцать уже не занимался этими вещами, и было бы теперь…

— Пустяки, брат, пустяки! — сказал Уардль, схватив опять свои коньки с судорожной поспешностью, которая характеризовала все его поступки. — Марш, марш! Я побегу вперед.

Бросившись на лед, разбитной старик перегнал в одну минуту и мистера Уэллера, и жирного парня.

Мистер Пикквик раздумывал весьма недолго. Воодушевленный воспоминаниями юных лет, он снял свои перчатки, положил их в шляпу, махнул рукой и быстро покатился по льду, притопывая временами своей левой ногой. Затем, овладев коньками, ученый муж весьма искусно описал два огромных полукруга, при чем зрители и зрительницы сопровождали его залпом дружных рукоплесканий.

— Баста, Пикквик! Давайте теперь кататься без коньков; ты мастер, я вижу, на все руки, — закричал Уардль. — За нами, господа!

Это было сигналом для новой, чрезвычайно забавной потехи, открытой стариком Уардлем, который с необыкновенной быстротой покатился на обеих ногах, размахивая притом обеими руками. За ним последовал мистер Пикквик, а за ним Самуэль Уэллер, а за ним мистер Винкель, а за ним мистер Боб Сойер, а за ним жирный парень, а за тем, наконец, мистер Снодграс, успевший доказать самому себе, что в забавах этого рода заключается великая поэзия жизни. Все засуетились, забегали, закружились и закатались с таким бешеным рвением, как будто от их провороства могла зависеть судьба настоящих и грядущих поколений на Дингли-Делле.

Но здесь, как и везде, всего интереснее было видеть, как забавлялся сам мистер Пикквик, удостоивший подчинить себя условиям игры, которая, по-видимому, оживила все силы его души. С каким беспокойством озирался он вокруг, когда сзади напирал на него какой-нибудь джентльмен, угрожавший своим быстрым стремлением опрокинуть его навзничь, и какой лучезарной улыбкой озарялось его добродушное лицо, когда удавалось ему счастливо добираться до противоположного конца расчищенной площадки, откуда опять и опять начинался его рысистый бег! Случалось, однако ж, и довольно часто, что ученый муж, уступая влиянию неотразимого толчка, опрокидывался головой вниз и ногами кверху, и тут всего назидательнее было наблюдать, как он поднимал свою шляпу, перчатки, носовой платок, и как опять становился в общий ряд, обнаруживая такой энтузиазм и такое молодечество, с которыми ничто на свете не могло сравниться.