Романовы. Пленники судьбы - Александр Николаевич Боханов

детьми. На парадной мраморной лестнице там и тут виднелись следы крови. Император лежал на кушетке в своем кабинете, около письменного стола, почти под портретом дочери Марии.

Глаза были закрыты, и мертвенно-бледный цвет лица свидетельствовал о безнадежном состоянии. Около умирающего суетились врачи, металась княгиня Юрьевская, отдававшая распоряжения медикам и прислуге. Старого протопресвитера Рождественского так трясло, что он с трудом держался на ногах, но успел причастить умирающего, в бессознательном состоянии сумевшего проглотить святое причастие.

В ранних мартовских сумерках 1 марта 1881 года Император Александр II испустил свой последний вздох и душа его отлетела. Когда лейб-медик Сергей Боткин (1832–1889) объявил об этом, то новый Император Александр III бросился перед телом отца на колени, рыдая навзрыд. Это был первый случай в жизни, когда он так открыто проявлял свои чувства на публике. Плакали и многие другие.

Затем новый Самодержец поднялся, увидел княгиню Юрьевскую, находившуюся в полуобморочном состоянии, подошел к ней и обнял. К телу усопшего начали подходить другие родственники, приближенные, высшие сановники Империи. Смерть Монаха сняла все возражения, затмила все прошлые обиды и неудовольствия. Императорская Фамилия, двор, огромная Россия искренне горевали по поводу безвременной кончины Царя.

Мария Федоровна плохо соображала, находилась, как в тумане, и потоки слез лились, не останавливаясь. Вслед за мужем распростерлась перед телом покойного. Поднявшись, подошла к несчастной княгине, обняла ее, и обе женщины стояли обнявшись и плакали. Горе их было огромным и искренним.

В тот момент это были только две женщины, сердца которых страдали. Но то было лишь кратковременным единением. С каждой минутой дистанция между ними все увеличивалась, делаясь непреодолимой.

Одна, теперь уже Царица, другая, потерявшая безмерно любимого, которой, может быть, не хватило всего «пяти минут», чтобы стать хозяйкой Трона. Мария Федоровна получила судьбу, которую по праву рождения и положения должна была иметь, а Екатерина Михайловна не дождалась того, на что могла рассчитывать лишь как возлюбленная Венценосца. Все встало на свои места. Царем стал Александр III.

Александр III и Мария Федоровна на первых порах участливо отнеслись к Юрьевской и ее детям. Старые неудовольствия предавались забвению, княгиню окружили заботой и вниманием. Александр III разрешил ей говорить ему «ты», а Мария Федоровна навещала ее, безропотно уступала ей первое место на траурных церемониях. По решению нового Монарха за ней сохранялись апартаменты в Зимнем Дворце (позже ей была отведен «на вечные времена» отдельный дворец); она до конца дней своих обеспечивалась рентой из казны, составлявшей 100 тысяч рублей в год (в нынешних ценах это составляет приблизительно миллион долларов). Ей были оставлены все вещи и подарки, принадлежавшие ранее. Дочери могли рассчитывать на Царское приданое, а сын имел право получить образование за счет государства.

Вела же себя вдова слишком эпатирующе, чтобы можно даже во имя светлой памяти покойного Монарха долго сохранять расположение. В одном из своих писем княгиня заметила, что все время «находится в полусознательном состоянии». Во всяком случае, благовоспитанностью и тактом княгиня не блистала.

Юрьевскую обуревали страсти и желания, подаваемые с отталкивающей аффектацией. То она вдруг начинала претендовать на одну из Императорских резиденций, то требовала к себе внимания, «соответствующего вдове Императора», то выражала негодование, что ей «умышленно» не вернули «два канделябра», купленные ей покойным.

Она могла без приглашения, совсем неожиданно, примчаться в Аничков и устроить скандал придворным, не желающим ее пускать к Императору, «которому она обязана сообщать важные вести», а затем сетовала и негодовала «за непочтительное отношение». Постоянные претензии почти неизменно обосновывались ссылками «на волю Того, который ушел, но который с небес все видит».

Играя на сыновних чувствах, «друг Екатерина» часто просила Александра III о невозможном. Причем непременно ссылалась на желания умершего Монарха. Так случилось, когда она потребовала себе орден Святой Екатерины (им награждались представительницы Династии и в редчайших случаях другие дамы, но лишь за выдающие заслуги), а затем стала настаивать на зачислении ее сына Гого в Царскую роту Преображенского полка, «как того желал его Отец». Домогательства нежеланной родственницы не находили отклика в душе Александра III.

Екатерина Михайловна рассчитывала занять прочное место возле Трона, наивно полагая, что ее ухищрения и напор могут изменить ситуацию, сделают ее «своей» в семье нового Царя. Но чем дальше, тем больше здесь она встречала холодное безразличие, лишь усугублявшееся ее претензиями.

После похорон Александра II Юрьевская недолго оставалась в Петербурге и скоро уехала за границу. Первые годы она нередко приезжала в Россию, и эти «вояжи» доставляли немало переживаний Венценосцам. Мария Федоровна позже рассказывала:

«Она полагала, что обладает неоспоримыми правами на нас. Но время сделало свое дело, и она не находила у нас ничего, кроме простого проявления вежливости. Тогда она стала закатывать сцены. Государь ей предложил заняться воспитанием сына, она в ответ дошла до того, что заявила, будто он не заслуживает ее доверия из-за своего отношения к ней. Она была так груба, что даже я позволила себе сказать ей несколько нелицеприятных слов, чтобы напомнить, сколько мы перестрадали из-за нее.

В один из своих приездов в Россию княгиня заявила нам, что, как только ее дочери подрастут и станут выезжать в свет, она вернется в Петербург и станет давать балы. Эта затея ничуть мне не улыбалась, так как я предвидела, какие неприятности нас могут ожидать. Я ничего не ответила, но Государь, следивший за разговором, вмешался и произнес всего одну короткую фразу, которая подействовала на мечтания княгини, как ушат холодной воды. «На Вашем месте, – сказал ей Государь очень спокойным тоном, – вместо того чтобы давать балы, я бы заперся в монастыре».

Молодая вдова вела себя совсем неучтиво как по отношению к русской Императорской Фамилии, так и по отношению к памяти своего покойного мужа. Оказавшись в Берлине, она решила нанести визит Императору Вильгельму I (дяде покойного Царя) и «просить благословения для своих детей». Старый Кайзер демонстративно ее не принял, передав через адъютанта, что «не имел понятия, что Император Александр был второй раз женат», хотя в свое время и получил сообщение о том от убитого русского племянника.

Обосновавшись во Франции, на Лазурном Берегу, княгиня-вдова жила широко. Вояжировала по Европе, везде останавливалась в лучших отелях, устраивала приемы, содержала свой двор. Было ясно, что 100 тысяч рублей в год для такой жизни недостаточно.

Бывший начальник III Отделения, а затем посол в Лондоне граф Петр Андреевич Шувалов (1827–1889), имевший знакомства в европейском банковском мире, узнал достоверно, что Юрьевская имела на своих счетах в банках Лондона и Парижа несколько миллионов.

Часть этой суммы составляли капиталы