Война - Кирилл Левин

Еще и еще раз бросались они с отчаянием в контратаку, и каждый раз огневая завеса заставляла Их обращаться в бегство. Это было подобно тому, как злобно ревущие волны накидываются на гранитный берег и неизменно отступают обратно, разбитые и обессиленные.

Русская пехота под прикрытием огня артиллерии развивала свой успех. К двум часам дня была занята высота «272», а затем и другие ближайшие высоты, имевшие серьезное тактическое значение. «Языка» более не существовало. Он был сметен артиллерией и превратился в широкие ворота, через которые мощным потоком шли русские полки. Они направлялись к винокуренному заводу, к дороге, ведущей на хутор Влайко, они приближались к деревне Доброноуц, заходили в тыл Лысой горе, заняли желтое поле, переправлялись через ручьи…

Прорыв был осуществлен блестяще. Войска развивали его в обе стороны, распространяясь в тылу противника. Часть легких батарей русской артиллерии уже была взята в передки и рысью выезжала вперед. По заранее проложенным дорогам, по специальным мостикам, настланным на свои окопы, орудия ехали на новые позиции.

Теперь наступал полевой бой. Теперь нужно было отбросить всякие точные и неукоснительные расписания. Наступил момент, когда в полной мере вступали в силу творчество и инициатива младших боевых начальников…

Так работала русская артиллерия на фронте одиннадцатого армейского корпуса, который входил в состав девятой армии. Примерно так же действовала артиллерия и на других участках всего юго-западного фронта. Достаточно было умело использовать сравнительно небольшое количество артиллерии и тщательно заранее подготовить ее действия во всех деталях, чтобы затем одним коротким ударом, длившимся всего восемь часов, решить успех прорыва. Нужны были, конечно, люди, которые смогли это осуществить.

Артиллерия была той главной силой, которая обеспечила крупнейшую победу русских войск на юго-западном фронте летом 1916 йода, известную в истории под названием «Брусиловского прорыва».

Австрийцы и германцы вынуждены были спешно перебросить к местам прорыва крупные резервы. Несколько германских дивизий было снято с западного театра войны. Верден был спасен. Австрийцы прекратили атаки на итальянском фронте и также потянули свои войска на русский фронт — в Галицию.

Не часто в мировой истории войны встречаются примеры подобного решительного успеха, какой выпал на долю русских войск в первые дни Брусиловского прорыва. Более двухсот тысяч пленных захватили русские только в первые три дня боя. Тридцать восемь пехотных и одиннадцать кавалерийских дивизий австро-германцев были разгромлены и бежали, оставляя на пути орудия, огневые припасы, военное имущество.

Русский солдат, как в 1914 году, вновь спас Францию. Он спас и Италию. Русский солдат решил и поведение Румынии. Тотчас же вслед за Брусиловским прорывом на юго-западном фронте Румыния объявила войну Германии и ее союзникам.

Лев Славин

Дело под Картамышевым

1

Весной 1916 года Н-ская дивизия занимала позицию у Картамышева, на германском фронте.

Дивизия была из дрянных. Обмундирование на людях худое. Обижали довольствием. Каптенармусы подобрались вороватые. Часто портились винтовки из-за нехватки ружейного масла и шомпольных накладок.

В штабе дивизии этому не придавали значения. Там главное полагали в боевом духе солдата, и действительно, русские солдаты дрались стойко. Большинство же бед происходило от того, что начальник дивизии, генерал-майор Добрынин, оказался плохим командиром.

Много лет он был инспектором классов в военном училище и главными воинскими доблестями привык считать хорошую выправку и канцелярский порядок. В дивизии генерала называли «вонючий старик». Наступать он не любил так же, как и отступать, потому что это нарушало порядок. Расположение сбивалось, части перемешивались. Придя в дивизию, Добрынин досаждал солдатам дурацкими выдумками, вроде того, чтобы они на ночь раздевались и при этом подштанники выкладывали перед собой аккуратными четырехугольниками.

Окружавшие генерала штабные офицеры были под-стать ему. Он и подбирал их по признаку спокойствия характера. Он терпеть не мог споров, резких действий, никакой работы для ума и воли.

Что же касается до боевых и распорядительных офицеров, рассеянных по четырем полкам дивизии, то они не имели на штаб никакого влияния. Во всей армии существовала старинная рознь между штабными и окопными.

Отчаявшись завести в окопах школьные порядки, генерал махнул рукой на дивизию. Он не выходил из своей квартиры в бывшем поповском домике при картамышевской церкви и все писал письма влиятельным петроградским родичам, умоляя исхлопотать ему отчисление из действующей армии. И в конце концов генералу было обещано после первого же успешного дела устроить ему перевод на покойное место в солидном тыловом штабе.

Итак, остановка за малым: нужна победа. Добрынин решил двинуть дивизию в наступление. Собственно, он не имел на это права. Однако всегда можно было оправдаться, назвав атаку вылазкой. Правда и то, что никакой надобности в атаке сейчас не было. Она была генералу даже неприятна, как всякое действие, к тому же кровавое. Но дело шло к пасхе, на пасху всегда награждали орденами и производством по службе, и генерал не хотел пропустить случая.

Он заперся в кабинете и заставил себя произвести некоторые мысленные расчеты. Во всех четырех полках его дивизии было, примерно, пятнадцать тысяч человек. Для того чтобы храбрость войск выглядела высокой, следовало добиться не менее тринадцати процентов убыли состава. Если пустить половину дивизии, это дало бы около тысячи убитых и раненых.

Получив эту цифру, «вонючий старик» несколько расстроился. Тысяча смертей и калечий. Сколько вдов и сирот, какое горе для невест. Но что поделаешь? В конце концов это война. Его сосед по участку, этот пролаза генерал-майор Навроцкий, показывал пятнадцать и даже шестнадцать процентов. А ведь он пришел на фронт армейским подполковником, такое дермо. Все дело в умелой организации атаки. А генерал Деникин доходит до двадцати. Он гремел на всю армию, его дивизию называли «Железной», для солдата нет ничего страшней, чем угроза перевести его в «Железную».

При мысли о генералах-конкурентах, постоянно его обставляющих, Добрынин озлобился. Довольно, в самом деле, разыгрывать из себя институтку. Этак всю войну проканючишь в начальниках дивизии. Генерал в волнении прошелся по комнате. Расчеты еще не кончены. Помимо убыли состава, следовало исчислить и количество героев. Мысленно прикинув, Добрынин решил быть щедрым. Да, здесь тоже не следует скупиться. Нужен размах. Шестьдесят. Нет — семьдесят. Нет — семьдесят пять солдатских и офицерских Георгиев. Вместе с тысячью павших это прозвучит солидно.

Генерал повеселел. Он даже растрогался. Он стал думать о том, сколько радости принесут солдатам маленькие серебряные крестики. Что касается тринадцати процентов смерти, Добрынин считал их вполне обеспеченными как плохим состоянием вооружения, так и всем известной стойкостью русских солдат. И больше об этих тринадцати процентах генерал не стал думать.

В ту же ночь был подписан приказ об атаке. Она назначалась на следующий день. Приказ сообщили полковым и батальонным командирам. Младшему офицерству и солдатам решено было открыть его перед самой атакой — ввиду плохого настроения солдат. Приближалось время посевов, и люди тосковали по дому.

2

С утра шел дождь. К полудню прояснилось. Вышло бледное солнце. Пригретая земля пахнула. В воздухе, в цвете неба появилась какая-то нежность. Неужели придет весна?

Тихон Великанов, немолодой солдат из ратников, сидевший у бруствера, отколупнул кусочек земли. Он промял ее между пальцами. Она ему понравилась. Он сказал соседу:

— Богатая земля.

Сосед ответил:

— И удобрение богатое.

Ленивым жестом сосед указал вперед, в поле.

Тихон глянул в бойницу: посреди поля, на проволоке висели трупы. Нынче ночью охотники вышли, чтобы разрезать проволоку, были найдены неприятельскими прожекторами и расстреляны из пулеметов.

Тихон отвернулся. Шутка ему не понравилась.

Тихон и сам был шутником, но в другом роде — в добродушном. У него была репутация ротного балагура. В каждой роте есть свой лучший танцор, лучший гармонист и лучший шутник. В окопах веселятся, как всюду. Лицо с крошечным носом и высоко поднятыми бровями содержало в себе что-то забавное. Всегда на нем была гримаса веселого удивления. Тихон умел талантливо представлять из себя дурачка. Когда он только пришел в полк, его и в самом деле считали дурачком. Но уже скоро, во время ротных занятий по штыковому бою, товарищи раскусили, что Тихон человек не очень простой.