Беглый - Винсент Килпастор

Когда мы собирались в дорогу, я бессовестно грузанул Алонсо на подарки для моей Анны в пиэксе. Сказал ему, что рядом с Ташкентом Лас Вегас померкнет. На радостях Джейк признался, что до Вегаса так ни разу не добирался, и спустил на разную девичью мишуру целую сотню бакаруз. Ван Эппс в жизни бы того себе не позволил. Я понял, что если знакомые американцы не бизнесмены, то среди них попадают довольно приличные люди.

Мы зашли в казарму над входом в которую весела юркая молния прошивающая нашу землю насквозь. «Бэрракс» — так у них казарма на базе называется. Скажу вам честно с такой казармой и повоевать не грех. Помещение поделено на одноместные кубрики-отсеки с мягкими пластиковыми стенами. В каждом отсеке — кровать, под кроватью пристроено два широких выдвижных ящика. У стены высокий шкаф для разного рода платья, прикроватная тумбочка, стол с компом и даже маленький коврик на полу. В саму стену врезан персональный кондиционер лето-зима. Одно только хреново — нет окон, так легче охлаждать летом и удержать тепло зимой.

Джейк быстро стянул с гимнастерку и светло коричневую футболку-тельник. Справа сверху на его мощном плоском грудаке был набит свежий портак — Джон Вейн в форме морпеха США передёргивает пулемёт системы Браунинга. Под пиктограммой готическими буквами было выбито: «Хуёвый неверный — Bad infidel motherfucker».

Натянув обязательные джинсы и клетчатую байковую рубашку — стандартную экипировку для увольнительной, Алонсо вдруг начал пристраивать под мышку брезентовую кобуру и вскоре туда скользнул Смит-н-Вессон ЭмПи 9 — милитари энд полис — специальный полицейский. Гигантская волына, у которой под стволом жестокий оскал акулы. Сам ствол такой длиннющий, что если бы его к бочине приторачивал сейчас я, он занял бы место от подмышки почти до самого пояса.

— Оу, вам, кажется, захотелось по-ковбойствовать — подделывая фальцет и интонацию Шпиги, спросил я.

— Я сержант-майор армии США. Если кто-то думает, что я решу рассекать сотни миль по Стану без моего личного оружия, этот кто-то сильно ошибается. Оборот «моё личное оружие» звучит по-английски еще круче — «май сайд арм» — моя третья рука, часть тела прочно вросшая в бок. И правда, руку-то ведь не оставишь в казарме. Не с руки это как-то.

Рядом с вооружённым Алонсо я почувствовал себя мальчишкой, которого старший брат, по непонятной милости берет с собой на ярмарку куда вчера ночью приехал чешский луна-парк.

Вспышка за бортом оказалась обычным делом — наш Геркулес всего-то навсего выпустил ЛТЦ — ложные тепловые цели, красивый фейрверк, который отвлекает внимание ракет с инфракрасным наведением. Эти ракеты отвлекаются на вспышки тепла и гибнут, как мотылёк у свечки. Не стандартным явлением оказался факт, что в нас шибанули над самой дружественной для коалиции территорией — городом Мазар-и-Шариф в северном Афганистане.

Мазар-и-Шариф это глубокий тыл. Вотчина генерала Дустума, лидера Северного альянса — армии повстанцев, в большинстве этнических таджиков и узбеков, которая и проделала для коалиции всю грязную работу на афганской земле.

Наш толстячок Геркулес остался теперь с голой неприкрытой задницей, и мы пошли на вынужденную в аэропорт Мазара. Вернее в то, что от него осталось, после победы над талибами. Лететь без ЛТЦ до Кандагара это техника достойная кисти японских камикадзе. Камикадзе рисуют свою картину одним разом и на всю жизнь.

А Мазар, если еще не знаете, означает «могила» или кладбище. Мазар и Шариф — кладбище благородных. Лучшего названия для города, где вам нужно совершить вынужденную посадку и придумать-то сложно.

Путешествуя из Каршей в Ташкент, вы влетаете в свет со стороны метро Собира Рахимова, а дальше уже прёте по проспекту Дружбы Народов, наслаждаясь нарастающим клубком огней и гула мегаполиса. Дружба народов ведёт прямо к ВВП, но злачный вертеп Верочки Петровны я держал сегодня на сладкое.

Мы проинструктировали молчаливого рулевого анексии мчать к отрогам Узбечки, где на самом верху был первоклассный стрипушник. Давно мечтал полюбоваться крепкими стройными, но очень неплоскими семитскими телами Аси и Яси. Ай-кэнди — конфекты для очей.

Посмотрим шоу, а после сразу же вызвоню Анну. Вы не подумайте — я соскучился. Очень соскучился. Только давайте теперь не станем путать любовь с яичницей из яиц синицы.

Мы двинули с корабля в стрипушник по старой традиции усталых русских моряков. Джейк, похоже уже понял, что это не сон и сходу заказал двойной двенадцатилетний Chivas Regal. «Угощаю» — шепнул он мне запахом свежего вискаря, и вскоре я сам уже прихлёбывал превосходный джин с тоником за его счёт. Нет ничего лучше с долгой дороги. Я вернулся в родную гавань.

Последний этаж узбечки с баром и стрипушником, это тоже своего рода портал. Ташкентский Мулен Руж.

Потягивая дринк, я оглядел посетителей. Контингент был весьма ограниченный. В основном те же бартоломео с понятиями, как и в каршинском «ночном клубе». Правда, рафинированные. Столичная братва. Потенциальные клиенты элитного похоронного бюро «Разрулим по мастям». Адидасов и треников они уже не носят. Это униформа пехоты. А тут офицеры фартового полка. Мобилы у них потоньше, а цепи потолще. Кулаки у всех одинаково сбитые, как у миролюбивых шаолинских монахов. Особенно меня впечатлили кулачища у одного холеного крымского татарина, который веско, на весь зал вещал по мобиле.

— Хоп, братан. Сам же знаешь, братан. А как ана есть, понял, да? Как ана есть, братан. Тинч буль.

Да. Хоп-хей-ла-ла-лей. Я вдруг испытал горячий прилив духовности. Захотелось вырвать ствол из подмышки Алонсо и стрелять блатным братанам в лицо. Татуированные инкарнации кухарок, вновь прорвавшиеся к пульту управления государством.

В этот момент мои мысли прервались громоподобными аплодисментами. Занавес резко распался и обнажая Асю и Ясю. Зал осветился всполохом разноцветных огней, водопадом блестящей мишуры и конфетти.

Мои медовые соседки пока еще были частично одеты. Как же я соскучился по их совершенно одинаковым декольте, в которых украдкой провёл световые годы. Неужели сегодня, я, наконец, увижу какие у евреек соски?

Мой овладел азарт молодого натуралиста. Хитрость бога не в том, что он дал женщине восхитительные внешние половые признаки, а в том, что он был в ударе, когда работал над деталями. Чтобы окончательно нас развести, он заложил в соски и в лоно бесконечное количество комбинаций. Правда, увы, все комбинации открывают одну и ту же дверь, тут он, конечно, дал обнаженного маху.

От предвкушения сосков и околососковых кружков сладких близняшек, я подскочил на кресле, как бежавший из Крыма врангелевский юнкер в парижском бистро, и возопил: «Бра-а-аво, господа, браво!»

Крымский браток недобро на меня посмотрел. Я смело ответил ему наглым взглядом. Вообще, признаюсь честно — с того момента, как Джейк прицепил под мышку специальный милитари энд полис, вёл я себя с окружающими чрезвычайно вызывающе.

Аэропорт это объект повышенного стратегического значения. Жизнеспособность армии прочно зависит от своевременного подвоза боеприпасов для орудий и овса для лошадей. Транспортники — фуражные обозы нашего времени. А вот когда аэропорта у вас нет — приходится неделями ждать конвои грузовиков. Грузовики легко расстреливать в родных горах. Талибы это хорошо понимали и стояли в аэропорту Мазара насмерть. Здесь был афганский Сталинград. В результате долгих и, если судить по выбоинам на закопченных стенах, жестоких боев от аэропорта города осталось одно название арабской вязью.

Когда посланцев пророка так и не смогли выкурить из здания терминала — прилетела эскадрилья американских F-22 и польских Мигов. Здание расстреляли в упор, как живого человека.

Остался остов терминала без окон, несущая конструкция диспетчерской вышки и усыпанная колдоёбинами негодная взлетно посадочная полоса. На неё и предстояло сесть краснознаменному экипажу нашего Геркулеса из лагеря Оплот Свободы.

Tell me lies, tell me sweet little lies заиграла старинная попсовая песенка и сестрёнки-близняшки начали свой блестящий перфоманс. Ташкентский институт народного хозяйства, долгие годы засорявший им мозг политэкономией, к счастью не успел навредить этим сытым сисястым кошечкам.

Ася была одета как американский фермер, а Яся изображала, очевидно, американскую доярку — ударницу. В отличии от остальных клиентов стрипушника, Джейк явно не уловил в этом одеянии никакой экзотики, и заржал. Я глянул на него с осуждением и Алонсо снова задышал на меня дубовой вискарной бочкой:

— Бро, ну ты представь, приезжаешь в Ню Йорк, а там в стрипушке типа: «Калинка малинка моя» на балалайке, а девки переодеты полярными медведями? Ха-хаха-хаха!