Остракон и папирус - Сергей Сергеевич Суханов

порогом, потому что их в Сиену не пускают... И с четвертого порога они не просто так бежали, а спасались от кушитов.

— Почему? — спросил Лид.

Анхере ответила коротко и страшно:

— Антропофаги!

Лид схватился за голову. Закачался в отчаянии, застонал. Кариец и ливийка некоторое время сидели молча, лихорадочно соображая, как спасти Геродота с Настесом от людоедов.

— Есть у меня одна мысль... — вдруг сказала бакет. — В Нечистом заливе орудует шайка пиратов, которые грабят купцов из Иудеи и Аравии. Они и в Нубийской пустыне на караваны нападают. Тех, кто не платит, закапывают живьем в песок, а товары забирают себе... Главарь называет себя Хесмином[60], потому что его банда любит наведываться за данью на копи в Аравийских горах, где добывают хесмины. Его головорезы тоже считают себя хесминами. Вот бы до них добраться... За деньги они помогут... У Геродота серебро еще осталось?

Лид бросил взгляд на сундук:

— Да... Четыре таланта... Только как этих хесминов найти?

— Надо ехать в пустыню, другого выхода нет... Иначе Геродот с Настесом погибнут... Но поедешь один, потому что меня никто не отпустит.

— А сундук?

— Отвезем в кумирню Хатхор Ибшек. Под присмотром Тасуэи он не пропадет... Геродот найдет способ расплатиться с хесминами.

На рассвете сундук был надежно спрятан в храмовой кладовой. Тасуэи пообещала жрецам, что владелец серебра не поскупится на награду за его хранение.

К полудню Лид достиг Нубийской пустыни. Кариец испытующе оглядел безбрежное море песка, а затем направил коня на восток, к Красному морю...

Когда Нил исчез из виду, Геродот спросил Сабу:

— Далеко ехать?

— Нет, — жизнерадостно заверил его пунтиец. — Как увидим могильники Мероэ, там и часовня.

— Ты же сказал, что она на берегу.

— Да, — уверенно подтвердил Сабу. — Только чуть глубже в пустыню.

Галикарнасец и кариец переглянулись.

Онагры резво бежали по еле заметной караванной тропе. Каменные россыпи сменялись серповидными барханами. Тут и там из песка торчали острые черные скалы.

Вскоре показались невысокие погребальные пирамиды, соединенные через крытый проход с пилоном. Сабу направил повозку прямо на некрополь. И тут из тени гробниц вышли вооруженные люди.

Чернокожие, в коротких овчинах мехом внутрь или наружу, с такой же бородкой, как у пунтийца. Геродоту они напомнили одетых в кожухи-катонаки сикионских катона-кофоров, которых он видел в гончарных рядах на афинском рынке. Только у пунтийцев в руках были не расписные вазы, а копья и дубины.

Настес схватился за секиру. Геродот затравленно озирался.

— Где часовня? — заорал галикарнасец осипшим от волнения голосом.

Но Сабу не отвечал, лишь ожесточенно нахлестывал онагров.

Когда повозка остановилась, люди в овчинах подошли вплотную. Геродот с Настесом спрыгнули на песок. Кариец размахивал секирой. Геродот выставил перед собой нож и бросался из стороны в сторону, не давая пунтийцам приблизиться.

Но те и не думали нападать. Просто начали подбирать камни. Галикарнасец отчаянно размахивал руками, стараясь увернуться. Потом удар, боль, вспышка в глазах, и он рухнул на песок как подкошенный...

Геродот очнулся в кромешной темноте. Голова горела огнем. Правый глаз заплыл, по щеке стекала сукровица. Все тело болело. Связанные веревкой руки затекли.

Он начал шевелить пальцами, пытаясь ослабить путы. Рядом раздался стон.

— Настес, — позвал галикарнасец. — Это ты?

— Да... — прошептал кариец.

— Где мы?

— Не знаю... Меня оглушили ударом дубины, потом ничего не помню...

Геродот повозил ногами. Раздался шорох, словно он разворошил кучу терракотового боя. Тогда он подгреб к себе черепки. Ощупал их руками. И вздрогнул: никакие это не черепки. А кости! Причем многие из них расщеплены. В голове молнией сверкнула страшная догадка.

— Настес, — снова позвал он. — Мы в гробнице... Но это не мумии.

— А что?

— Кажется, из костей высосали мозг.

— Надо отсюда выбираться! — в голосе мужественного карийца отчетливо зазвучали нотки страха.

Зажав одну из костей коленями, Геродот начал тереть об острый край веревку. Он уже почти ее разрезал, когда раздался скрип открываемой двери. Факел высветил фигуры в проходе. Пунтийцы пленников избили, Геродоту заменили путы на руках, потом обоим связали ноги. Сабу еще и помочился на них, чтобы унизить...

На третий день за ними пришли.

— Вывести! — послышался голос Сабу.

Сильные руки поволокли пленников из пирамиды.

Геродот осмотрелся. Над городом мертвых зажглось звездное покрывало Ах-ах — пристанище пресветлых душ. А на верхушке одной из пирамид замерла полная луна.

В призрачном свете матово блестел большой плоский камень, над которым высилась статуя женщины с львиной головой. Под ногами богини мерцала чаша с тлеющим благовонием. На шестах дымно полыхали факелы.

Галикарнасец похолодел. Соцветие папируса на верхушке посоха, в другой руке анх, из-под лямок черного каласириса выпирает налитая грудь. Та самая фигура из сна в храме Нейт! Казалось, сейчас она разинет пасть, и над пустыней разнесется жуткий рык.

Пунтийцы встали в круг на площадке, которая была обложена человеческими черепами. Геродот заметил, что теперь среди них были женщины и дети. Сабу в длинной черной мантии с факелом в руке подошел к жертвенному столу и упал на колени перед идолом.

Жрец взмолился:

— О Великая Сехмет! О Карающее око Ра! Сжалься над нами, недостойным