Восхождение царицы - Маргарет Джордж

– Тот, кто предается Венере, должен прийти к ней со всей душой, – сказала я, слегка отстранившись от него. – А сейчас моя голова заполнена тем, что случилось до того, как мы вошли в храм.

– Попроси богиню очистить твои мысли, – сказал Цезарь. Его голос был тих и настойчив. – Это в ее силах.

Я могла лишь подивиться его способности отвлекаться от внешнего, тревожного и суетного. Возможно, отдающее гулким эхом темное чрево храма обладало особыми чарами?

Я позволила ему увести меня в темноту позади статуи Венеры. Он поставил на пол фонарь, испускавший мягкий рассеянный свет.

– Разве у тебя нет для этого виллы? – слабо пролепетала я. – Виллы, где в спальне есть постель, а окна выходят в благоуханный сад.

– Ты прекрасно знаешь, что вилла у меня имеется, – ответил он, – но там недостает одной вещи, необходимой всем любовникам. Нам всегда не хватает приватности. Вот парадокс: чем ты богаче, тем недоступнее для тебя уединение. Но сейчас, клянусь небесами, оно у нас будет.

Его шепот звучал так нежно, и я таяла от одного лишь звука этого голоса. Цезарь был прав: мы остались вдвоем, что случалось очень редко, и никто не мог сказать, повторится ли подобное еще хоть один раз. Он спустил рукав моего платья, поцеловал мое плечо, и вслед за прикосновением его губ я тут же ощутила все свое тело, готовое уплыть или улететь вслед за путающимися мыслями.

– Я люблю тебя, – сказала я. – Я готова умереть за тебя.

– Тсс, тише! – прошептал он. – Никаких разговоров о смерти. Это тема для поэтов, а не для цариц.

Он снова поцеловал меня, и я ответила на поцелуй, прижавшись к нему в темноте. Мы были одни. Он принадлежал мне, а я ему.

Богиня взирала на нас с постамента с благоволением.

Яркое солнце. Ослепительно голубое небо. Легкий ветерок. Это был день первого триумфа. Я сидела на особой трибуне, одной из сооруженных вдоль Виа Сакра, чтобы восторженные зрители могли наблюдать за последней, самой важной частью шествия. Оно должно было пересечь Форум и двинуться вверх, к храму Юпитера Капитолийского. Поскольку нам предстояло долго ждать на солнце, Цезарь распорядился устроить над трибунами шелковые балдахины. Ткань защищала от солнечных лучей и хлопала на ветру, надуваясь и опадая при каждом новом порыве.

Рядом со мной сидел Птолемей, а другие почетные места занимали Кальпурния, Октавия, племянник Цезаря Квинт Педий и двоюродный племянник Луций Пинарий. Семейство Юлиев было невелико.

Задолго до рассвета люди стали собираться вдоль маршрута шествия – оно начиналось от Марсова поля, следовало через Большой цирк, огибало холм Палатин и потом вступало на Форум. Когда процессия тронулась с места, до моего слуха начали доноситься ликующие крики, но мне оставалось лишь гадать, что видят зеваки.

Наконец в полдень на дальнем конце Форума появилась группа людей, медленно, очень медленно двигавшаяся по Священной дороге мимо храма Весты, мимо храма Кастора и Поллукса, мимо наполовину завершенных портиков базилики Юлия. Постепенно они приблизились к нам. Музыка зазвучала громче, когда шедшие впереди процессии трубачи и флейтисты поравнялись с нашей трибуной. Позади них шли жрецы, размахивавшие кадилами с благовониями; летний воздух наполнился сладкими ароматами.

Потом показалась огромная толпа сановников. Римские магистраты и сенаторы горделиво вышагивали в своих парадных тогах. Их было человек пятьсот, никак не меньше.

Затем на дальней стороне Форума снова грянули крики, и я увидела с грохотом катившиеся по направлению к нам искусно изукрашенные повозки. Я поняла восторг народа: колесницы из галльской сосны, инкрустированной померанцевым деревом, были нагружены трофеями. Над повозками торчали копья, бряцали щиты, оси напрягались под тяжестью золота и серебра. Порой повозки роняли блюдо или кубок, и кто-то из толпы бросался за добычей, словно собака за куском, упавшим со стола.

Повозка за повозкой со скрипом проезжали мимо, прогибаясь под грудами золота. Колеса одной из них застряли между камнями мостовой, и их пришлось вытаскивать руками. Должно быть, Цезарь обчистил каждую деревушку, ободрал до нитки каждый храм. Создавалось впечатление, что во всей Галлии не осталось ничего ценного.

Затем мимо нас строем прошествовали люди, несшие таблички с надписями: «Агединк», «Алезия», «Бибракте», «Лугдун», «Герговия», «Аварик» и другие. Эти странно звучащие слова обозначали места выигранных Цезарем сражений и покоренных земель.

Прокатила колесница с символической фигурой закованного в цепи Океана, знаменующего завоевание Британии.

Потом появилась группа длинноволосых, одетых в кожу и меха пленных галльских вождей. Позади них, отдельно, шагал закованный в цепи рослый мужчина. То был Верцингеторикс, вождь арвернов, возглавивший ожесточенную борьбу своих соотечественников против римлян, но разгромленный в битве при Алезии, хотя силы Цезаря пятикратно уступали галлам в численности. За шесть лет, проведенных в заточении, Верцингеторикс не утратил гордой осанки, и римская толпа, осыпавшая прочих пленников насмешками, по его приближении умолкала.

Я поежилась, вспомнив о том, что в следующем триумфе на месте побежденного галла окажется плененная Арсиноя. Позор, неизгладимый позор!

Вслед за Верцингеториксом вели жертвенных белых быков с позолоченными рогами, украшенными гирляндами, – подношение Цезаря богам в благодарность за дарованные победы.

Раздавшийся с дальнего конца Форума неистовый рев возвестил о появлении самого триумфатора. Ему предшествовали ликторы – все семьдесят два человека, составлявшие свиту Цезаря, трижды избранного диктатором. Должна сказать, что и на сей раз безобразные связки прутьев с воткнутыми в них топорами понравились мне не больше, чем раньше. А алые церемониальные пелерины ликторов походили на яркие пятна крови.

Сам Цезарь ехал на высокой золоченой колеснице, запряженной четверкой коней. Облаченный в золото и пурпур, он взирал на соотечественников с высоты, подобно божеству. В левой руке он сжимал увенчанный орлом скипетр из слоновой кости, в правой – лавровую ветвь. Стоявший позади раб держал над головой Цезаря массивный венец Юпитера, слишком тяжелый для чела смертного.

Толпа приветствовала его безумными воплями восторга. Люди осыпали колесницу цветами, многие в экстазе бросали ему свои украшения, перстни или браслеты.

Позади Цезаря на собственной колеснице ехал стройный и изящный Октавиан. Эта честь выпала ему как единственному, кроме самого триумфатора, взрослому мужчине в роду.

Триумфальная колесница проследовала мимо нас в волнах восхищения, ликования и восторга, подобно пересекающей небеса колеснице Феба.

Внезапно, чего никто не ждал, процессия остановилась. Триумфальная колесница качнулась и накренилась, толпа растерянно зашумела.

Цезарь сошел на землю.

Оказалось, что ось колесницы надломилась как раз в тот момент, когда триумфатор проезжал мимо храма Фортуны. Спешившись, Цезарь помедлил лишь мгновение, а затем двинулся к ступеням, что вели по склону Капитолийского