Ад в очень маленьком месте - Бернард Б. Фолл

муссонов под угрозой голодной смерти. Именно это годом ранее побудило 308-ю дивизию Вьетминя прекратить наступление на королевскую столицу Лаоса Луангпхабанг. С одобрением Великобританией, или без него, операция все еще была осуществимой и полезной в военном отношении. Теперь решение полностью лежало на Эйзенхауэре.

Это решение, конечно, было отрицательным, но, как ни странно, об этом никогда не упоминается в мемуарах президента. Вместо этого он предлагает объяснение движущих им соображений, которые все еще имеют отношение к ситуации во Вьетнаме двенадцать лет спустя: «В ходе этой встречи, я отметил, что если Соединенные Штаты в одностороннем порядке позволят втянуть свои войска в конфликт в Индокитае, и в череду азиатских войн, конечным результатом будет истощение наших ресурсов и ослабление нашей общей оборонительной позиции. Если бы мы, без союзников, когда-либо оказались сражающимися в разных местах по всему региону, и если агрессивное участие красного Китая было бы четко определено, тогда мы вряд ли смогли бы этого избежать, сказал я, учитывая необходимость нанести удар прямо в голову, а не в хвост змеи, самого красного Китая».

Поэтому отказ от попытки спасти французов в Дьенбьенфу был, в конечном счете, как и должен был быть, полностью американским решением, и на самом высоком уровне, с участием высших руководителей Конгресса, Объединенного комитета начальников штабов и президента. Тем не менее, почти сразу же после того, как решение было принято, начался едва уловимый процесс сваливания всей вины за провал «Грифа» на Британию. Госсекретарь Даллес лично заявил в общенациональной телепередаче 12 июня 1954 года, что, как и у госсекретаря Генри Стимсона в случае агрессии Японии против Китая в 1931 году, его собственные попытки спасти Индокитай посредством совместных действий, были отвергнуты союзниками.

Комментируя эти оправдания на следующий день, Джеймс Рестон из «Нью-Йорк Таймс» заявил, что эта картина, без каких-либо ссылок на оппозицию Конгресса или Белого дома применению силы в Азии, что в 1931 году, что в 1954 году, является одним из самых вводящих в заблуждение упрощений, когда-либо произносимых госсекретарем США, но он перекладывает вину и обеспечивает алиби.

И в своей собственной резкой статье на эту тему Чалмерс Робертс отметил, что независимо от действий или бездействия союзников, Конгресс, по всей вероятности, предоставил бы президенту запрошенный мандат: «… при условии что он убедительно попросил об этом и объяснил факты и их связь с национальными интересами Соединенных Штатов… Но выясняется тот факт, что президент Эйзенхауэр никогда не ставил вопрос о вмешательстве на кон».

Именно это Линдон Б. Джонсон — возможно, памятуя о своих собственных действиях в апреле 1954 года — не преминул сделать в 1964 и 1965 годах.

Неспособность американцев принять раннее решение, то или иное, в отношении операции «Гриф» причудливым образом преследовала администрацию Эйзенхауэра даже после смерти Джона Фостера Даллеса. Статья в журнале «Лайф» от января 1956 года в которой появился термин «балансирование на грани войны» и в которой Даллес намеренно еще раз возложил вину на Британию и даже утверждал, что до Женевы его «политика смелости произвела впечатление на коммунистов» и позволила премьер-министру Франции и Идену в Женеве «торговаться с помощью силы Даллеса», вызвала такую бурю протеста, что потребовалось полноценная пресс-конференция госсекретаря в ее защиту.

Когда после смерти госсекретаря Даллеса был опубликован первый том мемуаров сэра Энтони Идена, в него вошли несколько документов, категорически противоречащих официальной американской позиции; президент Эйзенхауэр 13 января 1960 года еще больше усугубил существовавшую ранее путаницу в отношении операции «Гриф», заявив что «никогда не было разработано никакого плана для приведения в исполнение в Индокитае». Затем президент отверг все усилия, предпринятые его покойным госсекретарем в марте-апреле 1954 года, чтобы выработать совместную позицию для вмешательства в Дьенбьенфу, заявив, что Даллес был «очень убедительным человеком. Он вполне мог бы говорить о возможностях, которые к тому времени могли бы рассматриваться как предложения, когда они вовсе не подразумевались как таковые». Очевидно, что к тому времени, когда в 1963 году были опубликованы его собственные мемуары, у президента было время собраться с мыслями по этому вопросу и принять точку зрения, которая несколько менее противоречила имеющимся фактам.

18 апреля в сообщении, отправленным его личным кодом, Эли уведомил вооруженные силы, немедленно сообщив о факте явного провала «Грифа» Наварру, и Наварр немедленно полностью осознал значение этого факта для гарнизона Дьенбьенфу. Операция «Кондор» уже шла полным ходом, но новая ситуация требовала более отчаянных мер. Совершенно секретной телеграммой №24, отправленной его личным кодом, Наварр 30 апреля сообщил Эли, что теперь он изучает «прорыв гарнизона в направлении Лаоса… что представляет огромные трудности и при наилучшем стечении обстоятельств спасет лишь часть личного состава. Неизбежно придется оставить раненых. Эта операция последнего шанса будет названа «Альбатрос»».

К счастью, лишь немногие из французов знакомы с «Сказанием о старом мореходе».

В этот промежуток времени между сообщениями Наварра и Эли, произошел один из самых странных эпизодов всей войны: один из офицеров разведки Наварра установил контакт с членом правительства Хо Ши Мина. Это событие было настолько секретным, что Наварр запросил (и получил) разрешение не упоминать обо всем этом высшему гражданскому представителю Франции в Индокитае, генеральному комиссару Морису Дежану.

18 апреля, в сообщении отправленным личным кодом, Эли одобрил продолжение контакта, но призвал Наварра проявлять максимальную осторожность, чтобы не попасть в ловушку врага. Эли также посоветовал ему проконсультироваться с правительством в Париже, прежде чем брать на себя какие-либо обязательства, и подтвердил, что Наварру следует утаить информацию от генерального комиссара, который был широко известен своими «утечками». Ответ Наварра на следующий день был коротким и по существу: «Я не проявлял никакой инициативы. Контакты совершенно секретны. Моего представителя всегда можно дезавуировать. Никаких результатов не ожидается ранее чем через неделю».

Что произошло дальше и кем именно был этот высокопоставленный контакт с северовьетнамцами, до сих неизвестно публике. Но он существовал и он был важен, потому что 12 мая, после падения Дьенбьенфу и начала Женевской конференции, Наварр связался с Эли по радио: «Контакт со стороны Вьетминя сейчас с делегацией Вьетминя в Женеве. Все прекращено. (Переговоры) могут быть возобновлены, если Женева потерпит неудачу».

В Женеве Вьетминь представляла делегация из шести человек: Фам Ван Донг, тогда занимавший пост министра иностранных дел, а ныне премьер-министр правительства Ханоя; Та Куанг Буу, заместитель министра обороны, получивший образование в Оксфорде; Ха Ван Лау, полковник Народной армии, который с 1954 года отвечал за отношения Ханоя с Международной контрольной комиссией; Фан Ань, преподаватель колледжа, занимавший несколько важных постов в правительстве Хо с