Андрей Миронов: баловень судьбы - Федор Раззаков

«Милиционер сказал: „Та-ак…“ Друзья тут же бросили флаг и выбежали в подворотню. За ними со словами „стой, стрелять буду“ побежал милиционер. А я остался один… Тогда одним касанием я перепрыгнул через какой-то жуткий забор и оказался в еще более маленьком дворике. И надо было сидеть себе спокойно, потому что там меня никто в жизни бы не нашел! Но у страха глаза велики… Я перелез обратно, забежал в ближайший подъезд. Врываюсь в какую-то квартиру, вижу – старуха стоит у плиты. Я как заору: „Где у вас сортир?“ Она мне – туда. Забегаю в сортир, сижу там и думаю – а что я здесь делаю-то? Ведь даже если меня никто не преследовал, то старуха уже точно сейчас позвонила в милицию!

Тогда я спускаюсь вниз, приоткрываю дверь подъезда, смотрю в одну сторону – никого. Выхожу, смотрю в другую сторону, а там – «воронки», толпа народу, все мигает… В общем, уйти мне не удалось. А дальше все было очень неприятно. Меня привели к следователю, стали допрашивать. И главное, что в эту же ночь документы с нашим делом были уже на столе у Гришина, тогдашнего секретаря МК партии, который написал санкцию «разобраться и наказать». Потом на помощь уже было брошено все – и здоровье, и силы родителей… К счастью, попался какой-то уникально порядочный следователь, который прекрасно понимал, что какие-то идиотские балбесы просто дурью маялись, а все шло к тому, что их надо посадить на семь лет…»

Кроме следователя, который вел это дело, ребятам здорово помогли и другие люди. В частности, Андрей Миронов. В свое время с ним в одном классе учился Михаил Мишин, который в те годы занимал должность первого секретаря горкома ВЛКСМ. Миронов обратился к нему за помощью, и тот сделал все, чтобы Михаил Ширвиндт получил минимальное наказание. Парня не стали сажать, но из комсомола и театрального училища все-таки исключили. Он потом устроится работать монтировщиком сцены в театр «Современник», а в наши дни дорос до ведущуго популярной телепередачи «Дог-шоу». Но вернемся в ноябрь 77-го.

11-го Миронов вышел к зрителям в костюме Фигаро. 15-го это был уже костюм современного героя – Мужа из «Маленьких комедий большого дома», 16-го – костюм Хлестакова («Ревизор»), 18-го – Чацкого («Горе от ума»), 21-го – Олега Баяна («Клоп»), 27-го – колхозника Шведа («Таблетку под язык»), 28-го – Паши-интеллигента («Ремонт»), и 29-го – снова Фигаро.

В ноябре свет увидел первый долгоиграющий диск «Андрей Миронов», на котором были записаны 16 песен: «Танго „Рио“, „Песня Остапа“, „Песня на пароходе“ (все – Г. Гладков – Ю. Михайлов; из т/ф „12 стульев“), „Остров невезения“ (А. Зацепин – Л. Дербенев; из к/ф „Бриллиантовая рука“), „Песня черного кота“ (Г. Гладков – Ю. Энтин; из м/ф „Голубой щенок“), „Дуэт Флоридора и Урсулы“ (В. Лебедев – В. Уфлянд; из т/ф „Небесные ласточки“; в дуэте с Н. Балафиной), „Песенка о шпаге“, (Е. Крылатов – Ю. Энтин; из к/ф „Достояние республики“), „Что будет, то и будет“ (Е. Крылатов – Б. Ахмадулина; из к/ф „Достояние республики“), „Песенка о шляпке“, „Женюсь, женюсь“ (обе – И. Шварц – Б. Окуджава; из т/ф „Соломенная шляпка“), „Улыбайтесь“ (М. Блантер – В. Масс, М. Червинский; в дуэте с Л. Голубкиной), „Давай поговорим“ (Э. Ханок – И. Резник), „Воспоминание о прошлом“ (текст – М. Львовский), „Джон Грей“ (М. Блантер – В. Масс), „Коломбо“ (П. Герман), „Таити-трот“ (В. Юманс – К. Подревский).

В начале декабря Миронов играл в следующих спектаклях: 3-го – «Ремонт», 5-го – «Таблетку под язык».

9 декабря на «Мосфильме» начались съемки фильма Анатолия Бобровского «Особых примет нет», где Миронов играл роль из разряда отрицательных: он изображал хитрого и проницательного подполковника царской охранки Глазова, который выслеживает видного революционера Феликса Дзержинского. Первый съемочный день Миронова датирован 12 декабря. В 10 часов утра в 8-м павильоне «Мосфильма» начали снимать эпизод из середины фильма «в кабинете Шевякова» (начальник Глазова) с участием Миронова, Панкова, Карташева, Моталовского. Съемки длились до одиннадцати вечера.

13 декабря Миронов играл в «Маленьких комедиях…».

Утром 14-го он снова приехал на «Мосфильм», где в 11.30 состоялись очередные съемки фильма «Особых примет нет». Были сняты кадры из самого конца ленты – Глазов у министра внутренних дел России Дурново. Отснявшись, Миронов отправился в Театр сатиры, где тем же вечером состоялся спектакль «Горе от ума».

15 декабря съемки фильма продолжились: был снят эпизод «в кабинете Глазова» из начала фильма. Съемки длились до 18.30. На следующий день Миронов был на «Мосфильме» в 9 утра: снимали «кабинет Глазова» из начала и середины картины с участием Миронова, Панкова, Пяткова и Ковальской. Съемки продлились до 19.30, но Миронов уехал раньше – вечером ему предстояло играть в «Ревизоре». На этом его участие в съемках фильма «Особых примет нет» временно прекратились, и он целиком сосредоточился на спектаклях.

17 декабря Миронов с утра был на репетиции, а вечером играл в «Маленьких комедиях большого дома». 20-го это было «Горе от ума», 21-го – «Ремонт», 23-го – «У времени в плену», 24-го – «Клоп», 26-го – «Женитьба Фигаро», 28-го – «Клоп».

В предверии Нового года телевидение побаловало зрителей водевилем «Соломенная шляпка» (21.30).

1978

Уже 1 января 1978 года Миронов вышел на работу: вечером он играл в «Горе от ума». В эти же самые часы многомиллионная аудитория уселась перед своими телевизорами, чтобы насладиться игрой Миронова и его коллег по Театру сатиры в телеверсии спектакля «Маленькие комедии большого дома» (20.30).

В следующий раз Миронов вышел на сцену 3 января – он играл в «Женитьбе Фигаро». И опять в это время по ТВ шла премьера с его участием – показывали телеспектакль В. Фокина «Между небом и землей», где Миронов играл джазового музыканта Климова. По поводу этой работы актера критик В. Кичин писал:

«В телеспектакле Валерия Фокина „Между небом и землей“ по повести Виктории Токаревой „Ехал грека…“ Миронов попробовал себя на поприще литературного театра – по сути, прочитал эту повесть о человеке, который всегда был в центре всеобщего внимания и в одночасье стал никому не нужным: пришла ложная весть о его гибели в авиакатастрофе, и, вчера незаменимый, он легко оказался забытым, его места дома, в семье и на работе, в джазе, где он играл – уникальный и единственный, естественно и бесшумно заполнили другие.

Миронов прочел повесть с экрана, партнеры лишь подыгрывали, обозначали других героев, главная нагрузка падала на чтеца и исполнителя ведущей роли. Эстрадная природа литературного театра вообще делает контакт актера с публикой интимнее и доверительнее – Миронов и обращался с экрана словно бы от себя, это было его размышление о суете, заглатывающей нас всех без остатка, и о том, какой трагически ложной бывает мнимая значительность этой суеты, как легко прожечь свою жизнь впустую…»