Однажды в Челябинске. Книга вторая - Петр Анатольевич Елизаров

внушительнее, суровее и устрашающе. А в глазах его, помимо испепеляющей ярости, стало проглядывать уныние, словно что-то его гложет.

– Я могу взять свою футболку?

– Можешь, – разрешил я.

Малкин остался голым выше пояса, пристально взглянув на Никиту, что выдернул футболку из его рук.

– Холодно, – обнял себя руками Тоха.

– Терпи. Мухин с Костицыным вон стоят. И ничего. Не трясутся.

Я продолжил вглядываться в ряды. У кого-то невооруженным взглядом заметны следы вчерашней попойки, у кого-то – не слишком явно. Временами в ноздри залетал разномастный запашок выпивки, словно в цехах завода по производству алкогольных напитков. Степанчук легко мог выкупить таких, отчего придется объясняться всем без исключения. Мне же в таком случае можно прощаться с репутацией и местом. Так что пусть пацаны умоются и освежатся, плотно позавтракают – глядишь, с обликом станет получше.

Дальше взгляд пал на Артура Гайтанова, чересчур сильно хмурившего брови:

– Артурчик, чего ты весь в зеленке измазан?

– Получил травму в темноте – хотел обработать.

– Боюсь спросить: травму чего? – поинтересовался я. – В нос, что ли, дали? – Артур странно покосился на соседей по комнате, что еле сдерживают смех. – Или ты первее всех уснул? – уточнил я.

После моей фразы Серега Соловьев неистово заржал. Гайтанов хотел броситься на него с кулаками – он сильно-сильно их сжимал и так же сильно себя останавливал, дабы не сорваться на провокатора.

– Я тебе отомщу, выблядок, – прорычал Артур в сторону Соловьева.

Я приметил пятна от зеленки на футболке Гайтанова и на его руках.

– Не все ведь остальным позориться, верно? Давай уж глянем, что там Соловей намалевал, – Гайтанов залился краской, когда остальные даже строй нарушили, чтобы поглазеть на него. – Футболку приподними.

– Давай, Гайтан, все свои, – корячился на коньках Брадобреев, подбадривая товарища.

Артур задрал футболку. На его смуглом торсе жирными буквами зеленкой написали: «ДЕРГАТЬ ТУТ». Зеленая стрелка от надписи показывала вниз, утопая в растительности ниже пупка.

– Красава! – дал пять Соловьеву Кошкарский.

– Правый кулак разожми. Не левый, а правый, – настаивал я.

Команда залилась хохотом, ибо Серега нарисовал Артуру на ладони пенис с мохнатой мошонкой.

– Ты прямо-таки заморочился, Соловьев. Непревзойденный мастер.

– Онанизма он мастер!

– Хрен теперь отмоешь, – лыбился Сергей.

– Точнее, хуй! – уточнил Брадобреев.

Гайтанов замахнулся на Соловьева. Тот мигом ретировался с тупым гоготом за угол.

– Прям как кот: нагадил и в кусты. Со своего органа срисовал, небось?

– Маловат, – в шутку бросил Богдан.

– А ты почем знаешь? – спросил я Чибрикова. – И где только зеленку нашли… Так, а ты чего такой замученный, Богдан? Тебя в темноте с вантузом перепутали?

Богдан лишь скорчил недовольную рожу.

– Где у меня Смурин?

– Вот я, – отозвался Сергей.

– Ай, ты всегда спросонья такой страшный? Как водяной прям. Накинь на лицо тряпку и вернись в строй.

– Воды вчера перепил. Вот и опух чутка, – оправдывался Смурин.

– Говорю же, водяной. А подобные отмазки годятся только для утренней зарядки.

– Товарищ командир! – внезапно выкрикнул Абдуллин. – Есть ли возможность выдать нам еще дополнительный часок сна? Вчера день был так себе.

– Ты совсем припух, Абдуллин?!

– Дельное же предложение, нет? – Тема вертелся в поисках поддержки.

– Будешь базарить, зарплату сухарями получишь. А ты чего, Митяев, свитер свой игровой напялил? Забыл свою фамилию?

– Не угадал. Хотел вот выйти без всего. Только не хочу лишний раз свой пресс светить, чтоб парни не комплексовали сильно, – все мигом глянули на выпендрежника и прощупали свои кубики на животе, а Брадобреев даже футболку приподнял и, показав Арсению язык, постучал по своим мышцам, дабы кореш убрал свою высокомерную улыбочку.

– С тобой все ясно. Ты в своем репертуаре. Шабашкин, ты чего так вылупился на Пашкин пресс? Рот закрой, а то слюнки потекут. Брадобреев, аккуратнее теперь в душе.

Кого я еще не охватил? Взгляд мигом пал на капитана. Андрей Волчин нарядился в зимнюю куртку и шапку.

– Ну что, капитан?! – я не упускал ни единого шанса кольнуть золотого медалиста Волчина. – Распустил команду донельзя. Засунул ответственность, рассудительность и здравый смысл в задницу?! Напрашиваешься на то, чтобы возглавить колонну, идущих на хер?! Ты бы отлично смотрелся в роли ее лидера.

– С точки зрения элементарной эрудиции, – завернул в ответочку Волчин, – каждый локальный индивидуум стремится мистифицировать абстракцию, но ни в коем случае нельзя пренебрегать тенденциями парадоксальных иллюзий, а также мотивировать критерии абстрактного субъективизма. Так как твой потенциальный уровень в сухом остатке равен нулю и стремится к минус-бесконечности, дальнейший беспредметный разговор считаю бессмысленным.

– Чего он сейчас сказал? – задался вопросом Бречкин.

– Он назвал меня дураком. А я назвал его безответственным и напыщенным индюком. Кого здесь не хватает, капитан? Все на месте?

– Филиппова нет, – доложил Волчин.

Я, памятуя о вчерашней драме, заволновался, мельком глянув на Бречкина.

– Где же у нас Филиппов? – спросил капитана я.

– Я могу его найти, – вызвался Костицын.

– Ты собственную задницу в штанах не найдешь, Толя. Вернись в строй, – произнес я и обратился к Волчину. – Позор капитану. Распустил всех.

Из строя с серьезными лицами вышли ночные стражи порядка в общаге – Дима Коротков и Никита Глыба. Они отвели меня к Филиппову. Неожиданные открытия продолжились.

– Почему он связан? – взглянул на лежащего Филиппова я. – И почему в его ротовой полости носки?

– Это кляп, – пояснил Глыба.

– Это не подводит нас к разгадке, – намекнул я, размышляя о том, что Филиппов, видимо, всех хотел сдать, но не тут-то было.

– Привязали его. Фанат ролевых игр, видите ли. С садомазо завязал, коль травмировался, – хохмил Брадобреев, хотя и сам в шоке от увиденного.

– С кем же он хотел поиграть? Сам с собой? Или с тобой, Брадобреев?

– Свят, свят, свят.

Я посмотрел на Короткова:

– Твоя версия.

– Буянил.

– Смысл ему буянить? Газировкой отравился?

– На Бречкина кидался.

– Понимаю его, – ответил я.

В разговор включился и сам Леша Бречкин:

– Елизаров, ты вроде что-то там говорил: мол, устал и все такое. Может, тебе реально отдохнуть, съездить куда-нибудь? В челюсть, например?

– Ясно, – взглянул на него я. Медальон Бречкина лежал у меня в кармане. – Дима, Никита, приведите Филю в чувство. А то Степанчук расстроится. Остальных прошу обратно в холл – нужно перетереть кое-что, – все недвусмысленно переглянулись.

Спустя некоторое время Глыба с Коротковым достучались до спящего Антона и освободили его от оков. Парень спокоен как удав (в отличие от ночи) и искренне не понимает, почему его связали. Говорит, что ни черта не помнит, а голова трещит как после рок-концерта: либо врет (подумал о содеянном и отложил месть Бречкину на потом), либо зелье Озерова в алкоголе так на него подействовало.

– Степан, ты чего