Наваждение - Вениамин Ефимович Кисилевский

часов поездом до станции Иланская, оттуда до той деревеньки Груздево уже рукой подать. Тем более, что в Красноярске его будут встречать, шеф звонил редактору местной газеты, пакет какой-то передал. И время рассчитано, только бы рейс не задержали.

Ожили, тяжко загудели невидимые двигатели, сотрясая мелкой, гоночной дрожью исполинскую тушу самолета, Васильчиков глянул на часы. Даже на четыре минуты раньше срока. Это показалось хорошим предзнаменованием, и снова выщелкнулось откуда-то из глубины то радостное, нетерпеливое возбуждение, расплескавшееся в нем, когда покидал редакторский кабинет. «Живы будем — не помрем!» — пришла вдруг на память залихватская присказка, и Паша приосанился, заговорщицки подмигнул идущей по проходу симпатичной стюардессе.

Мама заблуждалась, погода в Красноярске была отменная — не намного холодней, чем в Москве, сухо и безветренно. Паша спустился по трапу, двинулся в стайке других пассажиров к поджидавшему их автобусу. И поймал себя на том, что дышит медленно и глубоко, словно дегустирует таинственный своей отдаленностью и новизной таежный воздух. Отчего-то мнилось, что не иначе как таежный, хотя ничто вокруг даже о чахлом лесочке не напоминало. Еще удивило, как низко для разгара дня висит над горизонтом солнце. Вспомнил о четырехчасовой разнице во времени, снова потешился, как далеко от Москвы умудрился забраться. Пока все катилось гладко, лишь одна тень набегала на незамутненный северный небосвод — не слишком ли юным и розовощеким покажется он, матерый столичный журналюга, местным собратьям. Кстати, — трепыхнулась вдруг мыслишка, — а как его опознает встречающий коллега? Да и встретят ли вообще? — пакет ведь от шефа передать нужно.

Зря беспокоился — когда Паша одним из первых, налегке, со спортивной сумкой через плечо, вошел в здание аэровокзала, увидел за турникетом среди немногочисленных встречающих высокого усатого парня, державшего бумажный листок с аккуратно выведенным словом «Васильчиков». Но тот, однако, каким-то непостижимым образом «вычислил» среди прочих московского гостя, приветственно замахал над головой ладонью. Паша тоже в ответ замахал и разулыбался, встретились и пожали друг другу руки так радушно, точно давно и хорошо приятельствовали.

— Славка, — представился усатый, крепко встряхивая Пашину руку.

И что назвался он Славкой, не Славой, еще больше расположило к нему Пашу.

— А я — Пашка, — счел необходимым подыграть Васильчиков. Польстило ему и то, что этот Славка лет на восемь-десять был постарше, наверняка около тридцатника.

Пока выходили на привокзальную площадь, Паша успел задать самый трепетный для себя вопрос — действительно ли объявилась тут груздевская Ванга, знаменитая ведунья да вещунья. Славка ответил уклончиво — сам-де с нею не встречался, врать не станет, но слухи такие бродят. И Паша решил не пытать его дальше, прежде всего потому, чтобы загодя не разочаровываться, не расстраиваться, если все одними лишь слухами обернется.

— А кто письмо написал? — спросил Славка.

— Мать парня, в Чечне воевавшего. Ей похоронка пришла, а эта баба Ксеня сказала, что жив он, в подвале каком-то сидит с двумя другими. Так потом и оказалось, в точности. А сестру ее баба Ксеня от рака излечила, все доктора уже отказались. И еще кучу всяких чудес расписала, на трех листах, я тебе почитать дам. Смену правительства день в день, говорит, предсказала, даже обрисовала, как новый выглядит, представляешь? А главная заморочка — знает, кто будет новым президентом, только называть не хочет. Любопытная, одним словом, бабуся, есть из-за чего в такую глухомань переться.

— И вы там в престольной всему этому поверили? — ухмыльнулся Славка.

— Шеф у нас мужик тертый, на дохлого червячка не клюнет. Раз меня, — на этом слове будто бы случайно сделал ударение, — послал, — значит, унюхал что-то. — И дабы уйти от скользковатой темы, озабоченно посмотрел на часы: — Не опоздаем на поезд? Далеко отсюда железнодорожный вокзал?

— Вокзал отменяется, — дернул усами Славка. — Куда ты попрешься на ночь глядя? Это ж тебе не по Арбату шлендрать. У меня переночуешь, завтра с утра и отправишься. — Заметил протестующее движение Пашиного плеча и добавил: — Я сейчас один, жена с дочкой родителей навещает, так что не тушуйся.

Паша не пожалел, что согласился. У Славки оказалась машина, старенький «жигуленок» первой модели, но еще крепенький, надежный, захотел показать москвичу город. Был Славка местным уроженцем и большим патриотом, рассказывал охотно, интересно, с художественными подробностями, ревниво присматриваясь, какое впечатление производит на столичного гостя его обожаемый Красноярск. Паша добросовестно вертел головой, в голос восхищался, и вовсе, кстати, не для того, чтобы потрафить заботливому хозяину. В самом деле было на что поглазеть, а когда перебирались на левый берег по роскошному мосту через Енисей, восторженно присвистывал и цокал языком. Вечером, по-русски, на кухне, засиделись допоздна, распили бутылку водки, переговорили обо всем на свете, и давно уже Паше, пьяненькому и разомлевшему, не было так хорошо, легко. Рано утром, едва развиднелось, Славка, на удивление бодрый и свежий, с трудом растолкал опилочного, утробно мычавшего гостя, и только под душем расклеившийся Паша, что называется, оклемался.

Заботливости красноярского собрата не было границ. Он заставил Пашу съесть яичницу, напоил крепчайшим чаем, отвез на вокзал, позаботился о билете, посадил в вагон и не покидал перрон, пока протиснувшийся в окно и отчаянно размахивавший руками Паша не скрылся из вида. А растроганный до слезливого насморка Васильчиков сотрясал кулаками и орал, что ждет его у себя в Москве и обязательно убьет, если тот в ближайшее время не объявится. Лишь когда благодетель Славка сделался неразличимым, Паша обессиленно рухнул на сиденье и неожиданно вспомнил, что за всеми этими делами так и не отдал покоившийся в сумке пакет шефа. Ничего, — утешил себя, — позвонит на обратном пути из Иланской, чтобы вышел к поезду. Благо, телефон Славкин в записной книжке нацарапал. Нет, подумал, худа без добра, еще разок на четверть часа встретятся, покалякают. Уставился в окно, меланхолично созерцая проплывавшие за ним темные, прокопченные железнодорожные строения, и не заметил, как заснул. Разбудила проводница, бесцеремонно подергав за воротник куртки:

— Вставай, парнишка, к Иланску подъезжаем.

«Парнишку» Васильчиков молча проглотил, забросил на плечо сумку и направился к выходу.

Иланская оказалась довольно большой станцией, с забитыми вагонами путями и добротным старым вокзальным зданием. Паша зябко поежился — то ли похолодало сегодня, то ли после неудобного сидячего сна. Часы показывали двадцать минут восьмого, вспомнил, что не перевел стрелки на местное время, заодно сообразил, отчего все время в сон тянуло. Обязательный Славка дал ему номер телефона и адрес местной газеты, где работал его однокашник, но Паша решил время понапрасну не тратить, добираться до Груздево своим ходом. Выбрался на привокзальную площадь, отыскал автобусную остановку. Две немолодых