Лукашенко. Политическая биография - Александр Федута

За эту перепечатку Ивашкевича осудили па два года «химии», как называют в обиходе принудительные работы.

Такой же была судьба и редактора газеты «Пагоня» Николая Маркевича389.

«Конкретно мне инкриминировали три статьи из газеты "Пагоня" от 4 сентября 2001 года, — вспоминает Маркевич. — Первая статья — это авторский материал журналиста Павла Можейко, где был задан риторический вопрос: разве я могу поддержать человека, который уничтожает своих политических оппонентов, убивая их? В этом вопросе усмотрели обвинение президента Республики Беларусь в убийствах. Хотя в самой статье были лишь размышления журналиста о том, каким должен быть президент Республики Беларусь.

Второй эпизод вообще смешной. Были опубликованы частушки безымянного автора, и среди этих куплетов нашлись четыре, которые звучали так:

Абяшчаў народу я,Што пагібнет мафія.Можаце мяне паздравіць —Мафію рашыў вазглавіць390.

В этом безымянном и безадресном художественном произведении гродненские прокуроры узрели обвинение именно Александру Лукашенко в создании преступной группировки и "возглавление" ее».

Николай Маркевич также был осужден на два года «химии».

К слову, это было не первое стихотворение, за публикацию которого автору пришлось отвечать перед уголовным судом. Пятого апреля 1996 года Генеральный прокурор Республики Беларусь санкционировал содержание под стражей поэта Славомира Адамовича391. Поводом к этому послужило его стихотворение «Убей президента», в котором усмотрели призыв к убийству не названного по имени главы не названного же государства.

Но если за поэтов и редакторов общенациональных газет есть хотя бы кому вступиться (пусть даже в большинстве случаев и безрезультатно), то судьба газет и журналистов в белорусской провинции намного хуже.

Свидетельствует Жанна Литвина392, председатель Белорусской ассоциации журналистов:

«В провинции газеты остаются один на один с властью. Там они — заложники чиновника и его произвольной трактовки законодательства. И как результат — региональная пресса вводит самоцензуру. Даже самый прогрессивный редактор очень долго думает, как ему подать, разместить ту или иную информацию под угрозой закрытия газеты.

Первые четыре года своего правления Лукашенко, а за ним и его приближенные гордо говорили: у нас не убит, не посажен в тюрьму ни один журналист, не закрыта ни одна газета. На пятом году они этого уже не говорили: все в Беларуси знали, что накануне каждой избирательной кампании у нас закрываются под разными предлогами несколько крупных негосударственных СМИ, что исчез без вести оператор ОРТ Дмитрий Завадский, что судебные обвинительные приговоры журналистам вошли в практику и стали почти привычными.

По словам уполномоченного по свободе слова ОБСЕ Миклоша Харашти, Беларусь — единственное из 55 государств, входящих в ОБСЕ, где журналистов судят за высказывания о главе государства. А политика министерства информации? В 2004 году было вынесено 160 предупреждений 81 периодическому изданию. Причем в 25 случаях предупреждения и решение о приостановлении выхода издания принимались одновременно. Так власть демонстрирует, что может закрыть газету в любой момент».

Постоянно уверяя, что оппозиционные газеты можно купить даже в резиденции президента, Александр Лукашенко старательно позаботился о том, чтобы их могли прочитать как можно меньше людей. Большинству библиотек запретили выписывать эти газеты, государственная почта установила для них тарифы значительно выше, чем для изданий, дотируемых из бюджета. А рекламодатели хорошо знают, что связь между размещением рекламы в негосударственном издании и «наездами» государственных контролеров и налоговой инспекции — самая непосредственная.

«Трудно понять, — размышляет Петр Марцев, — почему Лукашенко вообще не плюнул на так называемую "независимую" прессу? Казалось бы, какое ему дело до маленьких газетенок, совокупный недельный тираж которых впятеро меньше дневного тиража одной "Советской Белоруссии"?»

Марцеву заочно отвечает публицист Евгений Будинас:

«Помню, главный идеолог Администрации Заметалин спросил меня, почему наши независимые журналисты так безжалостно шпыняют главу государства. Такого, мол, нет даже в России. "Сами и провоцируете, — ответил я. — Ельцин газет не читает, он мужик крепкий, с устойчивой психикой, к тому же успешно снимающий стрессы по известному русскому рецепту. Стакан водки всегда обеспечивает защиту от критических выпадов. Зная это, его помощники самым старательным образом ограждают "шефа" от неприятных и раздражающих публикаций. У нас все наоборот: президент человек нервный, к критике болезненно восприимчив. А вы ему еще и подсовываете все, что поострее. В итоге он всех активных журналистов знает по именам. И с каждым сражается. Это-то всех и заводит. Шутка ли, сам президент обиделся! Вот вам и информационная война"».

К началу очередной предвыборной кампании Лукашенко взял вверх в этой войне.

Информация, которую он считал вредной для себя, стала доступна лишь небольшой части электората, и без того, впрочем, готовой голосовать против него.

Очевидная слабость оппозиции и старательно проведенная блокировка информационного пространства, казалось, обеспечивали и Лукашенко, и его ставленникам уверенную победу и спокойную жизнь.

Но самым неожиданным образом это спокойствие было нарушено.

Противник — и на сей раз вовсе не мнимый — сделал никем не предвиденный выпад, смертельно опасный для власти Лукашенко, буквально загонявший президента в угол и создавший ему множество проблем.

Глава вторая. Есть человек — есть проблема

Гончар атакует

Атмосфера страха, которую Лукашенко старательно нагнетал в стране, поглотила не всех.

Он знал, что есть по крайней мере один человек, который представляет для него действительно серьезную опасность. Который будет вновь и вновь пытаться расшатать, сломать, уничтожить выстроенную им систему. Который с самого начала — еще даже до своего ухода из правительства — воспринимал победу Лукашенко на выборах лишь как случайную удачу.

Этим человеком был Виктор Гончар.

Гончар действительно жаждал реванша — не личного даже, а реванша разума над случаем. И референдум 1996 года его не сломал. Он вообще не привык сдаваться и искал возможность доказать, что победа Лукашенко на референдуме — победа грубой силы и беззакония. А силу всегда можно победить разумом, так же как и беззаконие — законностью.