Сумеречный Взгляд - Дин Кунц

Мимо проехали пикап и сверкающий новый «Кадиллак». Водители покосились на нас.

— Давайте сядем в машину, — сказала Райа, поеживаясь. — Там нам будет тепло. К тому же в машине мы не будем выглядеть так подозрительно.

Кэти села за руль и повернулась так, что мне с заднего сиденья был виден ее профиль. Райа села на переднее сиденье рядом с ней.

— Я не могу продолжать просто так жить, как будто ничего не случилось, — сказала Кэти.

— Но ты должна, — возразила Райа вежливо, но настойчиво. — В этом-то и есть суть жизни — продолжать жить, как будто ничего не произошло. Само собой, не можешь же ты взять на себя роль спасительницы мира — не пойдешь же ты по улицам с мегафоном, крича на всех перекрестках, что демоны выдают себя за обычных людей и разгуливают среди нас. Все сочтут, что ты просто свихнулась. Все, кроме гоблинов.

— А уж они в два счета разделаются с тобой, — добавил я.

Кэти кивнула.

— Я знаю... знаю. — С минуту она молчала, затем жалобно произнесла: — Но... как я могу вернуться обратно в Нью-Йорк, обратно в «Барнард», не зная, кто человек, кто гоблин? Как я теперь смогу хоть кому-нибудь довериться? Как я смогу осмелиться выйти за кого-нибудь замуж, не зная наверняка, кто он? Может, он захочет жениться на мне, только чтобы мучить меня, чтобы иметь собственную игрушку. Ты понимаешь, о чем я, Слим, — так же, как твой дядя женился на твоей тете и принес несчастье и горе всей вашей семье. Как я могу иметь друзей, настоящих друзей, с которыми смогу быть открытой, прямой и честной? Понимаете? Мне хуже, чем вам, потому что у меня нет вашей способности видеть гоблинов. Я не могу отличить их от нас, поэтому мне будет казаться, что каждый — гоблин. И я буду так считать, потому что это единственное безопасное решение. Вы можете видеть их, отличать их от нашего рода, поэтому вы не одиноки, а мне придется быть одинокой, всегда одной, совсем одной, навеки и окончательно одной, потому что, если я доверюсь кому-то, это может означать мой конец. Одна... Что же это будет за жизнь?

Все, что она говорила, было очевидным, хотя я до последнего момента не отдавал себе отчет, в какой она ужасной западне. И выхода из этой западни не было, по крайней мере, так казалось мне.

Райа посмотрела на меня с переднего сиденья.

Я пожал плечами — не от безразличия, а от безнадежности.

Кэти Осборн вздохнула и содрогнулась, раздираемая отчаянием и страхом — двумя чувствами, которые нелегко испытывать одновременно. Последнее предполагает надежду, в то время как первое отрицает ее.

Помолчав еще с минуту, Кэти сказала:

— Я бы могла и мегафон в руки взять и попытаться спасти мир, даже если меня и упрячут в психушку, потому что я в любом случае туда попаду. В смысле... день изо дня, гадая, кто из окружающих меня — один из них, живя в постоянной подозрительности, — однажды за все это придется заплатить.

Кстати, даже и ждать недолго. Я быстро сломаюсь, потому что я по натуре экстраверт, мне нужно общение с людьми. Поэтому я очень скоро стану буйным параноиком и созрею для психушки. И меня туда упекут. А вы не думаете, что в штате любого подобного заведения, где люди заперты, беспомощны и легко могут стать игрушкой в руках персонала, должно быть полно гоблинов?

— Да, — ответила Райа, припомнив жизнь в детдоме, — несомненно. Да.

— Я не могу вернуться. Я не могу жить так, как должна бы жить.

— Есть выход, — сказал я.

Кэти повернула голову и поглядела на меня, больше с недоверием, чем с надеждой.

— Есть одно место, — продолжал я.

— Ну конечно, — подхватила Райа.

— Братья Сомбра, — сказал я.

А Райа пояснила:

— Ярмарка.

— Стать балаганщиком? — изумленно спросила Кэти.

Ее голос выдал легкое отвращение, на которое я нисколько не оскорбился и которое Райа, как я думал, тоже поняла. Мир нормальных всегда поддерживает иллюзию, что его общество — единственно верное. Поэтому он наклеивает на обитателей ярмарки — всех и каждого — ярлыки бродяг, общественных отбросов, неудачников, даже, возможно, воров. Мы, словно настоящие цыгане, пришедшие из Румынии, везде на плохом счету. И уж конечно, никто не станет получать две-три ученых степени в престижных университетах, приобретать глубокие познания в искусстве только для того, чтобы радостно забросить такое хлебное дело, как академическая карьера, ради жизни балаганщика.

Я не стал приукрашивать будущее, которое ждет Кэти Осборн, если она станет балаганщиком. Я выложил все как есть, чтобы она знала, на что идет, прежде чем принять решение:

— Тебе придется отказаться от преподавания, которое ты любишь, от научной жизни, от положения, которого ты добилась таким упорным трудом. Тебе придется войти в мир, почти такой же чужой для тебя, как древний Китай. Ты постоянно будешь замечать, что поступаешь, как нормальные, а разговариваешь, как простаки, поэтому остальные балаганщики будут с подозрением относиться к тебе, и тебе потребуется год или даже больше, чтобы полностью завоевать их доверие. Твои родные и друзья никогда тебя не поймут. Ты станешь белой вороной, объектом жалости, насмешек и бесконечных пересудов. Может статься, ты даже разобьешь родительские сердца.

— Точно, — подтвердила Райа, — зато ты сможешь присоединиться к братьям Сомбра и будешь знать, что среди твоих соседей и друзей нет гоблинов. Слишком многие из нас, балаганщиков, стати изгоями потому, что мы можем видеть гоблинов, и потому нам нужно убежище. Когда кто-то из них приходит к нам не как простак, который решил потратить свои денежки, мы расправляемся с ним быстро и без шума. Так что ты будешь в безопасности.

— Настолько в безопасности, насколько это возможно в этой жизни, — добавил я.

— И сможешь зарабатывать себе на жизнь. Для начала можешь поработать на нас со Слимом.

Я добавил:

— Со временем сможешь отложить достаточно денег, чтобы завести пару собственных аттракционов.

— Точно, — сказала Райа. — Зарабатывать будешь побольше, чем преподаванием, — уж это точно. А со временем... ну, ты основательно позабудешь мир «правильных», из которого пришла. Он будет казаться тебе очень далеким и даже малореальным, почти что сном, дурным сном. — Она потянулась к Кэти и положила руку на ее руку, успокаивая ее, как женщина женщину. — Я тебе гарантирую, когда ты станешь настоящим балаганщиком, внешний мир будет казаться тебе ужасным и унылым. Ты будешь удивляться, как ты там вообще жила и как ты вообще могла думать, что такая жизнь предпочтительнее, чем жизнь в мире бродячей ярмарки.

Кэти кусала нижнюю губу. Она вымолвила:

— О боже...

Мы не могли вернуть ей ее прежнюю жизнь, поэтому мы дали ей единственную вещь, которую могли дать сейчас: время. Время, чтобы подумать. Время, чтобы приспособиться.