Филумана - Валентин Шатилов

И тут же под лучами солнца блеснула ртутная пленка, охватившая его руку. И продолжение руки – веревку Но по веревке ртутный скафандр забрался недалеко. Самое большее – на метр. Этот метр и был отмечен разрезом.

Каллистрат вытянул из песка то, что осталось.

– Ну что? – спросил Михаил, поднимаясь на бережок.

– Как раз по этот… по скафандр, – сообщил Оболыжский.

– Так это скафандр ее и режет! – весело объяснил мой супруг. – Он же полностью меня покрыть должен, чтобы защитить?

– Края скафандра смыкаются на веревке! – воскликнула я.

– Да, любовь моя! Чик – и сомкнулись. Как ножичком!

– Вот и раскрыт секрет обрезанных концов… – сообщила я, не боясь двусмысленности сказанного – кто из присутствующих мог эту двусмысленность понять? – Только что нам с этого? – Теперь мы можем спокойно гулять по дну, – улыбнулся муж. – С чего вдруг? Ведь ничего не изменилось! Мы, конечно, нашли злодея с бритвой – им оказался скафандр. Но он же все равно будет резать. И ему совершенно не важно – знаем мы об этом или нет.

– Радость моя, а кто меня учил пословице: «Знание – сила»? Раз мы знаем, то можем принять необходимые меры. А мера одна – веревка все время должна находиться снаружи скафандра.

– Мы должны обвязаться только после того, как окажемся в скафандре! – наконец сообразила я.

– Умница! – похвалил муж. – Вперед и вниз!

Но в этот день мы так ничего и не нашли.

А на следующее утро нас поджидал сюрприз. Очень неприятный. В виде дохлых мышей. Дохлых крыс. И совершенно не подходящих для жизни в каменном кремле полевых хомячков и сусликов. Они вылезали из неведомых нор и гибли прямо посреди комнат. Сверху на кремлевские дворы слетались птицы, которые, не успев сесть, тут же валились на бок и, дернувшись, замирали навсегда.

– Нам все-таки объявили бактериологическую войну, – мрачно констатировала я, глядя в окно на множащиеся горы трупиков. – Теперь о мирных переговорах можно забыть. Вариантов только два. Или они нас, или мы их. Если успеем. Надо распорядиться о противоэпидемических мероприятиях.

Распоряжения были следующими: всех, кого можно, срочно удалить за стены. Остальным рот и нос повязать чистой тряпицей, которую регулярно менять. Трупики убирать, не прикасаясь к ним. Мыть все только кипятком и даже руки – горячей кипяченой водой. Пить и есть только прокипяченное и проваренное. Вообще беречься как только можно. А большое, отдельно стоящее крыло жилых помещений кремля определить под будущий лазарет.

То, что в этом лазарете весьма скоро появятся больные, было несомненно. «Компьютер» из пустохляби, зацикливший-ся на сохранении статус-кво любой ценой, начал против нас тотальную войну на уничтожение.

Как назло, еще и погода резко переменилась. Пронзительный холод, стоявший на дворе еще вчера, сменился теплынью. Градусов пятнадцать, не меньше. Дерево, уныло стоявшее напротив окон нашей с Михаилом спальни, очнулось, раскрылись почки и даже начали появляться крохотные зеленые листики. Весна! Чтоб ее черти побрали… Теперь-то уж эпидемия развернется!

Быстро собрав по кремлю все веревочки, какие только можно было найти, я приказала делать новые. А мы с Михаилом занялись пустохлябью.

Идти решили по направлению к ее центру. Потому что если уж вся песчаная трясина была задумана всего лишь как хранилище для источника Божьей воли, то разумно было и размещать этот источник именно посередине.

Что совсем не близко. И дополнительная нагрузка – версты и километры страховочных веревок, тянущихся позади…

Все-таки это довольно мерзкое занятие. В кромешной темноте, на четвереньках, ползти неизвестно куда, понимая одно: вокруг – и справа, и слева, и сверху – только тонны песка.

Сам песок, правда, вел себя по-джентльменски – не мешал. И тяжесть его не ощущалась. По крайней мере до тех пор, пока мы не решались распрямиться. Вот тут он был категорически против.

Еще постоять в вертикальном положении несколько минут было можно – хотя тоже мало приятного. Потому что появ лялось ощущение неописуемой тяжести, будто песчинки вдруг вспомнили о том, что все-таки имеют вес. Их масса злобно каменела, из мягкой каши превращаясь в железобетонную стенку. И о том, чтобы в ней шевельнуться, нечего было и думать.

Вскоре мы с Михаилом прекратили всякие попытки подниматься и даже отдыхали, лежа на дне.

А дно было как дно.

С ямами и буграми, глубокими неожиданными рытвинами и препятствиями в виде каменных завалов. Некоторые завалы казались довольно свежими и состояли из острых, будто только что разломанных скальных пород. Откуда такое чудо? Даже если Киршагова пустохлябь существует всего несколько тысяч лет, ее донный рельеф должен был существенно сгладиться!

Такие завалы были опасны и еще одним – об их острые гранитные края могли легко перетереться наши хиленькие веревочки, сплошь состоящие из узлов. А вот это уж точно было ни к чему!

Мы ползли и отдыхали. И снова ползли, и снова ложились. Часов у нас не было, сколько времени ползем, мы определить не могли. Чувство голода тоже не посещало. Может, замечательный раскладной скафандр, который я знала под именем Филумана, обеспечивал не только дыхание?

Но бесконечная шелестящая тьма вокруг постепенно начала все-таки подминать под себя, Я ползла и ползла, а безнадежность затеянного нами предприятия начинала казаться все более несомненной.

В какой-то момент я даже испытала острое чувство унижения. Мне ли, княгине, заниматься таким, столь неподобающим делом?..

И потребовалось огромное усилие воли для того, чтобы это разлагающее переживание трансформировать в радостную уверенность скорой победы. Помогло только то, что я вспомнила: со мной такое уже было! Я уже пела сама себе дифирамбы, восхищаясь своей исключительностью. Значит, я опять прохожу где-то рядом с тем местом, где уже была раньше. И значит, цель – ровная площадка под крышей – уже близка!

Обрушивалось ли в это время и на Михаила чувство собственной вселенской значимости, оставалось неясным. Общаться мы никак не могли, а движения вперед он вроде не замедлял.

Однако и эта ставшая уже почти привычной стабильность бессмысленного ползания должна была когда-то кончиться. И она кончилась – в тот момент, когда раздвоенная веревка, держащая каждого из нас за пояс поверх скафандра, натянулась, останавливая движение. «

В Киршагском кремле иссякли запасы простыней, которые можно разорвать на ленты? Или веревка позади нас все-таки зацепилась за какой-то из камней? А может, наоборот, застряла в узкой шели? Впрочем, был вариант и другого рода: нас останавливают специально. Наши люди, оставшиеся на берегу, подают нам таким образом сигнал к возвращению.

В любом случае поступательное движение должно было прерваться.

Мы с Михаилом прилегли рядышком на ровном участке дна, отдыхая.

«Что ж, значит, и сегодня нам не повезло», – безразлично подумала я, как можно теснее прижимаясь к Михаилу. Его скафандр был на ощупь так же тверд, как любой булыжник, встреченный нами по дороге, но понимание, что за ним надежно упрятан родной и любимый человек, все-таки бодрило.

Вот он опять поднялся на четвереньки. За ним и я.

Поползли назад. Я – чуть впереди, держась за лежащую веревку. Михаил – позади. Он эту веревку скатывал в клубок.

А не бросить ли нам ее? Пусть бы лежала, где лежит!…

Но Михаил все катил перед собой постепенно увеличивающийся клубок, и объяснить ему мое предложение не было ни возможности, ни сил. Тем более что клубок рос довольно быстро, и через какое-то время мой супруг все равно не сможет его катить. И бросит.

Возвращение без победы всегда тоскливо, а когда окружающая обстановка еще добавляет тоски, то хочется забыться и отключиться.

Я практически и отключилась. Только удар по голове вывел меня из состояния прострации.

Когда ползешь на четвереньках, не видя ничего впереди, очень легко наткнуться на какой-нибудь камень. Ничего страшного. Надо просто обползти его, следуя за веревкой, и двигаться дальше.

Но это был странный камень. Он лежал прямо на нашей веревке. Может быть, он нас и остановил? Скатился, да и придавил наше несчастное вервие? Один только вопрос: а откуда он, собственно, скатился?

В меня ткнулась голова Михаила. Я посторонилась, чтобы он сам мог понять причину задержки.

Кажется, понял.

Постучал по моему правому плечу. А это что значит?

Подождал. Уяснил, что я не восприняла его сигнала, потянул меня за правую руку. Предлагает обойти этот валун справа?

Обогнул меня и полез направо. Таким образом получается. что я его правильно поняла.

Я поползла следом, придерживаясь пальцами за неровную поверхность валуна. И, не преодолев еще и метра, ахнула, насколько мне позволял скафандр, и замерла. Потому что рука моя провалилась внутрь. Не в щель, не в трещину, а просто в полость. В пустоту, где не было и намека на твердость камня.